– Я не занимаюсь молодежными движениями. Подумай вот о чем. Что бы случилось, если вся эта агрессивная ура-патриотическая молодежь окажется без присмотра государства? Всплеск националистических и леворадикальных движений. Тебе это надо?

– А если проконтролировать, чтобы такой херни не было?

– Для тебя это херня, но для многих из тех, кто должен контролировать это не херня, а наглядная демонстрация особого пути развития России. К тому же советский человек во власти, как и в России, ещё не вымер до конца, а ты же знаешь, какое отношение к современному искусству было у Хрущёва.

– Да, Мишка, рассуждаешь ты как настоящий вертикальщик. Даже тошно стало. Ты, кстати, чего зашел?

Власов детально пересказал Владиславу всю ситуацию.

– Я же тебе говорил, что тебе надо было бросать эту блядину? – вспомнил Владислав.

– Да, говорил.

– Ну и что? Сам виноват.

– Я не знаю, что мне теперь делать? Я в дерьме. Он отобрал у меня всё.

– Ох, – Владислав сделал глубокий вдох. – Ты сказал, что этого Колю выкинут с работы и поставят тебя вместо него?

– Да, – подтвердил Владислав.

– Ты понимаешь, что твоя замечательная пассия оказала тебе неоценимую услугу, показав своё истинное лицо и намеренья. И теперь она уходит от тебя к человеку, которого без двух минут исключили из вашей Партии?

– Да, – подтвердил Власов.

– Ты понимаешь, что должен бегать и прыгать от счастья, а не ходить с кислой рожей и суицидальными мыслями, – съязвил Владислав.

Михаил сильно удивился, что не смог раньше осознать то, что донёс до него Владислав.

– Вот что. Давай я подниму тебе настроение. Комсомольцы уничтожили не всю мою выставку. Вернее почти всю кроме самой мякотки. Самой крутой работы. Сейчас.

Он ушел на пару минут, потом вернулся с пачкой фотографий.

– Это такая своеобразная подборка фотографий под общим названием: “Припадение президента к трупу России”, – с улыбкой он передал фотографии Власову. – Это нечто.

Михаил медленно рассматривал фотографии. На них Владислав в образе президента в очках и с бородкой, которая придавала ему интеллигентности, ползал по ровному пространству осенней земли с погибающей травой. Небо было серным, шел моросящий дождь. Владислав подползал к бледному трупу обнаженной худощавой девушки с торчащими из разорванного живота кишками. Лицо девушки скрывали темные волосы. Рыдая, он целовал её худые ноги, потом с глубоким выражением боли и страданий на лице он припадал к её кишкам. На фото была надпись.

СМОЖЕТ ЛИ ПРЕЗИДЕНТ НА КОЛЕНЯХ ПРОСИТЬ ПРОЩЕНИЕ У УМИРАЮЩЕЙ СТРАНЫ ИЛИ ОН УМРЁТ ВМЕСТЕ С НЕЙ?

Власов расхохотался.

– Да. Не одни комсомольцы будут в восторге от этого креатива. Тут дело идет к двести восемьдесят второй статье. Экстремизьм, батенька.

– Так. Вот не надо каркать! У меня недавно товарища так выдворили из страны. Я черпал вдохновения из твоих бредовых сновидений.

– О, да.

Власов вернулся домой в приподнятом настроении, хотя был ещё зол на Петрова. Дома Власов продолжил осмыслять современную российскую культуру по средствам просмотра развлекательных передач для широких слоёв населения. Утром ему кто-то позвонил, Власов снял трубку. Его собеседник молчал.

– Что-то мне подозрительно долго не звонит Ярослава, – подумал Власов.

Разрыв с Анной повлиял на него. Это было крушение идеала. Анна больше не казалась ему волшебной и прекрасной, как и другие исключительно красивые девушки из интернета. Они все казались Власову такими же обычными как мешок с картошкой или мешок с сахаром.

Дальнейшее существование Власова было наполнено мучительным ожиданием. Сорокина всё не звонила. Деньги заканчивались. Ожидание давило на психику. К тому же Власов испытывал всепоглощающую ненависть к Петрову. Сначала ненависть охватывала его сознание всякий раз, когда Михаил думал о ситуации, но постепенно ненависть приняла форму приступов. Они появлялись внезапно и заставляли его мучительно ненавидеть. Михаилу пришлось одолжить немного денег у Владислава. Ожидание стало невыносимым, Сорокина не звонила. Власов не выдержал, он позвонил ей сам, но ответа не было. Номер был не зарегистрирован. Михаил испугался. Раньше он часто общался с ней по работе с этого номера. Михаил заметил, что Анна слала ему какие-то сообщения. Михаил не стал читать их, потому что думал, что там очередная порция язвительного стёба. Теперь Михаил серьезно испугался. Всё шло не так, как он планировал. Он боялся, что Петров мог победить. Сбросить Сорокину и отправить Михаила на самое дно российской жизни. Ожидание, ненависть и страх слипались в один большой омерзительный ком. Нужно было забыться. Власов пил. Сначала это были маленькие дозы, но потом алкоголизация достигла неимоверных масштабов. Жизнь стала тусклой, сильно болела голова. Когда нужно было осмысливать, Михаил наливал себе ещё.

Михаил проснулся от громкого шума. Он не помнил, когда последний раз мылся. Вроде бы на прошлой неделе или ещё позже. Власов заметил, что его квартира заполнилась черными тенями. Они ходили и везде рылись. Они напоминали милиционеров. Одна из теней подошла к Михаилу и что-то спросила. Михаила вырвало красной рвотой с едким запахом спирта. Рвота запачкала сапоги у тени. Тень стала громко материться, другие тени окружили Власова и начали избивать. Михаил плохо чувствовал боль, но всё же чувствовал. Последовал удар тупым предметом по голове. Власов потерял сознание.

– Что вы тут разлеглись? – спросил озабоченный женский голос.

– Вставай, быстро! Нажрался где-то и теперь спишь! Люди автобус ждут, на работу спешат, а он разлегся! – возмущался женский голос постарше.

Михаил открыл глаза. Левый глаз опух и плохо видел. Зверски болела голова. Он попробовал встать, после чего ощутил сильную боль в правой ноге. Власов кое-как слез с лавочки. Внезапно Михаил почувствовал головокружение и тошноту. Власов находился на какой-то автобусной остановке. Он дошел до урны и вырвал. Окружающие его люди выразили бурное негодование по этому поводу. Пинками его прогнали от остановки. Прихрамывая, Михаил дошел до отдалённой пустой скамейки и присел. Он находился на площади Трех Вокзалов. Михаил начал анализировать происходящее. В его квартиру ворвались вооружённые люди, они что-то искали, потом избили Власова до потери сознания, запихнули его в машину и выкинули здесь. На нём была меховая куртка защитного цвета, очевидно, её на него набросили, чтобы Власов не замерз, на нем были те же туфли, джинсы и потрепанная черная рубашка. Власов нащупал во внутреннем кармане куртки какой-то плотный сверток. Он достал его и развернул. Там было ровно двадцать тысяч долларов и записка от Петрова.

“ Привет, ничтожество! Наверное, ты сильно охуеваешь, но не волнуйся. Это только начало. Каждая тварь должна знать своё место, и ты должен осознать своё. Мне очень нравиться трахать ту вонючую шлюху, которую ты так любишь. И ей тоже это нравится. Она довольно опытная, я даже удивился …..”

Власов впал в ярость.

      “ …. Ладно, если абстрагироваться от этого, то у тебя больше нет никаких документов, ты удалён из архивов, тебя никогда не было. Если вернешься в свою квартиру – тебя там застрелят, попробуешь с кем-нибудь контактировать – тебя застрелят. Ты думал, что ты мужчина? Ты ошибался. Я помог тебе стать тем, кем ты был всегда, Миша. Абсолютным ничтожеством, пустым местом. Ты продался мне с потрохами за двадцать штук баксов и ещё что-то пиздел про свои права. Я оказал тебе охуенную услугу, что вообще заговорил с тобой тогда, ублюдок. В общем, Миша, я вернул тебя к тому существованию, которое ты заслуживаешь. Посмотри на себя, ты же абсолютное безвольное чмо и ещё что-то хочешь от жизни? И, да, ещё кое-что, я забыл тебе сказать. Я дал команду своим ребятам из ФСО и ментам. К девяти часам вечера они придут прочесывать местность в поисках тебя. Если они найдут тебя, правильно – тебя застрелят нахрен. И ещё кое-что. Тут выяснилось, что на тебе весит десять изнасилований и пару обвинений в педофилии. Так что, я не знаю, как ты будешь жить со всем этим, но я уверен, что тебе понравится. Ведь ты создан, чтобы быть внизу….“