Так вот, прошёл я к той заветной калиточке – она туда выходит, где и собака редко бродит, а человек тем более, – чуть не в кустах, у подножия оврага. Нажал на нужную кнопку и башку повернул туда, где камера на меня должна глядеть. Через некоторое время щёлкнул замок, и я прошёл внутрь проволочного коридора, густо оплетённого бешеным огурцом. Калитка тут же закрылась, и открыть её изнутри уже не представлялось возможным. Неширокий проход, выложенный тротуарной плиткой, в длину был не более двух метров и упирался в массивную деревянную дверь. Я потянул за ручку с медным набалдашником, шик позапрошлого века, дверь абсолютно бесшумно распахнулась, и я очутился в тёмной прихожей с запахом старых сельских домов преклонного возраста.

– Почему опоздал? – Голос у Беса всегда спокоен: никогда не поймёшь, что за настрой у него, аж завидно мне за его выдержку.

– Ситуация у меня была, Лысого привлёк. – Говорю, а сам в угол кошусь, на кресло-качалку, там шеф частенько сиживает, нас поджидая. И сейчас там же сидел, глаза прикрыв. Перед ним на столе стоял небольшой ноутбук. Бес больше ни слова не сказал, но чувствовалось, что мой ответ его не удовлетворил, и я продолжил: – Прицепился один тип, пришлось стряхнуть его с хвоста.

– Смотри, если кто за вами сюда притащится…

– Обижаешь, я ведь не несмышлёныш какой-нибудь.

– Был бы смышлёный, ситуации не возникло бы. – Бес открыл глаза и в упор поглядел на меня, точно спрашивая, согласен я с его доводами или нет. Я решил не спорить и заткнулся до поры, пусть себе костерит меня, победителей не судят. Главное, чтобы Лысый сухим из воды вышел.

– А вдруг Лысого за жопу схватят да расколют?

– Да чего его колоть-то, он же пустой. Кроме похожих шмоток, и предъявить нечего, а это, извини, не криминал! – снова-здорово, и чего я опять рот раскрыл. Но Бес каков – точно мысли читает. Хотя…

Лысому и вправду нечего бояться. Даже если этот дурень и сам его к ментам затянет, то долго он там не задержится. И тут Бес вновь удивил своим нестандартным подходом. Каким-то особенно шершавым голосом, негромко, но так, что мурашки забегали по организму, он произнёс:

– А почему ты решил, что это менты? Они тебе, что, представились или ты знакомого какого признал?

– Ну, один вроде весь по форме, такой…, ну явно мент.

– Хорошо, если так. – И, немного помедлив, добавил: – Я бы на твоём месте помолился, чтоб так и было. Ну что, навалил в штаны? Ладно, не дрейфь, лучше хабар покажи, за что боролись.

Кошелёк с мелочовкой его, само собой, не заинтересовал и был брезгливо отложен на край стола, а вот барсетка заставила его рыбье лицо слегка оживиться. А когда он её раскрыл, то наши челюсти с грохотом обрушились на пол, и мы про них надолго забыли. Из оцепенения нас вывел зуммер моего мобильника.

Вам приходилось когда-нибудь быть на побегушках или мальчиком для битья? Если да, тогда вы легко поймёте, почему я согласился работать с этим чудиком. Шкет, считай, мой ровесник, и ремесло у него отлажено. Насколько я знаю, все, кто на Беса работает, попали к нему по залёту. Он своего чувачка в ментовке знает, тот в отделе по мелким жуликам, так сказать, место имеет. Он ему контингент и скидывает. Зацапают пацанчика с поличным, а он его к себе, и давай крутить ему мозг. Мол, если не хочешь, чтобы я тебя нары греть отправил, то сейчас с терпилами уладим момент, но ты отработать должен будешь. И к Бесу его, на отработку. Разумеется, Бес ему откидывал барыша, по логике. Или чем ещё благодарил. В общем, в законе он, барыга наш. А спрыгнуть нельзя, заява у мента оставалась, а по такой проблемке дело может до трёх лет вестись. Вот и работают пацаны как миленькие. Процент им Бес платит, на жизнь хватает. Шкет самый младший был, пока меня сюда не занесло. Теперь я чуть младше его. Он, однако, не задаётся и нормально общается с людьми вроде меня. Я – дело другое. Недавно совсем я у Беса в деле, ничего не умею: ни по карманам шарить, ни машины вскрывать, ни сейфы откупоривать. Хотя это я так, для красного словца. У Беса только карманники тусуются. Всего человек пять, вместе со мной. Мне совсем другая статья шла, хулиганка. Загнали бы в детприёмник, и сидел бы я до совершеннолетия. Поскольку выкупать меня родаки вряд ли стали бы. Но так вышло, что, когда я у сопляка мелочь стрясал, к нему подоспели дружки его. Я как знал, что залечу. Они тоже не овечки были, один сразу бабочку достал, ну пёрышко китайское, однако и на него кишки намотать можно. А у меня свинчатка одна в кармане. Я её тоже предъявил на обозрение. Стоим в переулке, я и три друга, друг против друга. Они все мелкие – если бы по одному, всех бы перещёлкал и без свинчатки. Но трое мелких – это уже сила, и они это почувствовали. Этот, с бабочкой, попёр на меня. Дружки его, придурки, нет бы обойти меня, повалили толпой. Я свинчаткой попал в предплечье одному, тот орать – сломал, видно, руку. И тут беготня пошла! В переулок влетел какой-то кадр. Как пушечное ядро врезался в нас и повалился, а сзади менты, трое: двое его повязали в браслеты, а один меня схватил. Эти терпилы, что со мной махались, сами с ними пошли. Этот, с предплечьем, хитрый, сука, сказал, что моя бабочка. Пока нас опрашивали, пока то да сё. Этот, с которым менты пришли, всё на меня пялился. После нас с ним на одну шконку в обезьянник, а терпил повели на выяснение. Вот он мне лапоть протянул: «Дрозд, – говорит, – будем знакомы». Ну, он сразу спросил про мой расклад. Я коротко обрисовал ему, мол, сопляки бабочку скинули, на меня вешают. Он хмыкнул: один хрен, мол, что свинчатка, что бабочка, но если бы доказать, что бабочка у терпилы была, то самооборону можно состряпать. «И вообще, – говорит, – могу тебе помочь, но и ты мне поможешь». Я, мол, скажу, что видел у пацана нож, когда вбегал в подворотню эту, а ты скажешь, что я пустой был, ну без вещей в руках. «Мне ведь тоже мусора подсунули сумочку. Я её скинул, конечно, но они меня с поличным хотят предъявить. Пойдёшь свидетелем ко мне, я тебя вытащу», – вот так сказал. Ну, пожали руки. Я стоял насмерть, и Дрозд не отступил. Но мне больше повезло. Когда родителям этих клоунов малолетних предъявили факты, мол, вашему парню руку сломали, но и он ножом угрожал, они просто заяву забрали. Меня через сутки вышибли из ИВС. А Дрозда спалила мадам, когда он у неё сумку сорвал. Если бы не куча досадных обстоятельств, то он ушёл бы. Но то мусора неожиданно нарисовались, то мы попались под ноги. Так вот, тот чувак из отдела решил Дрозда привлечь к Бесовскому подряду. Мадам сумку вернули, обещали вора и негодяя наказать по всей строгости, взяли у неё расписку о возврате утраченной сумки и всех вещей, в ней находящихся. А Дрозда обязали заявой, что он у Беса отработает. Я на другой день пришкандыбал просить, чтобы бумагу в школу не слали, да поздно спохватился. Но вышло так, что Дрозд вышел и я с ним стыкнулся. Он зубом цыкнул: «Что, – говорит, – шантрапа, хочешь стоящим делом зарабатывать или будешь мелочь сшибать в переулках? Пошестеришь чуток со мной, а там спецом будешь, зуб даю. Твоё дело чистое, не понравится – свалишь».

Быть бы мне шестёркой ещё долго, да Шкет попросил меня на подстраховку. После работы со старшими ребятами, мне со Шкетом просто шикарно. Он может толково, без кулаков, объяснить, чего ему от меня надо, что мне делать, в чём моя роль. Может, не дерётся, потому что мы почти ровесники, и он опасается сдачи получить, но меня и это устраивает. Он головастый, этот Шкет, сразу приметил, что мы почти одного размера, и придумал план с переодеванием. А ещё он придумал, как головы задуривать людям, чтоб легче ему работать по карманам. Подошлёт меня к клиенту дорогу спросить или ещё чего, и пока тот мне объясняет, спокойно дело своё делает, а я, как только Шкет клиента обработает, всегда выходил и шёл в одно из условленных мест. Ждал: может, заморочка какая произойдёт, так я его подстрахую. Так у нас со Шкетом договорено было. Маршрутов было несколько, и контрольная точка была рассчитана так, чтобы я мог быстро добраться туда и подстраховать напарника. Шкет всё сам просчитал, мне только оставалось выполнять его рекомендации. Я просто диву давался, откуда у него столько способностей, а однажды даже спросил: «Шкет, поделись секретом, где таким штукам выучился?» А он мне: «Всё равно там уже не преподают».