Второй этаж занимал конкурент и заклятый враг Фориджа китаец Ван-Ю-Ли, тоже миллионер. В Сан-Диего он был знаменит тем, что вкопал возле дома столб, вершина которого приходилась как раз напротив его окна, и теперь требовал от муниципалитета повесить на него фонарь для освещения улицы, рассчитывая таким образом использовать фонарь в качестве дармовой настольной лампы.

В той же комнате жило нечто среднее между его компаньоном и советником, а именно - бывший русский аристократ, князь Иван Христофорович Курочкин, в свое время предусмотрительно сбежавший в Констанцу от наступавших красных частей.

Мягкая мебель и ковры на втором этаже напрочь отсутствовали. Их с успехом заменяла циновка, расстилаемая в торжественных случаях лично президентом фирмы. Фирма называлась:

* * * ЛИ * * *

каботажные перевозки

Третьим жильцом был говорящий воробей. Конечно, из соображений престижа следовало бы завести кенара или на худой конец попугая, но китаец был скуп и предпочитал каждое утро красить воробья в яркий канареечный цвет, причем во время этой процедуры воробей ругался, бегал по клетке и брезгливо закрывал глаза лапками.

Ван-Ю-Ли был неумолим. С чисто азиатской хитростью и терпением обучив его английскому (китайский воробей учить категорически отказался), китаец требовал теперь и канареечных трелей. Деваться воробью было некуда, приходилось петь.

- Жизнь - сложное и уникальное явление, - рассуждал воробей, - и если тебе где-нибудь насыплют зернышек, то в другом месте непременно дернут за хвост; обижаться бессмысленно и бесполезно. А если судьба складывается так, как она складывается, то петь соловьем, конечно, не с чего, но не в этом счастье и жить пока можно, да, можно!

Бесспорно, самые горластые на свете мальчишки живут в Сан-Диего. Еще более бесспорно, что ни одно важное событие в жизни этого города не обходится без занесения его на скрижали истории, роль которых с успехом выполняет местная газета "Сан-Диего ньюс". Если бы не мальчишки-газетчики, ее бы никто не покупал; вот и теперь разбуженный ни свет ни заря Норман Форидж вынужден был скупить на полреала газет, чтобы они убежали орать на соседнюю улицу. Спать уже не захотелось, и Форидж стал рассматривать последнюю страницу.

В Сан-Диего все было по-прежнему за исключением одного: наконец-то начала работу акционерная компания по освоению залежей гуано на острове Мартинес. Тут же было помещено объявление о желании компании зафрахтовать судно для перевозки сырья на материк. Это было как нельзя более кстати, потому что фирма, в связи с гибелью "Санта-Клауса", несла колоссальные убытки и находилась на грани финансового краха.

Возблагодарив судьбу, Бога, газету и мальчишек (мальчишек он попутно проклял), Норман Форидж растолкал Оскара Фоше и послал его заключать контракт.

Жильцы старого дома потихоньку просыпались. Курочкин последний раз увидел во сне бутерброд с черной икрой, преследовавший его как кошмар в течение вот уже пятнадцати лет, причем год от года слой икры на бутерброде становился все толще (китаец кормил его размоченным в воде рисом), и с глубоким сожалением открыл глаза. Сложив газету, на которой спал, Курочкин аккуратно повесил ее на гвоздик. Китаец уже красил воробья. Иван Христофорович вздохнул и отправился на базар покупать банан к завтраку. Он спустился по лестнице, вышел на улицу и тут был сбит с ног мощным вихрем, смерчем, торнадо, в который превратился личный секретарь Фориджа, ополоумевший от возбуждения.

- Виктория! - восторженно кричал Фоше, перемахивая через поверженного Курочкина. Курочкин нашарил в пыли пенсне, нацепил его на нос и ошеломленно посмотрел вслед французу. Ликующий вид Фоше никак не вязался в представлении Ивана Христофоровича с глубоким трауром и унынием, царившем в агентстве Фориджа после утраты "Санта-Клауса".

- И какого дьявола распрыгался?! - с удивлением подумал Курочкин. Ему бы скорбить да скорбить! Пойти, что ль, Фориджу настучать? Норка ему даст!.. Я ему устрою викторию, повеселится он у меня!

Иван Христофорович поднялся, отряхнул колени и решительным шагом направился вслед Фоше. Он шел гордо, с намерением высыпать на рабочий стол Фориджа полную корзину яблок раздора. Он вошел с открытым ртом, чтобы не тратить время на его открывание. Вошел - и замер, пораженный невиданной картиной: Форидж, сияя от счастья, прижимал к сердцу Оскара Фоше. Форидж приготовился расцеловать его, но тут увидел Курочкина.

- Посмотрите на него! - воскликнул Форидж, отстраняя секретаря. Что, старый хрыч, опять гадить пришел? Не трудись, папаша, на-ка лучше подарочек твоему дружку передай, - Форидж сунул в руки оторопевшего Курочкина аккуратный пакетик. - Фоше, проводите гостя к выходу!

Секретарь, приятно улыбаясь, пошел на Курочкина, но Иван Христофорович, предпочитая не обострять обстановку, сам юркнул за дверь.

Отдышавшись и закрыв рот, он первым делом развернул пакет и увидел пузырек с валерьянкой. У князя сразу нехорошо закололо в сердце: он знал, что такие подарки не к добру. Забыв про завтрак, он ринулся наверх. Ворвавшись в комнату, он обнаружил китайца плавающим в луже холодного пота с компрессом на лбу. В комнате царило отчаяние. Щель в полу, которой Ван-Ю-Ли регулярно пользовался для подсматривания и подслушивания, была заплевана и заткнута спальной газетой Ивана Христофоровича. Курочкин понял, что произошло нечто непоправимое.

- Ты чего, Ванюша? - испуганно спросил он. - Что случилось?

Китаец рыднул и рванул себя за косицу.

- Контракт! Гуано! - прохрипел он.

- Ты, Ваня, не волнуйся, - начал успокаивать компаньона Курочкин. Насчет контракта мы их все равно облапошим, помяни мое слово!

Тут Ван-Ю-Ли медленно поднялся, дико задрожал, растопырил пальцы и двинулся на князя!

Все на свете преходяще: и успех, и неудача; здравомыслящим людям нет причины без нужды падать духом. Но, конечно, доля горестных переживаний, сокращающих жизнь, присутствует в бытии даже насквозь прожженных мошенников, каковыми являлись все вышеупомянутые лица - все без исключения. Не был исключением и почтенный Ван-Ю-Ли. Вдоволь наплакавшись за ночь, к утру он придумал в меру гениальный план, который в случае успеха сулил в некотором смысле золотые горы. Ван-Ю-Ли и Курочкин, посовещавшись, принялись за его осуществление.