- Я думал, тебе понравятся раскопки, - пошутил Фэррингтон. - Сколько ванных комнат ты видела с натуральной мраморной плиткой и золотой фурнитурой?

- Не много, - сказала она.

Однако очевидно, что она была оскорблена. Она начала надевать одежду прямо перед ним, поджав губы.

Почему это должно волновать его? Тем не менее Фэррингтон встал, подошёл к серебряной тележке и налил ей бoкал "Epernon" из обсидиановой чёрной бутылки со льдом.

- Они всегда приносят мне эти изысканные вина, когда у меня, э-э-э... гости, - сказал он и передал ей бокал.

Некоторое время она смотрела на его руки, затем взяла его.

- А ты не будешь?

- Нет, - сказал он. - Я не пью. Я бросил пить в 1975 году, когда Зиап^[1] взял Сайгон. К тому времени я выпил достаточно, чтобы заправить бензоколонку.

- Боже, это замечательно, - прокомментировала она, потягивая. Затем она взяла бутылку. - Господи, оно было разлито в 1914 году!

- Тебе оно нравится?

- Ну да, но...

Фэррингтон снова запихнул в него пробку, положил в пакет.

- Возьми его. Угости друзей.

- Ну, что ж, спасибо, - она была ошарашена - на всю ночь.

Фэррингтон предположил, что начальники уже заплатили ей за это тысячу долларов. Это были обычные деньги.

- Но мне очень жаль, - сказал он, - об остальном. Спасибо, что зашла.

Женщина выглядела сбитой с толку из-за взъерошенных каштановых волос.

- Они заплатили мне, чтобы я осталась до утра.

- Что ж, сегодня твоя счастливая ночь. Ты рано уезжаешь.

Она моргнула, в её глазах появилось непонимание.

- Есть что-то...

- С тобой всё в порядке, - сказал он. - Просто у меня сегодня месячные.

Она не рассмеялась.

- Сержант попросит водителя отвезти тебя домой, - сказал Фэррингтон.

Она пожала плечами.

- Это твои деньги.

Не совсем, это налогоплательщиков.

- Я рад, что тебе понравилось вино. Но позволь мне кое-что спросить, - челюсть Фэррингтона заскрипела. Он посмотрел на неё, затем поднял свои руки в странных рукавицах. - Разве ты не собираешься спросить... об этом?

- Они сказали мне ничего не спрашивать.

Конечно. О чём он думал?

- Спокойной ночи... и береги себя.

Он проводил её и запер за ней богато украшенные двойные двери.

Правильно, милая. Сегодня твоя счастливая ночь... а завтра - мой счастливый день.

Он смотрел в зеркало над комодом "Hepplewhite"^[2]. Мелькнуло изображение, и он увидел себя на десять лет моложе: держит решётку-гриль во внутреннем дворике своего дома на Оксен-Хилл. Его улыбающаяся жена приносит тарелку картофельного салата к столу для пикника. Его идеальная маленькая дочка играет в песочнице.

Затем образ растворился в дымке и появилось резкое лицо, смотрящее на него.

Странные чёрные рукавицы коснулись медных ручек комода. Он выдвинул ящик, источающий кедровый запах старого дерева. Фотография его жены в рамке, как всегда, оставалась перевёрнутой. Он не мог смотреть на неё, но и не мог выбросить. Однако рядом с этой фотографией лицевой стороной вверх лежала другая, 70-х годов: майор Фэррингтон в лётном костюме стоит на трапе своего "Harrier V8B". Он был удивлён, что они позволили ему оставить её себе; любая его фотография была засекречена.

Его лицо было засекречено. Все файлы его существования были официально удалены.

Я удалён, - подумал он.

- Командный дух, - прошептал он себе. - Разве это не великий подвиг?

Он уставился на оставшееся содержимое ящика - безделушки. Медаль «Пурпурное сердце», три медали «Серебряная звезда», крест «За выдающиеся заслуги», почётная медаль Конгресса, которую Джимми Картер повесил ему на шею.

Но только одна вещь в ящике была ему сейчас нужна...

«« - »»

За её спиной оставалась тихая крепость в шлейфах натриевого света. Она держала бутылку вина под мышкой, её высокие каблуки стучали по цементу, когда она приближалась к освещённым воротам.

Её звали Тина, хотя имена не имели значения. Она пошла в армию в 1993 году в возрасте восемнадцати лет, надеясь сбежать от пьющей матери и жестокого отца. Когда она проходила полиграф, её спрашивали, принимала ли она когда-нибудь наркотики? Играла ли в азартные игры? Совершала ли когда-нибудь кражу? Командование разведки и безопасности армии США вырвало её с базы и дало ей работу в качестве агента в «секс-операциях». Шлюха другим словом. Но ей было всё равно. Ей нравился секс, и деньги были хорошие.

- Привет, - сказала она и подняла бутылку вина. - Он сказал, что я могу это забрать.

Молодой водитель ВВС кивнул в сторону ворот.

- Минуточку, пожалуйста, мэм, - и он отнёс бутылку в здание, где спецназовец в белом шлеме осмотрел её.

Бледно-синий правительственный фургон стоял прямо у здания, дверь была открыта. В фургоне не было окон, по протоколу, к которому Тина привыкла, ей не разрешали знать, где она.

- Мэм?

Тёплый воздух пронёсся мимо лица Тины. Её взгляд вернулся к странному зданию.

- Это необычное место, - прокомментировала она.

Потом она вспомнила о странных «клиентских» руках. Однажды она обслуживала российского специалиста по подрыву зданий, который случайно подорвался сам. Его руки были практически разнесены по ветру. Она задавалась вопросом, как же он дрочил?

Тина знала, что не получит ответа, но всё равно спросила водителя:

- Что случилось с этим парнем? Он обжёгся или что-то в этом роде?

Водитель с каменным лицом вернул ей бутылку вина.

- Мэм, я не уполномочен раскрывать какую-либо информацию о вашем клиенте, даже если бы у меня была такая информация, а у меня её нет.

Тина чуть не рассмеялась. Все эти парни были обычными военными роботами. Держу пари, он трахается, как будто отжимается перед тестом по физкультуре...

Но последняя мысль вернулась к безымянному мужчине, чей номер она только что покинула, - это была самая простая ночь в её жизни.

- Он кажется таким грустным, - сказала она. - Кажется, он чего-то боится, напуган, но пытается это скрыть.

Водитель не ответил. Он провёл её в фургон, закрыл дверь и через несколько мгновений уехал из этого секретного места обратно в мир нормальных людей.

«« - »»

Да, только одна вещь в ящике комода была ему нужна... Ни медали, ни награды, ни боевые ордена.

Просто пистолет. Просто старый "Colt" сорок пятого калибра.

Генерал Фэррингтон всю оставшуюся ночь смотрел в зеркало, глядя больше на свою жизнь, чем на своё отражение. Он видел всё, чем он был, и всё, чем он стал.

Стоило ли оно того?

Затем он поднял руки в чёрных рукавицах. Он изнурительно медленно расстёгивал каждую молнию.

Стоит ли этого его жертва?

Каждую ночь вот уже почти месяц он приставлял пистолет к голове, намереваясь положить всему этому конец. И каждую ночь он терял самообладание.

Случится ли это сегодня ночью?

Расстегнув молнии, он позволил кожаным рукавицам упасть на пол. Он поднял руки к зеркалу перед своим лицом. Руки...

Руки превратились во что-то, что больше не казалось человеческим. Руки были покрыты сотнями замысловатых хирургических шрамов и блестели от заживших рубцов.

У каждой руки Фэррингтона было только три пальца.

Руки монстра.

Он смотрел на них, и на своё лицо перед...

- Всегда верен, - прошептал он. - Ура!

Затем он поднял пистолет.

ГЛАВА ВТОРАЯ

- Ромео-Один, это Скретч-Один. Вы меня слышите?

- Слышу, Скретч-Один. Говорите.

- Запрашиваю разрешение на посадку с помощью управления вектором тяги.

- Принял, Скретч-Один, разрешаю. Можете посадить свой самолёт по заданной линии полёта и координатам.

Самолёт опускался с неба. Шестьсот узлов снизились практически до нуля за 15,4 секунды. Двигатели вздохнули - звук был успокаивающим - когда самолёт завис, как будто левитируя, затем начал элегантно опускаться на обработанную алюминием площадку.