– Если и существует какая-то русская мечта в противовес американской, то она заключается лишь в остром желании свалить на Запад и создать себе там обеспеченную жизнь, – подумал Власов.

      Власов договорился, чтобы его подменили на конференции, поел и вылетел в Москву.

В квартире ничего не изменилось. Михаилу ради интереса захотелось осмотреть бывшую комнату Анны, где сейчас обитала Анастасия. Власов быстро пожалел об этом. Один угол был посвящен тематики пожара: обгоревшие черные стены, заколоченное трухлявыми досками окно с порванными белыми прозрачными занавесками, обгоревший дореволюционный деревянный письменный стол, темный деревянный шкаф и разбитое зеркало. Другой угол был выполнен в стиле душевой трубопрокатного завода. Стены были отделаны зеленеющим кафелем с налетом ржавчины. Также имелся красный уголок Союза тридцатых. Остальное пространство, включая кровать, было чем-то вроде кошмарно гипертрофированной интерпретации дворянской спальни с бардовыми обоями и огромной кроватью под старину. Настя лежала на ней лицом в подушку. Она была одета как если бы Тим Бертон снюхивал кокс с ляжки Джони Депа.

– Как будто бы очутился в больном сознании духовно богатой девы, – думал Михаил.

– Мне нужна твоя помощь, – Настя подняла голову и пристально посмотрела на Власова. В её глазах была печаль.

– Что случилось?

– Мое окружение не в восторге от моего внешнего вида. Они не понимают моей индивидуальности. Я хотела попросить тебя помочь выбрать мне одежду. Я не очень в курсе как одеваются современные девушки.

– Только оденься поприличней.

– Отлично! – она резко встала с кровати и начала крутиться вокруг Власова.

Они отправились в торговый центр близ Нового Арбата. Ему удалось уговорить Анастасию не одевать своих готически-инфернальных нарядов. На ней было коричневое пальто, синие джинсы в обтяжку и сапоги на каблуках.

– Я предпочитаю покупать одежду либо в бутиках, либо с рук на распродажах. Обожаю винтажные вещи. И всегда обхожу подобные магазины. Здесь нет души.

– Пока твое окружение отоваривается с лютым бездушием, – пошутил Власов.

Настя остановилась у бутика французской моды, но Власов объяснил ей, что им лучше пойти в отдел, где торговали дешевыми китайскими подделками под известные бренды. Препираясь, Настя пошла в кабинку для переодевания. Власов не особо горел желанием проводить с ней время, но не мог отказать ей, потому что боялся её. И всё равно он придумал, чем мог бы скрасить времяпрепровождение.

– А как бы я одел свою содержаночку? – думал он.

Михаил взял меховые сапожки, черные лосины в обтяжку, кожаный лифчик и прозрачную черную кофточку в обтяжку. Он передал одежду Анастасии.

– Я это не одену, – сказала она.

– Тебе же там была нужна моя помощь?

Власов слышал, как она потихоньку раздевалась. Но образ был ещё не закончен. Михаил купил в ювелирном отделе увесистую золотую цепь и так увлекся, что даже раскошелился ещё и на короткую шубку. Когда он вернулся к Насте, она оценивала свой новый образ у зеркала. Власов оторопел. Никогда в жизни он не видел девушку с настолько неземной нечеловеческой красотой. Она была красива какой-то особенной утерянной в пучинах диктатуры пролетариата интеллигентской красотой.

– Не знаю. Мне как-то неуютно в этом, – начала Анастасия. – Я теряю свою индивидуальность. Я напоминаю девицу с конвейера. Нет. Это не я.

В состоянии транса Власов молча надел Насте на шею золотую цепь и помог ей одеть шубку. На мгновение Михаил забыл о своем страхе и поддался ощущению невыносимой прелести.

– Какая ты красивая, – тихо произнес он, не отводя взгляда от её зелёных глаз.

– Да? Мне кажется, что в этом образе мало фантазии.

– Пойдем, – Михаил взял её за руку и повел к зеркалу.

Её волосы были заплетены в косу. Михаил расплел косичку и расчесал руками Настены волосы как мог. Он надел ей на голову черную вязаную шапочку. Михаил не мог отвлечь своего взгляда от её осиной талии.

– Это не я, – сказала она.

– Всё равно чего-то не хватает.

Действительно. Анастасия перестала смотреть исподлобья, и Михаил заметил, что у неё был слишком умный взгляд для девушки с её внешностью.

– У тебя глаза слишком умные, – Михаил пристально смотрел на неё.

Михаил решил эту проблему покупкой солнцезащитных очков для Насти. И вот. Образ был завершен. Она была просто прекрасной. Михаил был заворожён настолько, что даже … нет.

– Ну, посмотри на себя.

– Ты думаешь, что такой меня полюбят?

– Хрен знает. Обычно те, кто считают себя высокоинтеллектуальными обсосами, признают только себя. Полюбят они тебя вряд ли. Но они тебя захотят, что гораздо важней.

– Как-то тоскливо мне от этого. Может, прогуляемся?

Они отправились гулять по Новому Арбату. К удивлению Михаила Анастасия живо и эмоционально общалась и даже шутила. Михаил был настолько опьянен её новым образом, что даже забыл про свой страх.

– Так о чем ты разговариваешь в своем обществе?

– Я разносторонний и интересующийся человек. И большой любитель искусства. Со своим молодым человеком я познакомилась на выставке в Винзаводе.

– Да? – Михаил рассмеялся. – И какие у вас там политические взгляды?

– В основном – никакие. Я агитирую их за национальное демократическое государство европейского образца. Пока с переменными успехами.

– Брось всё это. Девушка должна быть красивой и тупой. Обсуждай в своей группе только события, происходящие в коллективе. Никогда не показывай, что ты интересуешься чем-то, чем не интересуются твои друзья. И перестань умничать. Иначе тебя назовут таким нехорошим словосочетаниям, которым обзывают девушку с неприкрытым богатым внутренним миром.

– Хочешь меня оскорбить?

– Я хочу тебе помочь. Вот послушай. Национальное демократическое государство европейского образца. Это сколько же много букв то! Не всякий представитель российской молодежи в перерывах между покуриванием гашика и распиванием Ягуара сможет объяснить суть европейского образца.

– Ну и что? Это не значит, что не нужно пытаться изменить страну к лучшему.

– Сейчас я воспроизведу тебе жизненный цикл правильного постсоветского существования. Он не сложный и заключается в том, чтобы до какого-то времени мучится от участи проживания в России, усиленно зарабатывая при этом бабло на иммиграцию. После чего счастливо жить в одной из стран загнивающего Запада. Там на Западе, конечно, всё загнивает, но как пахнет. Изменить стране проще, чем изменить страну. Все нормальные люди так и живут. В том числе и я.

– Вот из-за таких мерзких и циничных приспособленцев мы никогда не можем наладить жизнь своей страны.

– Да? – Власов рассмеялся. – А по-моему во всех наших бедах виноваты сопливые идеалисты. Если бы не вы, то все наши российские воздушные замки в лице самодержавия, коммунизма и суверенного поднятия с колен сразу же сгнивали, а не функционировали до момента открытого конфликта с реальность. Тогда наш народец бы, наконец, осознал себя в раздолбанной избе у разбитого корыта с гулаговскими костями, завернутыми в рваную телогрейку. И начал бы что-то делать с этим. Ели бы конечно не спился бы с горя от осознания ущербности исторического выбора.

– Ты просто невыносимый мудак.

– Что? – Михаил почувствовал приступ страха. – Извини меня, если я тебя обидел. Можешь смеяться, но я как раз один из тех, кто занимается европеизацией нашей политики.

– Ты же сам говорил, что таким не был. Я помню как в конце девяностых, – недоговорила Анастасия.

– В девяностых мы все во что-то верили и надеялись, – перебил Власов. – Теперь это уже не важно. Нулевые показали несостоятельность всех наших надежд.

Всё что мы знаем о реальном наследии славянской ведической культуры.

Однажды Власов стал участником типичного для конца нулевых годов события. К нему в офис зашел Макаров. Он был дорого одет и уже не выглядел таким тощим и безжизненным. В руках у него была папка с документами. Они поздоровались, Макаров положил папку на стол.