Кухня была пуста. На столе не стояло ничего, кроме пустой бутылки водки и двух фантиков от конфет. На плите одиноко кипел чайник, а около него стояла единственная кружка. Посуды в раковине не было, как и в полках. Это я понял, когда гостеприимный хозяин начал наливать мне чай в свою единственную кружку.

– Чай только черный есть, – обратился он ко мне. – ты не против?

– Без проблем.

– Ну и хорошо, – он посмотрел на меня. – не брезгуешь?

– Нет. У меня сифилис, мне вообще по барабану.

– Смешно, – ухмыльнулся он. – но кто-то мог бы и не понять.

– Что уж поделать. Ты же понял. Это хорошо.

– Ага, – он поставил кружку и сел за стол. – ну, давай сигарету.

Я дал ему сигарету, которую все это время держал в руке:

– Пожалуйста.

– Спасибо, – он закурил и достал пустую пластиковую бутылку. – а чего не будешь-то?

– Не хочу. Мне еще на крышу идти.

– Так веселее же.

– А я не ради веселья.

– Ну, смотри сам, – он сделал несколько затяжек и стал значительно более улыбчивым.

– Так что на счет двери, откроешь?

– Ты должен мне помочь.

– А сигарета?

– А сигарета – это была проверка, пойдешь ты на контакт или нет. Я знаю, как я выгляжу, поэтому и хотел посмотреть, пожалеешь ли ты убогого. Проверку прошел. Спасибо за сигарету.

– И чем я могу помочь? – с новой волной недоверия в голове спросил я.

– Видел пишущую машинку?

– Видел.

– Ну, она не печатает. Может, знаешь, как ее починить?

– Ну, можно глянуть, но я не гарантирую, что смогу отремонтировать ее.

– Ну, пойдем, посмотришь. Я пытался, но боюсь, что только испорчу ее.

Мужик встал, взял из холодильника банку пива и с блаженной улыбкой пошел в комнату. Я встал и направился вслед за ним. С каждой секундой становилось все спокойнее смотреть на этого угрюмого человека. Он скорее вызывал жалость, чем страх, поэтому я и взялся ему помогать, в надежде, что наконец попаду на крышу.

Мы вошли в комнату, которая больше походила на притон. Телевизора не было, что меня удивило. У таких людей обязательно бывает телевизор, как мне казалось. В комнате не было ничего, кроме кофейного столика с печатной машинкой, небольшого шкафа, дивана и стола в углу, на котором стоял старый компьютер. У него было точь-в-точь такая же «Erika», которую отец отдал мне, когда мне было пятнадцать. Пять лет она стояла у меня без дела и была не нужна. Только потом я немного покопался в ней, почитал инструкции, смазал ее и даже напечатал один рассказ. Но с этой машинкой все было куда хуже. Внутренности ее были ржавыми, большинство клавиш не нажималось в принципе. Зажим был разболтан. Я с этим не мог помочь ничем.

– Она у тебя заржавела. Тебе ее в ремонт нужно нести.

– Да, помощник из тебя тот еще, – он выдохнул. – ну, ладно, я так и думал, в принципе.

– Ты пишешь? – задал я резонный вопрос.

– Давно уже ничего не писал. Машинка-то сломана.

– А компьютер? – я глянул в сторону стола, на котором стоял белый офисный компьютер.

– Не то. Я если и буду снова писать, то только на машинке.

– Я понял.

Это был неоправданный каприз, но, видимо, он имел место быть в его голове. Это было занятно. Странноватый алкоголик со сломанной пишущей машинкой. Я уже давно ничего не писал и то, что я встретил человека с похожей проблемой, натолкнуло меня на мысли о том, что нельзя это дело бросать. Подтверждение моих слов сидело около меня на диване. Я почувствовал острое желание сесть за свою Эрику и написать какой-нибудь короткий рассказ. Пусть он будет без смысла, без сюжета, да и вообще, пусть это будет поток сознания, я хотел писать, и это желание появилось у меня впервые за долгое время.

– Ты публиковался? – спросил я.

– Я? – он усмехнулся. – пожалейте убогих.

– А что не так? Почему бы не попробовать?

– Думаешь, я не пробовал? – он перешел на серьезный тон, насколько это было в его силах. – я ходил по издательствам два года к ряду. Я не спал, не ел, только и делал, что писал. А им все не так. Им подавай то, что востребовано будет, что тенденциям отвечает.

– А разве это не правильный подход?

– Правильный подход – это писать о том, что неизменно. Что будет существовать всегда. Ну, знаешь, эти вечные категории, типа любви, дружбы.

– И кто об этом только ни писал.

– Вот именно. А я им не нужен. У меня, видите ли, нет уникального взгляда на проблемы, – он надулся. – будешь пиво?

– Нет, спасибо.

– Одну, за компанию, – уговаривал он. – я долго тебя здесь не продержу.

– Разве что так.

Он ушел за пивом, а я вдруг отчетливо осознал, что я, в скором времени, могу столкнуться с той же проблемой. Он вернулся, когда я придумывал вопрос об издательствах:

– Держи.

– Спасибо, – я открыл банку. – что вообще нужно для издательства? Деньги?

– Деньги! Конечно деньги! – воскликнул он. – ничего кроме них и не надо. Можешь со сказкой про говно к ним прийти, они напечатают, ты только заплати.

– А денег, как правило, нет.

– А ты не видишь?

Я лишь одобрительно кивнул, сделав понимающее лицо.

– И вот оно. Мне тридцать с небольшим. Я потратил все свое время на писанину, пылящуюся в шкафу. Меня бросила жена, я спился и скурился. А я просто хотел воплотить свою мечту в жизнь, понимаешь? – он был основательно пьян.

– Понимаю.

– Да ничего ты не понимаешь. Вот ты сидишь тут сейчас, у тебя все впереди. А есть у тебя мечта? Наверняка же есть.

– Ну, я тоже пишу.

– О, – он сделал удивленное лицо. – так вот, знай, у тебя ничего не выйдет. Если у тебя нет денег, ты никому и не будешь нужен. Все крутится вокруг них.

– И что, так было всегда?

– Нет, – начал вспоминать он. – мне было десять, когда развелись родители. Началась эта вечная борьба. Мать кричала на отца, что он должен видеться со мной, хотя он этого и не делал, когда жил с нами. Отец кричал на мать, что она не уважает его. Били, в итоге, меня, когда я по мелочи шкодил.

– Знакомая история.

– Потом более-менее вырвался, стал писать, девушку нашел. Восемнадцать мне было, да, как раз школу закончил. Думал, что все впереди, и что сейчас все просто отлично. Так вот через пару лет она мне изменила с другом моим лучшим. Так я и друзей потерял, и девушку. Писать продолжал, все же.

– Ага, – я тихо поддерживал диалог.

– А потом началась безумная пора. Я поступил в университет, нашел там девушку, женились после окончания. Там же я попробовал кучу разных наркотиков, но сильно не увлекался, все-таки у меня жена. Так и жили мы с ней, пока я писал и подрабатывал водителем такси.

– Так.

– А потом, ближе к тридцати, я начал понимать, что какой толк от этого писательства. Да и от работы. Что меня ждет дальше, в старости? С женой мы развелись, когда мне было двадцать пять. Тогда я и бросил работу, бросил писательство и начал пить. Пью до сих пор.

– Как так вообще вышло?

– Да вот так! Я все боялся, что со мной будет. С людьми не общался, друзей у меня не было. Девушки – ну с ними все ясно. И вот, когда один совсем остался, начал думать о том, что все наладится, мол, ничего писательской карьере не помешает, – он хлебнул пива. – и, как видишь, сейчас я так и сижу один, без денег, друзей, женщины любимой и своей карьеры. На крышу выхожу каждый месяц, смотрю на весь этот город с бутылкой водки в руках и думаю, что ни я ему, ни он мне не нужны. Да только страшно становится шагать. Вот и возвращаюсь. А ведь каждый раз думаю, что не вернусь, даже постель заправляю.

Я словно вглядывался в кривое зеркало.

– И ведь раньше же все было лучше. Я помню времена, когда мы школьниками бегали на местный пруд, рыбачили, кидали камни в реку. Помню своего лучшего друга, пусть он и поступил так со мной. Я ему звонил время от времени. А он лишь говорил, что не знает, кто я такой. И жене звонил, пытался все вернуть.

– А она что?

– Говорила, чтобы я больше не звонил, когда напьюсь. А я продолжал и продолжал, пока она номер не сменила. Такие дела, дружок.