Кирстен 1

Я пытаюсь сдвинуть взглядом чашку. Подозреваю, лицо у меня при этом смешное, гримаса такая, будто приседаю с булыжником. Красная перекошенная физиономия, вот это вот все… Хорошо, что кроме сестренки никто меня дома не видит. А сестренка всегда мной восхищается, просто так, потому что я умею находить еду и сшила из лоскутов куклу.

Ей все равно, что я пустая, как эта неподвижная чашка. Ну нет у меня способностей!

Я знаю, что чудодействовать запрещено. Если кто-то узнает, донесет в Инквизицию, и за мной придут, как когда-то за мамой. Из катакомб, если нужно, достанут. Но если бы я хоть что-то смогла, хоть самую малость… Это была бы моя ниточка к маме. Единственное, что еще может нас связывать. Я бы снова чувствовала ее дыхание рядом.

Пытаюсь и пытаюсь. Без результата.

- А можно, я всегда буду малышкой? - Вдруг спрашивает сестренка.

Ее зовут Габи, ей скоро будет четыре. Она очень похожа на папу. Тот же излом бровей, те же длиннопалые руки, и улыбка тоже его. А больше я ничего о папе не помню. Его убили недавно, и будто вечность назад, еще до рождения Габи. Память уже размывает родные черты. Иногда перед сном я лежу, смотрю в потолок, и пытаюсь мысленно собрать папин образ. Вспоминаю его низкий голос, манеру двигаться и говорить.

С каждым днем папы все меньше. От этого больно щемит в груди. Маму у меня позже забрали. Но я знаю, чувствую: близок тот день, когда память-предательница и ее потеряет.

Хорошо, что осталось несколько чернильных набросков. Родители изображены на пергаменте, небрежными тонкими линиями. Теперь мои близкие люди просто портреты. Неподвижные картинки. Я не в силах их оживить.

Наивный вопрос сестренки меня согревает. Габи вообще горячая, будто печка. У нас редко бывает возможность покупать дрова. Ну да ладно. Есть несколько замечательных одеял, под которыми мы спим бок о бок. Габи сопит, уткнувшись мне в грудь твердой головушкой. Рядом с ней все плохое словно бы растворяется. И тогда я думаю, что все будет хорошо. Я справлюсь.

Мои губы сами собой расползаются в грустной улыбке:

- Конечно, можно. Всегда будь маленькой. Ну, такой как сейчас.

О да. Пусть подольше побудет в своем солнечном мире. Пусть не знает о боли и ужасах, что творятся вокруг. Пусть верит, что я от всего смогу ее защитить. Спасти от крыс, от одичавших собак, от пьяных прохожих и страшных теней, собирающихся по углам. Смогу прогнать галдящих оборванцев с комками навоза. Для Габи я всесильная Кирстен. А не вчерашняя девчонка, пытающаяся свести с концами концы.

- Здорово. Значит, я всегда буду есть кашку на завтрак! И играть с Авиком. Знаешь, завтра мы поженились. И поцеловались.

- Не завтра. Вчера, наверное. - Со смешком поправляю. Скоро мы будем болтать как подруги.

Хотя… По правде, я немного завидую сестре. Если бы мне кто-то нравился, я бы не смогла так открыто рассказывать о своих чувствах. При одной только мысли об этом все внутри отчаянно протестует. А у меня даже нет парня. Зато, у Габи все просто. Поцеловались они, ага. Губками чмок-чмок в пухлые щечки.

- Ладно, пойдем. Йерген ждет.

Я помогаю сестре застегнуться, потом застегиваю крючки на своей истрепавшейся ваточной стеганке. Когда-то ее мама носила. Дверь мы не запираем, все равно брать у нас нечего. Я просто прижимаю створку снаружи рогатиной.

От нашего дома до мастерской Йергена идти около получаса. По правде, это давно не наш дом. После ареста мамы туда поселили другую семью, а Йерген выкупил нас с сестрой из городского имущества. Так что по документам мы с Габи не городские, мы собственность Йергена, эльфа, вольного художника, большого друга моих покойных родителей. Если бы не он, я не знаю, что бы сейчас с нами стало. Даже думать не хочется.

В доме была клетушка для зимовки скотины, и Йерген договорился с новой хозяйкой, чтобы мы там остались. Он помог мне заткнуть щели, насыпать пол и сколотить нехитрую мебель, - кровать, пару лавок, ларь для вещей. И с тех пор ежемесячно передает через меня ей два медяка как аренду.

Вот так. Мы снимаем угол для животных в доме, в котором вырослая, и где родилась Габи. По утрам я прихожу работать у Йергена, пять дней в неделю, если ему не требуется больше помощи. В основном, мои обязанности просты, например, прибраться в тесной, заваленной холстами, неоконченными статуэтками и досками вывесок мастерской. Воздух там так напитался запахом пигментов и масел, что кажется, его можно резать на ломти. В мастерской эльф живет и работает. Еще мне нужно приготовить еду, выполнить нехитрые поручения, на рынок сходить. Бывает, я позирую, - то есть пытаюсь не двигаться, пока не заломит в спине и перед глазами не потемнеет. Простая работа, честная и достойная, к тому же, Габи всегда крутится рядом. Йерген делится с нами едой, и иногда даже дает маленькие серенькие монетки. В народе они зовутся горошинами. «На ленты», так он говорит. Я знаю, что с хозяином нам повезло.

Родительский дом находится на самой окраине, и сейчас мы с сестрой продвигаемся в сторону центра, в район более зажиточный. Впрочем, не сильно. Кроммов там еще не увидишь. Зато, они часто присылают карателей.

Я крепко держу Габи за руку, как всегда, оценивая обстановку. В совершенстве выучила навык горожанки из бедных кварталов. Нужно одновременно смотреть вверх - как бы чего из окошек не выбросили, вниз - как бы не вляпаться в самое смрадное, и разом по кругу - чтобы не обворовали, не толкнули, чтобы самой никого не задеть и не нарваться. А если увидишь карателя, нужно стать незаметной и смотреть вниз. С ярлыками у нас все в порядке, вон они, у обеих на шеях, но играть с судьбой очень не хочется.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И без карателей на узких улочках Фиалкового квартала приходится быть начеку. Дома тут обступают, теснят клетчатыми фасадами, вторые этажи нависают над первыми, отчего даже в летний полдень сыро и сумрачно. Среди вывесок все больше трактиры и заведения, от которых приличным девушкам следует держаться подальше. И днем и ночью здесь толчется народ, водят скот, продавливают себе дорогу всадники, кричат зазывалы, нищие дергают за подол. Каждый раз, когда выбираюсь отсюда, мне становится легче дышать.

Как этот адский котел умудрились назвать Фиалковым кварталом? Уму непостижимо! У древних было странное чувство юмора…

- О, какая хорошенькая. Хочешь горошинку? А если две? А я немного поиграюсь с твоими.

Меня грубо хватают за плечо, я изворачиваюсь, глотая желание огрызнуться. Разумней опустить голову и дальше идти. Пьянчуга быстро переключится на другую прохожую. Так и есть. К своему облегчению, слышу позади заплетающееся:

- Ишь какая тетеря…

Мастерская Йергена находится на нарядной улице квартала маляров, среди одинаково симпатичных, точно расписные яички домов. Маляры показывают свою работу, так что брус каркаса окрасили в темно-бордовый прошлой весной, а глиняные стены сияют от свежей побелки. Мне это кажется странным, но все художники входят в гильдию маляров. В квартале расположено несколько конкурирующих лавок.

Но я уверена, что у Йергена самая красивая вывеска. Ее уже трижды забрасывали тухлыми яйцами. И дважды били мелкие мутные стеклышки, вставленные в решетки больших окон мастерской.

На всякий случай стучусь. Утро… Посетителей еще нет.

Йерген бросает на нас с сестрой косой взгляд, и возвращается к холсту. В последнее время он рисует модные южные плоды, гранаты, разломанные, с рассыпавшимися семенами. Их любят вешать в гостиных зажиточные горожане.

- У меня уже чесотка от этих гранатов. Будто переел. - Вздыхает Йерген. - В прошлом году, когда все просили подсолнухи, было повеселее. Там и вазы разные, и состояние у подсолнухов отличается. Например, подсолнухи бывают вялые, полувялые, недовялые, бродрые, или чтобы прям бутоны торчком… Изобилие мотивов, поперхнуться можно.