Это был блестящий ход со стороны Наполеона, но худшее ожидало впереди. Летом 1807 года, покорив Австрию и Пруссию, Наполеон разбил русских под Фридландом, заставил их просить мира и присоединиться к так называемой континентальной системе – блокаде, призванной поставить Великобританию на колени. Мирные переговоры проходили в обстановке величайшей секретности в Тильзите, на борту гигантского, украшенного флагами плота, стоявшего на якоре посреди реки Неман. Столь любопытное место встречи было выбрано для того, чтобы оградить переговоры двух императоров от подслушивания, особенно от английских ушей, ведь шпионы англичан кишели повсюду. Несмотря на эти предосторожности, британская секретная служба, годовой бюджет которой составлял 170 000 фунтов стерлингов (в основном деньги тратились на взятки), сумела внедрить на борт плота собственного агента – предателя из числа русских аристократов: он спрятался под плавучим помостом (с ногами в воде) и слышал каждое слово.

Правда это или нет, но Лондон вскоре выяснил, что два императора, на скорую руку уладив разногласия, предполагают объединить силы и поделить между собой весь мир. Франция должна была получить Запад, а Россия – Восток, включая Индию. Впрочем, когда Александр потребовал себе Константинополь, точку соприкосновения Востока и Запада, Наполеон покачал головой. «Никогда! – сказал он. – Ведь Константинополь – это столица мироздания»[29]. Затем в Лондон поступило донесение о том, что Наполеон, которому отец Александра в свое время представил план вторжения в Индию, теперь сам предложил своему новому русскому союзнику аналогичную, но значительно улучшенную схему. Первым шагом должен был стать захват Константинополя, который предлагалось разделить. Затем, пройдя маршем поверженную Турцию и дружественную Персию, русские и французы намеревались напасть на Индию.

Крайне обеспокоенные такими новостями и прибытием крупной французской миссии в Тегеран, англичане приступили к действиям – даже слишком быстро. Не проконсультировавшись друг с другом, Лондон и Калькутта направили в Персию специальных посланников, в задачу которых входило убедить шаха изгнать французов – «передовой отряд французской армии», как назвал их лорд Минто, сменивший Уэлсли на посту генерал-губернатора. Первым прибыл Джон Малкольм, спешно произведенный в бригадные генералы, чтобы придать посланнику больше веса на переговорах с шахом. В мае 1808 года, восемь лет спустя после своего предыдущего визита, Малкольм прибыл в Бушир на берегу Персидского залива. Там, вопреки яростным возражениям, он был задержан персами (по его убеждению, под давлением французов), и в разрешении следовать дальше ему отказали. Истинная причина задержки, впрочем, заключалась в том, что шах ознакомился с текстом тайного соглашения между Наполеоном и Александром и ему стало ясно, что французы, как прежде англичане, вовсе не собираются помогать ему против русских. Посланники же Наполеона понимали, что срок их пребывания в Тегеране исчисляется днями, и пытались убедить колеблющегося шаха, что раз они больше не воюют с русскими и даже стали их союзниками, то у них теперь больше возможностей сдерживать Александра.

Раздосадованный тем, что его продолжают томить на побережье, пока французские соперники в столице нашептывают шаху на ухо, Малкольм направил персидскому правителю резкое послание, предупреждая о возможных тяжких последствиях, если французская миссия не будет немедленно выдворена. В конце концов, разве в соглашении, о котором он сам вел с шахом переговоры, персы торжественно не поклялись не иметь никаких дел с французами? Шаха, который уже давно разорвал соглашение, подписанное с англичанами, изрядно разозлил высокомерный ультиматум Малкольма. Как следствие, тому так и не разрешили прибыть в столицу, чтобы лично изложить британские взгляды. Когда прозвучал окончательный отказ, Малкольм решил незамедлительно вернуться в Индию, представить генерал-губернатору исчерпывающий отчет о непримиримой позиции шаха и настоятельно рекомендовать применение силовых методов, чтобы шах одумался, а французов наконец-то вытурили.

Вскоре после его отъезда прибыл эмиссар из Лондона, сэр Харфорд Джонс[30]. К его счастью, он прибыл как раз тогда, когда шах смирился с мыслью, что придется выдворить французов, чтобы заставить русских уйти с захваченных кавказских территорий. Персы проделали очередной разворот на 180 градусов. Французскому генералу и его присным вручили паспорта, а Джонс со свитой отпраздновали победу. Шах отчаянно искал друзей и был только рад забыть прошлое – особенно после того, как Джонс преподнес ему в качестве подарка от короля Георга III один из самых крупных алмазов, который когда-либо приходилось видеть. Если шах и удивился прибытию друг за другом сразу двух британских посланников, один из которых буквально метал громы и молнии, а другой сыпал подарками, он оказался достаточно тактичен, чтобы ничего об этом не сказать.

Отношения между Великобританией и Персией вновь стали сердечными, но того же самого никак нельзя было сказать об отношениях между Лондоном и Калькуттой. Остро завидуя успеху лондонского эмиссара после того, как его собственный посланник потерпел неудачу, лорд Минто был решительно настроен вновь подтвердить собственную ответственность за поддержание контактов с Персией. Последовавшая за этим недостойная ссора ознаменовала начало соперничества, испортившего отношения между Британской Индией и правительством метрополии почти на полтора столетия. Дабы выпятить индийские интересы, генерал-губернатор настаивал на том, чтобы переговоры относительно нового соглашения с шахом вел его собственный человек, Малкольм, тогда как Лондон против этого возражал. В итоге был достигнут компромисс, позволивший обеим сторонам сохранить лицо: решили, что опытный дипломат сэр Харфорд Джонс останется в столице и закончит переговоры, тогда как произведенный по такому случаю в генерал-майоры Малкольм будет направлен в Тегеран, где проследит, чтобы на сей раз условия соглашения неукоснительно соблюдались.

В соответствии с новым соглашением шах обязывался не допускать вооруженные силы какой-либо другой страны на свою территорию с целью нападения на Индию, а также не участвовать в каких-либо предприятиях, враждебных британским интересам или интересам Индии. Взамен, если сама Персия подвергнется угрозе нападения со стороны агрессора, Великобритания направит войска на поддержку. Если это окажется невозможным, она предоставит вместо этого достаточное количество вооружения и советников, чтобы выдворить агрессора, даже если будет находиться в мирных отношениях с последним. Все понимали, что имеется в виду Россия. Шах не собирался повторять прежнюю ошибку. Дополнительно он получал ежегодную помощь в размере 120 000 фунтов стерлингов и содействие британских офицеров – вместо французов – в обучении и модернизации армии. Надзор за этой деятельностью возложили на Малкольма. Правда, существовала и дополнительная причина, по которой лорд Минто так старался вернуть Малкольма в Тегеран.

Страхи перед франко-русским нападением на Индию показали тем, кто отвечал за оборону страны, сколь мало они знают о территориях, через которые предстояло пройти армиям вторжения. Следовало немедленно что-то предпринять, чтобы исправить положение: ведь никакие соглашения не остановят столь решительного агрессора, как Наполеон. С точки зрения Минто, никто не справился бы с этой миссией лучше Малкольма, успевшего узнать о Персии больше любого другого англичанина. В феврале 1810 года Малькольм снова очутился в Бушире и на сей раз благополучно добрался до персидской столицы. Его сопровождала небольшая группа тщательно отобранных офицеров, которым официально предстояло обучать шахскую армию европейской тактике войн, но которым вменили в первоочередную обязанность выяснить все, что удастся, относительно военной географии Персии – точно так же как раньше это делали люди Наполеона.