«Я Агафонова, помните меня?».

И он вспомнил. Но как она была сейчас не похожа на себя. Сильно похудела, а на лице был видимый отпечаток горя.

«Я больше не милиционер, мадам, и немного тороплюсь. Как у вас дела? Ужасная была история, сочувствую вам… Мне пора».

Бегун уже было развернулся, чтобы отойти от нее, но тут он расслышал еще одну фразу от женщины:

«Паша умер…».

Бегун вновь повернулся к ней, подошел ближе и тихо произнес:

«Возьмите водки».

Женщина кивнула, и они пошли уже вместе.

«Пойдемте ко-мне, – сказала она, – я все возьму, мне нужно поговорить с вами».

Заинтригованный Бегун молча кивнул. Ему не очень-то хотелось идти в ее мрачный дом, уж точно в котором до сих пор живет скорбь, но повиновался.

Молча куря на кухне, уже которую сигарету перед начатой бутылкой, он слушал неторопливый рассказ Марии и не перебивал. Она пила чай с желтой от кофеина чашки, а ее речь струилась спокойным потоком, без эмоций. Но какая в них была трагедия. Всей ее разрушенной жизни:

«Помните ту торговку билетами? Она тогда во время обыска прокляла моего мужа, сына и всю мою семью? Муж мне рассказывал. Вы же тоже были там? Сразу после этого умер Константин. Она хотела сначала забрать у моей семьи выигранную нами машину, а когда не вышло, она забрала моего мужа. И прокляла на вечные скитания его душу. Знаете, я разговариваю с ним иногда».

Бегун молча осушил очередную стопку. Агафонова, горько улыбнувшись, продолжала:

«А два месяца назад умер мой сын. Врожденный порок сердца, о котором мы ничего не знали почему-то. Врачи сказали, что так бывает… Дочь сейчас живет с моей матерью. Ей там лучше. Тем более, что она боится, когда приходит Константин. Мать говорит, что я схожу с ума. Но это не правда. Она же не знает, что я пережила тогда и переживаю сейчас. Я только один раз вызвала душу мужа. На сороковой день с помощью заклинания, которым научила меня соседка. После этого он стал приходить сам. Каждую ночь. Это он сказал мне пойти сегодня на рынок, где продавали его костюм, и встретить вас».

Почему-то ее идиотская, как казалось Бегуну, история, имеет какое-то рациональное зерно, все же думалось ему.

«Может потому что я выпил на старые дрожжи и успел захмелеть?», – подумал бывший капитан. Мария же продолжала:

«Он говорит, что в городе по-прежнему продолжают раскапывать могилы, снимать с покойных вещи, а их самих скармливать свиньям. Он сказал, что вы все знаете. А сколько их-то, батюшки, съеденных… Один раз Константин показал мне. Ночью они приходили все. Видите за окном детскую площадку? Она вся была в искусанных голых мертвецах. Только я могла их видеть. Они были повсюду. Десятки и десятки неповинных людей. Они теперь взывают об отмщении. Все. И Константин. Вы взялись тогда за это дело, но оно не законченно. Вы для них служитель закона и по-прежнему капитан милиции, к которому они взывают. Так сказал мой муж. Все что будет нужно, я сделаю. И машину нашу возьмите, если нужно. Но нужно действовать прямо сейчас».

Бегун допил водку и, сказав, что ему нужно прийти в себя, отправился домой. Предстояла работа, которую неизвестно с чего следовало начинать. С Агафоновой договорились о том, что встретятся завтра в полдень возле конторы городского нотариуса, для того, чтобы выписать доверенность на его имя на Волгу, которой сейчас числилась хозяйкой Мария. На том и порешили.

Пьяному Бегуну нужно было хорошенько выспаться, для того, чтобы завтра быть в бодром настроении и иметь свежий вид. Он хорошо понимал это, поэтому, придя домой, завалился в кровать и проспал до самого утра. Будильник, который он завел накануне, прозвенел ровно в восемь. Поднявшись с кровати, Бегун чувствовал себя довольно-таки не плохо. Пожалуй, впервые за последние несколько недель. Позавтракав разведенным яичным порошком, он побрился, а потом стал искать в шкафу чистые вещи. Выгладив рубашку, он направился к нотариусу ровно к 12 часам. Подойдя к конторе без четверти, он стал ожидать Марию. Хотелось курить, но сигареты закончились. Прождав Агафонову полчаса, он стрельнул у прохожего папироску и жадно закурил. Просидел на уличной лавочке еще полчаса, а той, кого он ожидал здесь, все еще не было.

«Да где ее носит?», – размышлял про себя Бегун.

И тогда он решил сам зайти к ней. Ведь могло и что-то случится. Подойдя по памяти к дому Агафоновых, он поднялся к квартире и стал стучать, так как звонка не было. Стучал долго, минут десять. Но к двери никто не подходил. И вот когда он уже собирался уже уходить, в квартире послышался тихий шум и щелкнул замок. Дверь медленно отворилась и заплаканная Мария чуть ли не упала ему на руки. Бегун завел ее в комнату и, усадив на диван, поинтересовался что случилось. Тогда женщина тихо зарыдала, схватив Бегуна за руку. Через несколько минут она произнесла:

«Они и его выкопали. Моего сына. Я видела его вчера. Из окна ночью. Он стоял там, на детской площадке, голый и изуродованный, и плакал. Все кричал, – мама, мама, спаси меня от них, спаси. Я ничего не могла сделать. Потом, видимо потеряла сознание. Потому что очнулась утром. Была не в силах куда-то идти и все это время проплакала. Простите, что не пришла на встречу».

Бегун набрал ей стакан воды под краном и заставил выпить. А потом сказал:

«Есть лишь один способ узнать, правда ли это все, а не ваша ли больная фантазия, что, скорее всего. Я как-то уже один раз просил у вас разрешение на эксгумацию труппа мужа. Сейчас нужно нечто подобное. Хуже вам уже не будет, но вдруг все это не более чем ночной кошмар?».

Мария схватила Бегуна за руки и, уже не плача, шепотом стала говорить:

«Я с вами, я покажу могилу сына. Я справлюсь. Мне уже лучше. Идемте, идемте скорее к нотариусу, понадобиться машина. У нас где-то были и лопаты. Я буду помогать вам…».

Отделаться от нее не было никакой возможности, поэтому Бегун молча кивнул головой.

Ближе к полуночи на окраину Ташлы подъехал автомобиль ГАЗ 2410. В салоне было двое. Закуривший Бегун и спокойная Мария Агафонова. Постояли. Вроде тихо. Подъехали с ближе к кладбищу со стороны поля. Никого. Бегун заглушил двигатель и вышел из машины. Стояла тихая ночь. Работа предстояла не простая. Морозов все последние дни не было, но земля могла промерзать по ночам. Достав из багажника две лопаты, Бегун пошел за Агафоновой, которая, хорошо ориентируясь на местности, петляла среди могил. Минут через пять она остановилась и, показав на свежий холмик земли, тихо сказала – здесь. Не раздумывая, бывший капитан стал раскапывать землю. Мария взяла вторую лопату с земли и стала помогать. Почва не охотно, но поддавалась. Через минут сорок работы лопата Бегуна ударилось о дерево.

«Еще немного», – проговорил он, и стал расчищать крышку гроба.

Мария стояла над ним и тихо приговаривала:

«Ох, сынок мой, да хоть бы это все мне почудилось. Думала, что никогда уж не увижу твоего лица, да вот как пришлось…».

В это время Бегун открывал крышку, которая удивительно легко поддалась. Неприятное чувство охватило Бегуна и он, сделав последний рывок, заглянул вовнутрь гроба. По его виду Мария все поняла, у нее подкосились ноги, и она присела прямо на землю рядом с разрытой могилой и, укусив себя за запястье, тихо, без стона заплакала. Озадаченный Бегун молча смотрел в пустой, не особо больших размеров, ящик. Он не знал о чем и думать. Через несколько минут к нему подобралась Мария и, уже без рева, зло сказала:

«Пропустите, дайте и мне посмотреть».

Бегун отодвинулся в сторону, а лицо женщины скорчилось в гримасе ужаса. Когда Бегун зарывал яму, Агафонова молча сидела на лавочке одной из соседских могилок, но уже не плача. Закончив работать, бывший капитан с Марией вернулись к машине. По-прежнему никого не было видно. Сев в Волгу они быстро уехали. Всю дорогу Мария как-то ненатурально и зло улыбалась. Довезя ее до дома, Бегун предложил проводить ее до квартиры, но та сказала, что не стоит и она хочет побыть одной. Договорились о том, что завтра они встретятся у нее дома ближе к обеденному времени. Бегун поехал к своему дому. Нужно было помыться, переодеться и отдохнуть.