Он подбирает сферу, я подхожу поближе и читаю идеограмму на ней.

Название: Усиление реакции

Тип: мутация

Потенциал: простой

Краткое описание: позволяет незначительно усилить скорость и качество реакции обладателя.

Внимание! Использование предмета оказывает воздействие на психоэмоциональное состояние объекта. Будьте внимательны.

— Тоже неплохо, но и не пр̀ямо супр̀ем, — констатировал я. — Пр̀идержи у себя.

Реакция — это круто. Было бы редкого потенциала — посчитал бы огроменной удачей. А так, я уже читал, что простого потенциала штучки встречаются чаще всего и не особо ценятся в суперской тусовочке. Но если нет альтернатив, то это лучшее решение. Уж всяко лучше масок, пытающихся узурпировать власть над твоими мыслями...

Дальше я начал приканчивать зомби одного за другим. Скупые колющие удары в черепушки, а затем подтянулись дополнительные мертвецы с окрестностей. Так как я тут не один, пришлось разбираться со всеми.

Тринадцать мертвецов спустя, я направил своих подчинённых и пленную к месту побоища.

— Забер̀ите своих мер̀твецов, если не хотите, чтобы их сожр̀али, — сказал я красноармейцам. — А мы пока займёмся немцами.

Ахметов и Пришвин без лишних слов начали перетаскивать тела погибших соратников поближе к подъезду, а я собирал винтовки и автоматы, разряжал их и грузил на недовольную Шув. Пулемёты и боеприпасы пришлось брать на себя, но это приятный груз.

Из РККА погибло четверо, немцев же полегло гораздо больше, семнадцать, а потом я понял, что не все из этих фашистов являются немцами. Было ещё человек шесть непонятной национальности и непонятной формы.

— Это кто такие? — спросил я у Пришвина.

— Финны, — ответил тот. — Маннергеймовские выкормыши.

— У нас эта сука благополучно пер̀ежила войну... — вздохнул я. — А ведь военный пр̀еступник, каких поискать...

Восемь винтовок Кар98к, пять пистолетов-пулемётов МП-40, один пулемёт МГ-42, девять немецких гранат, а также всякие ништяки типа содержимого ранцев — всё это мы перетаскали в квартиру с красноармейцами. Потом Старонос не выдержал и ультимативно выделил мне ещё четверых бойцов, хоть я и отказывался. Риск того, что дрогнут и побегут от самого вида мертвецов — это раз, риск того, что лихо принесёт к нам шустряков — это два, непроверенные ребята, которых я увидел час назад — это три. Хотя, если настаивают, то что уж.

Людей принял и занялся перетаскиванием трупов немцев в подъезд ближайшего дома, где под временное трупохранилище была выбрана задрипанная однушка. Зомби кормить у меня желания нет, поэтому пусть лежат в запертой квартире, тихо гниют или мумифицируются, немцы и финны, мать их за ногу...

Легко отделались финны за Ленинград, ох, легко отделались. Блокада Ленинграда — это эталонное военное преступление. Простили. Военнопленных, сгноённых в концлагерях, и гражданских. Тоже простили. Но там большая политика, хотя, будь я там, и решай хоть что-то, у финнов бы возник острый комплекс вины, как у немцев. Было за что, но ввиду собственной малозначимости и никчёмности, Маннергейм отделался очень легко. Возможно, это у меня в голове сейчас слова бабушки, имеющей точно такую позицию по этому вопросу, но я даю себе отчёт, что это не идеологическая подковка, а банальное «око за око» — наверное, от этого я не очень хороший человек.

Избавившись от трупов, я прошёл к советскому лёгкому танку.

— Это что за машина? — спросил я у идущих рядом Ахметова и Пришвина.

— Т-70, — ответил Пришвин. — Выгорел дотла, там нет ничего полезного.

Да, в корпусе здоровенная пробоина с широкой трещиной, металл закопчён, башня свёрнута, видно, что танк взорвался и интенсивно горел.

— А вот в «Пантер̀е» я бы посмотр̀ел... — решил я.

Танк перенесло к нам несколько странно, только передней половиной. Двигательный отсек до нас не добрался, как и задняя часть башни. Срез гладкий, но не ровный, а будто бы волнообразный. Пантера стояла на краю зоны переброски, что отчётливо видно по радикальному изменению асфальта и даже придорожного грунта, покрытого, почему-то, опавшей листвой.

— Ох, энфан де пют! — различил я интересные штуки внутри танка. — Кто-нибудь р̀азбирается, как можно вытащить эту штуку?!

В танке остались курсовой и спаренный пулемёты. Курсовой в корпусе, а спаренный в башне. Патронов к ним должно быть просто дохрена!

Подбегаю к танку, хватаюсь за приклад башенного пулемёта, но он прикручен намертво. Начинаю лихорадочно соображать и интенсивно щупать станину.

Обнаруживаю три болта, снимаю со спины рюкзак и ищу там набор ключей. Надеюсь, у немцев маркировка как у нас, а то придётся искать танковый ЗИП.

Но мои ключи, тоже, к слову, германские, прекрасно подошли к этому танку. Болты оказались на 10, я быстро выкрутил их и понял, что я форменный затуп, ведь я открутил саму станину от шаровой установки. Впрочем, вытащить теперь можно, и ладно.

Патроны обнаружились в боковых рамках на башне, сразу лентами в жестяных коробах. Вдобавок к ним ещё целых четыре сменных ствола в наличии!

— Всё в дом, всё в дом! — передавал я коробы и стволы красноармейцам. — У нас дефицит, любые боепр̀ипасы в кассу!

Снаряды тоже было решено забрать, хотя у меня вызывали большое опасение те, что были разрезаны переносом. Мы решили их просто не трогать, чтобы не херакнуло ненароком.

Пробираюсь на место стрелка-радиста, где вижу ещё один пулемёт, но он установлен на другой станине, сильно отличающейся от башенной. Нелогично, но кто я такой, чтобы выёживаться на профессионалов?

Крутить пришлось уже четыре болта, причём на 12, что тоже слегка нелогично с точки зрения унификации. Нет, не могу не выёживаться на профессионалов! Почему не воткнуть две одинаковые шаровые установки?

Второй пулемёт МГ-34 покинул своё логово, а боеприпасы к нему покинули свои лотки. Удобно, что сразу в лентах.

Дальнейший обыск вознаградил меня четырьмя магазинами к МП-40, а также двумя гранатами, но не колотушками, а какой-то хернёй в форме яйца. Я такие гранаты видел в советских фильмах, но слабо представляю себе, как это должно работать.

По ходу не пренебрегаю уничтожением мертвецов, время от времени выходящих к нам, по памяти о былой стрельбе.

Заканчиваем с разграблением имущества фюрера и возвращаемся в квартиру.

— Мы тут воды попили из крана... — встретил меня старший сержант Старонос.

— Ты будешь смеяться, но это не моя квар̀тир̀а, — усмехнулся я. — Пейте, ешьте, если что-то найдёте, на здор̀овье! Но быстр̀ее, потому что скор̀о мы воор̀ужаемся и выдвигаемся.

Самое классное в немецких МГ-34 — это то, что они реальное единые^[26], без шуток. Освобождай из креплений и стреляй, он почти ничем не отличается от пехотных образцов. Будущее, насколько я знаю, внесло свои коррективы: электроспуски, чтобы не перенапрягаться затворы дёргать, более толстые стволы, чтобы стрелять долго и без необходимости срочно охладить траханье, и так далее, так далее.

Два пулемёта — это нешуточное усиление нашего отряда. Эх, если бы ещё зенитный на башне стоял...

Вооружили пулемётами двоих наиболее умелых, неких Пашиняна и Григорьева, придали им по второму номеру, распределили трофеи по рабочим спинам, после чего дёрнули в путь.

— Нам нужен тр̀анспорт, — произнёс я, потирая подбородок. — Но на легковушке девятнадцать человек никуда не пр̀ивезёшь...

Достаю сигарету и зажигалку. Закуриваю, Шув недовольно морщится.

— Гор̀е побеждённым, — усмехаюсь я.

— Пошёл ты, — ответила та почти беззлобно.

— Имейте в виду, что она военнопленная, — посчитал я нужным сообщить всем присутствующим. — Как только мы добер̀ёмся до Коммуны, она отпр̀авится в тюр̀ьму, а затем пр̀едстанет пер̀ед коммунистическим судом, самым гуманным судом в мир̀е. Смотр̀ите за ней, может попытаться сбежать.

— Учтём, — ответил старший сержант Старонос. — Веди нас, француз. И не забудь рассказать потом, что это за странные фокусы у тебя с маской и одеждой.