Из кармана вылинявшей куртки достала пачку сигарет «Честерфилд», пальцы дрожали, как и все тело. Из пачки выпала зажигалка, звякнула по столу, очутившись на стороне Эльжбеты. Пани директор не одобряла курение в кабинете, однако остановить женщину не осмелилась, интуитивно опасаясь своим неуместным запретом надломить и без того хрупкую конструкцию того психоэмоционального скелета, что пока еще поддерживал ее целостность.

– Клара, – обратилась Эльжбета к женщине, подняв выроненную зажигалку. Она поднесла зажигалку к лицу Клары, чиркнув колесиком, голубоватое пламя взметнулось вверх, и посетительницы будто и вовсе не стало – такой блеклой, бестелесной казалась она позади живого огня. – Ты обратилась по адресу. Здесь ты найдешь помощь. Оставайся сколько тебе будет угодно!.. Сколько потребуется для восстановления сил, – пани директор поспешила внести ясность, приметив, как вдруг из пустоты потухших глаз женщины взметнулись искры, при том сами глаза были будто бы ни при чем, – существовали лишь искры, искры холодные и хищные. Резкая перемена оттолкнула Эльжбету.

Зазвонил телефон, и она с облегчением отвела взгляд, в душе улыбаясь представившемуся случаю отвлечься. В застывшей тишине кабинета зазвучал громогласный сбивчивый вихрь из хаотичных фраз и междометий. Звонивший – муж Эльжбеты, Вацлав, с трудом переводя дыхание, бессвязно бормотал. Из сумбурного потока слов Эльжбета не без усилий, но все же вычленила суть: время позднее, а Янки все нет и нет, университет закрыт давно, а ее все нет, и телефон недоступен, никто из друзей понятия не имеет, куда она запропастилась, и нет ее нигде, пропала Янка.

Эльжбета не готова была вот так сразу разделить панический настрой мужа – сердце остыло давно, не зная волнений с той поры, как ушла та, первая, особенная.

– Возьми себя в руки, Вацлав! – металлическим голосом процедила она в трубку. – Янка уже не ребенок, у нее могли найтись дела, в которые у нее не было нужды тебя посвящать. Телефон, вероятно, разрядился. Зря ты панику развел! Ей-богу!

Однако беспокойный отец встревожился не на шутку.

– Эльзи, – говорил он, то и дело перебиваемый собственным прерывистым дыханием, – ты сама знаешь, Янка всегда на связи. Не было и часа, чтобы она… Не похоже это на нее… Вот так пропадать… Не про нее это…

Эльжбета живо представила, как супруг «на нервах» механически вытягивает из своей макушки реденькие волосики, раздвигая границы едва наметившейся плеши.

– Успокойся, не паникуй раньше времени! Я скоро буду, и мы во всем разберемся, – смягчившись, произнесла она, мельком взглянув на посетительницу.

Женщина, похожая на призрак, докурив, застыла вновь без признаков жизни. В подчинении Эльжбеты имелся немногочисленный штат пансиона, оборудованного в помещении Фонда. Ближе к вечеру большинство работников расходилось по домам, но на вахте всегда оставался кто-то. Кликнув дежурного, пожилого горбуна пана Войчика, Эльжбета на ходу отдала необходимые распоряжения насчет новой постоялицы. Шаркая по ламинату домашними тапками, пан Войчик размеренно и неторопливо принялся их выполнять, – благо поднести тощий рюкзак в свободную комнату да показать Кларе кухню и прочие места общего пользования в пансионе – дело необременительное. Сама Эльжбета живо засобиралась домой, не то чтобы всерьез предчувствуя неладное, не то чтобы волнуясь, скорее ею руководил здравый смысл – успокаивая супруга, она все же кривила душой: Вацлав прав – пропадать запросто, не давая знать о себе, с характером Янки никак не соотносилось.

Перекинув дамскую сумочку через плечо, она наскоро накинула плащ и, проверив в кармане ключ от автомобиля, поспешила вниз по лестнице, спускаясь в парадную. За дверью слышался шум ветра. Клацнул замок, и волна холодного воздуха ужалила лицо – дверь распахнулась за миг до того, как женщина собиралась ее толкнуть. На пороге пансиона стоял незваный гость, крайне неугодное время он выбрал для визита. Они столкнулись лицом к лицу – Эльжбета и худощавый брюнет в комичной, по мнению консервативной дамы, шляпе с широкими полями и болотного цвета дождевике.

– Детектив Роман Любич, – представился визитер. – А вы, должно быть, Эльжбета Ракса?

– Да, да, – торопливо закивала женщина, стоя в дверях. Чудовищная догадка пришла ей на ум и она, сделав шаг назад, позволила мужчине пройти в помещение.

«Серая моль, волевая, жесткая, но определенно чем-то встревожена» – охарактеризовал про себя Роман директора пансиона, выцепив взглядом ее призрачный силуэт в сером пальто и лицо – бесцветное, вероятно, некогда привлекательное, с выдающимися скулами и резкой линией рта. Глаза проникнуты нетерпением.

– Моя дочь… Что с ней? – спросила женщина. В ее голосе чувствовались легкая хрипотца и более явно – стальные ноты.

Роман невольно ссутулился под ее требовательным взглядом.

– Ваша дочь? – произнес он озадаченно. – Простите, не понимаю. Я здесь по другому поводу. О вашей дочери мне ничего не известно.

Эльжбета выдохнула, издав вымученный грудной стон. Внутри закипало раздражение. С трудом сдерживая гнев, она выпалила:

– Что бы вас, пан полицейский, ни привело ко мне, это может подождать. Я тороплюсь, а вы меня задерживаете! Моя дочь до сих пор не вернулась домой. Муж как на иголках, а у него сердце больное. Не знаю, что и думать. А вы, молодой человек, только время отнимаете!

Эльжбета решительно двинулась к выходу. Оставив полицейского внутри, рванула дверь наружу, петли жалобно взвизгнули. Широким твердым шагом женщина устремилась к машине, безразличная к порывистым завываниям ледяного ветра. Роман вышел следом, засеменил рядом, неуклюже поддерживая слетавшую на ветру шляпу.

– Понимаю ваше беспокойство, – вкрадчиво лепетал он, – но мое дело также не терпит отлагательств. Окажите любезность, поручите кому-нибудь из своих сотрудников проводить меня к некой Кларе Милич, по моим данным, она не далее как сегодня заселилась в ваш пансион.

Эльжбета как раз усаживалась в водительское кресло «Тойоты Ярис» кроваво-красного оттенка в дождливых осенних сумерках. Дверца автомобиля была приоткрыта, и женщина на миг застыла, красноречиво стрельнув взглядом.

– Зачем вам Клара? – спросила она.

– Надо задать ей пару вопросов. Я веду расследование серийных убийств. Она – единственная выжившая жертва, понимаете? Единственный свидетель!

– Девочка сейчас не в том состоянии, чтобы отвечать на вопросы, – сурово изрекла Эльжбета (определение «девочка» вырвалось непроизвольно, и она сама тому удивилась, вспомнив, насколько не подходит оно для бледной сморщенной тени).

Эльжбета дернула дверь, но рука настырного детектива удерживала стойку.

– Простите, – начал он, поневоле считывая нарастающее раздражение в лице женщины, – а вам лично она не успела поведать подробности своего похищения?

Понимая, что от наглеца так просто не отделаться, кивком головы женщина указала на пассажирское сиденье. Роман не заставил себя долго ждать. Окрыленный, он перепорхнул через капот машины, ловко спланировал прямо в салон, заняв кресло рядом с водителем. Двигатель «Тойоты» взревел, капот кровавой вспышкой мелькнул под уличным фонарем, и автомобиль спешно влился в поток вечерних улиц.

Роман дорожил временем, не стал ходить вокруг да около и сразу перешел к делу, попросив женщину по возможности воспроизвести рассказ Клары.

– Клара Милич, двадцати восьми лет от роду, счастливая жена, мать двоих детей, около трех лет тому назад поздним осенним вечером прошла через турникет больницы, где работала медсестрой. Переглянувшись со служащей регистратуры, махнула ей на прощание рукой, после ее никто не видел. Спустя три года она сама объявилась в полицейском участке на окраине Варшавы – случайные люди подобрали ее у шоссе. Одетая в грубую безразмерную льняную рубаху ниже колен, босая, с расцарапанными руками и белым как известняк лицом, спутанными немытыми волосами, она походила на пугало. Забавно, если не принимать во внимание факт, что такими же белыми и обескровленными были обнаружены и другие жертвы. Она – единственная, кто выжил. Это то, что знаю я, – Роман, не таясь, раскрывал карты. – Сдается мне, вам известно больше. Что Клара рассказала о тех трех годах плена? Как ей удалось из него вырваться?