– Это просто невозможно слушать! Послушай, вот как тебя ещё не стошнило от своих речей? Ты невыносимый!
– Насть, ну повзрослей, наконец. К тому же, как эти люди вообще могут декларировать инакомыслие, если все были выходцами из КПСС? Они же сами совки полные и партбилеты у некоторых ещё сохранились. И вот ты говоришь, что будет как в ГДР? Ай! – Настя легонько ударила Михаила в живот.
– Почему ты просто не можешь поверить в то, что мы сможем привести страну в лучшее будущее?
– Я повзрослел.
По традиции каждый член вертикали должен был голосовать за Партию, фотографировать бюллетень и предъявлять фото с правильным голосом своему куратору или начальнику. Но как член института Современного Европейского Развития Власов мог голосовать за кого угодно в силу модернисткой направленности. Он думал проголосовать за Партию или за коммунистов. Подбросил монетку. Выпали коммунисты.
– Пофиг. Они все там коммунисты, – подумал Власов и проголосовал.
Сами выборы, в сущности, не отличались от предыдущих. Победитель был известен заранее и был так же безальтернативен как советская власть. Организация и предварительная пропагандистская накачка была гораздо хуже, чем в прошлый раз. Это ещё раз подтверждало, что вместе со стабильным застоем в страну приходит деградация. И даже сам Господин Президент, наверное, никогда бы не подумал о том, что такое огромное количество людей поверит в имитацию модернизации, европейских ценностей и надежду на какие-то перемены в России. Дело было в том, что за время правления Господина Президента в жизни стало потихоньку утверждать себя поколение людей плохо помнящих советскую родину в силу возраста или незнания истории. Эти люди откровенно разозлиться от циничных результатов выборов, хотя вроде бы такой результат был предрешен. Но их кинули, и никогда ещё после развала Союза Власов не видел такого массового негодования. В постсоветской России началась эпоха протестов.
Михаил же думал, что протестная волна рассосётся так же быстро как патриотический оргазм от выхода на третье место в чемпионате Европы по футболу. Но Михаил ошибся. Одними из первых протестную волну подхватила молодежь. Анастасия пребывала в гуще событий, но её протестная деятельность отличалась от деятельности большевиков и эсеров. Настя целыми днями сидела в интернете, строча комментарии и пописывая в бложик. В один прекрасный день она оторвалась от ноутбука, вышла из загаженной комнаты и обратилась к Власову. Её стандартный хипстерский прикид дополнял красный клетчатый шарф.
– Если ты ещё не совсем сгнил изнутри, то обязан сходить со мной на митинг.
– Вступаешь в НБП? Или куда там?
– Тебе не кажется, что совершилась вопиющая несправедливость? Я понимаю, что тебе наплевать на людей и ты конченый сноб.
– Ой, Насть, – перебил Власов. – Как будто бы тут вообще когда-нибудь были честные выборы? Всегда прокатывало и сейчас прокатит. Не забивай голову этой протестной чепухой. К тому же в стране рабов подсчёт голосов всегда в интересах хозяев. А народец наш быстро забьет на всё и пойдёт пить водку. Так что стабильность продолжается.
– Знаешь, иногда мне так хочется тебе врезать, – Настя стремительно злилась. – Вы заговаривайте людям зубы и вешайте всем лапшу на уши. Правда состоит в том, что эта власть убивает Россию! В стране умирает по полтора миллиона человек в год! Власть в стране абсолютно неэффективная и коррумпированная. И что ты на это скажешь?
– Ну и что? У каждого человека своя карма. К тому же эти люди не вписались в рынок.
В девяностых митинги были гораздо масштабнее, чем тогда на Болотной площади, но никогда ещё за всё время суверенной демократии и поднятия с колен нулевых годов Власов не видел такого большого скопления людей. Была особая своя неповторимая энергетика протеста. Но больше всего Власова поразили лица людей. Это не были старые и морщинестые лица коммунистических пенсионеров, это не были бритые морды скинов или заплывшие лица простых алкашей. На Болотной площади собрался “креативный класс”. Это были хорошо одетые интеллигентные люди. Власов замечал и хипстеров. Они всегда как-то не вписывались в реальность своим видом, поэтому напоминали Михаилу инопланетян, которые случайным образом высадились на планету Совок.
– Эти люди должны были родиться в другой стране, – думал Власов.
– Насть, а ты знаешь, как появился Народный Фронт за Национального Лидера?
– Ремейк движения коммунистов и беспартийных.
– Ты это брось этих инфантильных читать, – Власов засмеялся. – Коммунисты и беспартийные? Ты думаешь, у нас во власти кто-то этим интересуется? Всё гораздо проще. Чуваки из отдела внутренней политики смотрели Монти Пайтон, а там у них был момент про Народный Фронт Иудеи. Вот как родилась эта идея.
Анастасия рассмеялась.
– Да. Ещё помниться, один замечательный артист спел про выборы. Как там было: голосуй не голосуй, всё равно получишь … ну, ты сама знаешь что.
Михаила настораживало обилие новых лиц на сцене. Особенно Власова бесил лысый коммунист в темных очках, который напоминал ему недавно отмотавшего срок зека. Вообще Михаилу всегда было глубоко непонятно наличие в постсоветской России коммунистической партии. Михаил связывал это со слабой способностью русского народа к осмыслению собственной истории. От выступления Обвального по-прежнему веяло свежестью, а после него на сцене стали появляться знакомые лица привычных оппозиционеров. А когда на сцене появилась одна известная телеведущая, Власов вздохнул спокойно.
– Всё проплачено и согласовано, – думал он.
К удивлению Власова протестные события вызвали бурную реакцию во властных кругах. Михаил думал, что власть будет величественно молчать, заставляя креативный класс осознать свою холопскую природу. Но на ночных круглых столах протесты связывали с Арабской Весной. Все очень боялись того, что было после распада Союза. Тогда коммунистическую власть никто не вышел защищать. Поэтому приняли решение ответить митингам возмущенных горожан серией “путингов”. В противовес этой точки зрения высказался один приглашенный социолог, который заявил, что в России невозможна Арабская Весна в силу того, что Россия вымирающая страна с малым количеством молодого населения, тогда как страны Арабской Весны были странами с большим количеством молодёжи. Михаил был согласен с этим.
На работе же царила совсем другая атмосфера. Большинство коллектива поддерживало протесты, а если кто и не поддерживал, то только из-за собственной лени и аполитичности. Князев был весь в ожиданиях. Он почему-то думал, что Господин Президент должен поддержать протестные тезисы.
– Миша, – говорил он. – Это всё неспроста. Господин Президент хочет идти на второй срок, и он готовит слом чекисткой элиты.
– Вот на таких наивных и доверчивых дурочках как ты и держится наш кровавый режим. Толик, ну какой может быть слом? Господин Президент сыграет свою роль местоблюстителя, потом отправиться доживать свой век в конституционный суд, а стабильность продолжится.
– Нет. Я верю в то, что у него хватит мужества пойти на митинг и выступить против коррупции и этой чекистко-суверенно-вороватой гнили.
– Вот не ожидал я от тебя такого, – рассмеялся Власов. – Все начинания Господина Президента закончились ничем. Модернизация не дала ничего кроме деревянного макета Айфона, реформа милиции остановилась на переименовании в полицию, реформа армии кончилась распилом бюджета и закупкой надувной техники. Что он там ещё делал? Неважно. Всё правление Господина Президента было пустым трёпом, ведением интеллигенции за нос и игрой в бадминтон. Откуда у вас эти надежды? На что можно надеяться?
– Если в России перестать надеяться, то нужно сразу лечь умирать. Я хочу верить в хорошее.
Событием, окончательно порушившим все надежды, стала “рокировочка” на торжественном съезде Партии. Господин Президент объявил о том, что он сдаёт свой пост в руки Национального Лидера. Михаил не смог посмотреть этот исторический съезд, потому что проводил время с двумя молодыми начинающими моделями. А вот Князев смотрел. Как он потом объяснял Михаилу: он надеялся на то, что Господин Президент в последнюю секунду выдвинет себя на второй срок. Но этого не произошло. Прогрессивная общественность утверждала, что день рокировки войдёт в историю как начало конца режима. Власов хотел поучаствовать в этом событии. У него был один знакомый с типографским бизнесом. Он заказал ему отпечатать текст “Стратегии 2024” на туалетной бумаге. После чего Михаил раздарил бумагу всему коллективу института СЕР. Когда он пошел вручать рулон Князеву, то застал его в стельку пьяного лежащего на столе, на котором находился распакованный ящик коньяка с почти допитой бутылкой.
