Литмир - Электронная Библиотека

— Первая фаза, — произнес генерал, складывая карту. — Теперь необходимо сдержать немецкие полчища, идущие на выручку своим, отбросить их и вынудить к капитуляции окруженную армию.

IV

Вечером Осип Петрович и Вальтер Брентен поехали в Советский. Навстречу им попадались транспорты с продовольствием, склады боеприпасов и полевые кухни, укрытия для лошадей, грузовиков, повозок. Неуклюжая машина — громкоговорящая установка с двумя рупорами, точно гигантскими рогами, громыхала по ухабистым дорогам, направляясь к фронту.

Еще стояла тишина, но это было предгрозовое затишье. Когда машина поднималась на один из холмов, из-за придорожной насыпи при свете ракет можно было увидеть занятую фашистами Мариновку. Она была совсем близко. С точностью часового механизма невозмутимо поднимались в небо и летели в Мариновку реактивные снаряды.

— Приехал немецкий антифашист!

Новость передавалась с быстротой молнии от блиндажа к блиндажу.

Гвардейцы-минометчики вылезали из окопов. На той стороне фронта стоял «фриц», враг, вторгшийся в их страну с откровенным намерением поработить их, как он уже поработил многие народы, и вот пришел некто, тоже родом из Германии, и все же не «фриц».

Пока устанавливали перед немецкими линиями репродуктор, Осип Петрович и Вальтер Брентен отвечали на все вопросы красноармейцев. Вопросы эти были всегда одни и те же:

«Где товарищ Тельман? Он жив?»

«Как могут немецкие рабочие опустошать нашу социалистическую родину в интересах немецких капиталистов?»

Осипу Петровичу и Вальтеру предлагали табак, водку — «сто грамм», чтобы согреться. Вальтеру крепко пожимали руку.

— Вот чудеса! Немец — и не «фриц».

На другой день Советский опустел, точно вымер. На улицах не осталось ни одного грузовика, ни одного орудия, ни одного танка, ни одного миномета. Изредка проходили красноармейцы. Куда все девалось, Вальтер увидел, когда поднялся с майором Демковским, начальником политотдела дивизии, на холм, находившийся у самой околицы. Отсюда открывался вид на всю окрестность до Мариновки. На железнодорожной насыпи стояли огромные танки, замаскированные белыми полотнищами. По снежному ковру степи длинными рядами шли автоматчики в маскировочных халатах. В их, на первый взгляд, беспорядочных движениях был продуманный план.

Несколько молоденьких красноармейцев, работавших в политотделе, взбежали на пригорок. Они еще не заметили командиров и баловались на снегу — боролись, смеялись.

Командиры держали перед собой часы. Красная Армия переходила в наступление, чтобы предупредить попытку окруженного противника прорваться.

— Товарищ полковник! Девять часов, десять минут. Минута в минуту.

В то же мгновение заговорила артиллерия. Кругом в заснеженных низинах загремело, загрохотало. Из стволов орудий били длинные огненные языки. Оглушительный гул и рев сотрясали воздух. Через несколько минут над Мариновкой стояло громадное облако чадящего дыма.

Какой-то майор обернулся к Вальтеру Брентену:

— Переполох у них там начнется немалый. А если вы выйдете на Калачское шоссе, то увидите, что Манштейну надо быть готовым еще и не к таким сюрпризам.

ГЛАВА ШЕСТАЯ

I

Бой курантов услышали по радио и в большой комнате, которую Кат и Виктор занимали в Ташкенте, за тысячи километров от Москвы. У Кат собрались все немцы, жившие в доме; ее комната была самая просторная. Кто принес вино, кто — съестное, один лишь Альфонс Шмергель с сожалением признался, что как-то не подумал об этом, но быстро успокоился и стал усердно пить и есть вместе с другими.

Рольф Вольнер, художник из Дюссельдорфа, с женой которого Кат подружилась в Ташкенте, произнес тост, короткий и выразительный:

— За победу! Да здравствует тысяча девятьсот сорок третий год!

Кат мысленно докончила:

«За Вальтера! За бабушку! За всех товарищей в Германии!»

Они чокнулись и выпили под бой часов на Спасской башне Кремля, доносившийся из громкоговорителя.

С Виктором Кат чокнулась еще раз особо. Она сказала:

— Мальчик мой, пусть исполнится все, что ты задумал.

Кат гордилась своим большим сыном. Едва приехав в чужой город, он немедленно возобновил занятия в школе и быстро преодолел пробелы, возникшие из-за перерыва в учебе. С присущим ему упорством и настойчивостью мальчик наверстал упущенное и заканчивал десятый класс, чтобы в том же году поступить в университет.

Виктор улыбнулся матери и сказал:

— Если бы ты только знала, что значит это «все».

— Если бы я знала? — переспросила Кат.

— Что я задумал.

— Представляю себе, это, наверное, немало. Но ты добьешься своего.

— Надеюсь, — сказал он. И во взгляде его мелькнуло мечтательное выражение.

Вольнер и Шмергель заговорили о войне, о политике. Виктор стал прислушиваться. В те дни все были политиками и стратегами; каждый воображал, что может с точностью предсказать ход событий. Виктор не любил Шмергеля, который казался ему слишком нетерпимым, и с трудом выносил его нервозность и суетливость. Рольф Вольнер, типичный художник даже по внешности, был, на взгляд Виктора, гораздо умнее. Виктор знал, что и он происходит из буржуазной семьи. Но Вольнер был проще, естественнее, речь его была ясной и понятной, в нем не чувствовалось пресыщенности. Говорили о битве за Сталинград.

Шмергель был недоволен.

— Что это значит? Уже в ноябре кольцо окружения сомкнулось. Ну и что? Я спрашиваю… Почему на всех других фронтах?.. Когда даже американцы и англичане в Северной Африке… Я спрашиваю, откуда это затишье под Москвой, под Ленинградом?.. Я спрашиваю… Можно понять эту стратегию? Сталинград — ведь это всего лишь одна точка на фронте… Всего лишь точка… А там? Почему еще нет решающего сдвига под Ленинградом? Вы можете это понять?

Шмергель, как обычно, разгорячился. Он стоял с полуоткрытым ртом и, уставившись на Вольнера, ждал, что тот скажет.

Художник с трудом сдержал улыбку. Он скользнул взглядом по Виктору и ответил:

— Видишь ли, товарищ Альфонс… На твою критику, на твое нетерпение не знаешь, что и сказать.

— Оно и понятно! Понятно! — бросил Шмергель.

— Подумай — мы в Ташкенте. А Ташкент это не только райский уголок земли, а еще и город, в котором нам живется как в мирные времена. Пристало ли нам ругать красноармейцев за то, что они, по нашему мнению, недостаточно быстро побеждают?

— Значит, заткнуть себе рот? — воскликнул Шмергель. — Если так… Если я… Ну, хорошо… В таком случае я заявляю, что…

Виктор подошел к приемнику и перевел рычажок, чтобы усилить звук.

II

— Посидим немного, — предложила Кат, когда гости разошлись.

Виктор охотно согласился. Он нисколько не устал а с удовольствием просидел бы всю ночь.

Из Москвы передавали прекрасный ночной концерт; Кат, удобно усевшись в кресле, отпивала понемногу из рюмки красное узбекское вино, слушала музыку и мечтала. Виктор достал свои тетради и углубился в них.

Кат молча наблюдала за ним. Мальчуган за последнее время переменился. Скоро у него выпускные экзамены. Окончив школу, он поедет в Москву и поступит в университет. А она останется здесь… Не может же она бросить работу в редакции. Да и не хочет… Но остаться здесь одной — ох, нелегко ей придется!

— Мама, я хотел бы поговорить с тобой… об одном деле… Я собирался это сделать только через несколько дней.

Кат смотрела, как он теребит тетрадь и старается говорить возможно спокойнее.

— Видишь ли… Дело в том… Вот я сдам экзамены… И я не хочу ехать в Москву…

— Не хочешь? — с удивлением спросила Кат. — Почему же?

— Ты разумеешь университет, мама?

— Да, конечно…

— И я тоже. Но сейчас я не хочу поступать в университет. Только после окончания войны. Фашисты напали на Советский Союз, а я сижу и учусь — нет! Пойду добровольцем в Красную Армию, мама… Да и как может быть иначе?

85
{"b":"825831","o":1}