"Я не..." Его тело прижалось к моему, его пальцы дрожали на моих щеках, горле и руках, когда он потащил их вниз, следуя за изгибом моей талии. Он обхватил мои бедра, его пальцы вдавились в плоть там, и когда он заговорил, его голос был густым и нуждающимся, грубым и неровным шепотом. "Я не... я не контролирую себя".
За этими словами последовала пульсация желания, превратившаяся в рев в моей крови. Это была такая интенсивная волна ощущений, что кончики моих грудей напряглись, а в самой глубине меня все запульсировало. "Я тоже".
"Слава богу", - прохрипел он, а затем его рот сомкнулся над моим.
Закончив поцелуй, Кастил нанес удар, вонзив клыки в мое горло и глубоко войдя в меня до самого основания. Я вскрикнула, выгнув спину. Скручивающая боль от удовольствия с оттенком боли пробила себе путь через мое тело, зажгла каждый нерв и разгорелась в пламя диких, сырых ощущений, которые превратились в чистый экстаз. Ощущение того, как он заполняет меня, растягивает, не оставляло места ни для чего другого. Его присутствие доминировало.
Кастил держал меня на руках и коленях, выгнув спину так, что его клыки все еще были глубоко в моем горле. Не было ни колебаний, ни минутной передышки. Он двигался позади меня, быстро и сильно, и пил из меня, глубоко и долго. Я чувствовала каждое прикосновение к горлу, каждый рывок и толчок его пульсирующей длины всем телом. Его вес - сила, с которой он входил и выходил - повалил меня на пол, прижав к нему. Холодное прижатие дерева к моей груди и тепло его тела на моей спине, когда он держал мою голову приподнятой, обнажая шею, было греховным шоком.
Внезапно он снова поднял меня на колени, притянув к себе так, что я оказалась вровень с его грудью. Туника наконец-то соскользнула с моих запястий, но его рука зацепила мои, прижав их под грудью. Его толчки были неистовой бурей, и звуки, которые он издавал, когда питался, и звуки, которые издавала я, когда он брал меня, были скандальными. И я упивалась этим.
Он поднялся без предупреждения, встав одним мощным толчком. У меня вырвался непроизвольный вздох удивления, когда мои ноги оторвались от пола. Боги, его сила...
Кастил резко повернулся и прижал меня к столбику кровати. "Приготовься, моя королева".
Я чуть не кончила снова, прямо здесь, при звуке его грубого требования. Ухватившись за балку, я никак не могла подготовиться. Но не сейчас, когда он притянул меня к себе за кончики пальцев ног, его бедра упирались в мою задницу. Его рука запуталась в моих волосах, когда он откинул мою голову назад.
Ощущение того, как его рот закрывается над следом от укуса, вызвало во мне прилив желания. Он переместился, оттащив меня от балки, а затем прижал меня так, что мои бедра уперлись в твердую доску у изножья кровати. Его рот все еще был прижат к моей шее, и он все еще был так глубоко, входя в меня, снова и снова. Мои пальцы впились в одеяло, когда я задыхалась. Одна из его рук зацепилась за мое колено. Он приподнял мою ногу, меняя угол, углубляя свои толчки и усиливая ощущения. А потом он сорвался.
Некуда было бежать, невозможно было спастись от огня, который раздували жесткие толчки его бедер, или от дикой, грубой силы его рта, который двигался у моего горла. И я не хотела бежать. Я не знала, что это говорит обо мне - знать, что нет никакого контроля, никакого сдерживания. Что это было утверждение, и я с готовностью погрузилась в это пламя, когда изголовье кровати ударилось о стену с быстрым, почти беспорядочным стуком. Звуки. Его скользкое ощущение. Полное господство...
Мое тело напряглось, сжалось. Разрядка была внезапной и резкой, проходя через меня пульсирующими волнами. И все же он не остановился. Он входил и выходил, его бедра вращались и скрежетали, пока я не закружилась и не упала...
Кастил оторвал свой рот от моей шеи и вырвался. Он перевернул меня на спину и схватил за бедра, притянув к краю кровати. А затем он снова вошел в меня. Моя голова откинулась назад, и я задыхалась...
Он застыл, глядя на меня сверху вниз...
Я проследила за его взглядом, проведя по тонкой золотой цепочке до того места, где между грудей лежало его кольцо. "Я ношу его близко к сердцу с тех пор, как получила его".
Кастил вздрогнул, и его рот накрыл мой, заглушая крик, когда он прижался ко мне бедрами. Он целовал и целовал, а потом его рот покинул мой, и он поднял голову. Рубиново-красные губы разошлись.
"Никогда больше", - прорычал он, его слова сопровождались глубокими, потрясающими толчками. "Никогда больше никто не отнимет нас друг у друга".
"Никогда", - прошептала я, вздрагивая от его вкуса - моей крови и меня - который теперь оставался на моих губах.
Его голова опустилась, на этот раз к моей груди. Края его клыков провели по пику, а затем вонзились в кожу. Все мое тело выгнулось, когда его рот сомкнулся над налившейся плотью.
Я обхватила его руками, прижав его голову к себе, а ногами обхватила его податливые бедра. Он снова разжег огонь, разгорячил меня, пока мышцы глубоко внутри меня не сжались, напрягаясь и сворачиваясь. Кастил зарычал, застонал, его движения стали отрывистыми и неистовыми. Мои чувства широко раскрылись, соединяя меня с ним, и все, что я чувствовала и пробовала на вкус, было его вожделение, его любовь. Она совпадала с моей, окружая и меня, и его. Никогда прежде я не чувствовала ничего подобного - как он.
"Я люблю тебя", - задыхаясь, произнесла я, когда все это напряжение начало ослабевать.
Его рот покинул мою грудь и нашел мою. "Всегда", - вздохнул он и глубоко и сильно вошел в меня, напрягаясь. Нас было не остановить: мы перевалились через край, дрожали, тряслись и падали в блаженство.
Вместе.
Всегда.
И навеки.
ГЛАВА 32
Кастил
Я смотрел, как Поппи проводит мочалкой по моей руке, вытирая остатки мыла, и мое внимание было поглощено. Одержимый.
Рубашка, которую ей дали, снова сползла вниз, обнажив кремовое плечо. Она боролась с этим рукавом с тех пор, как надела тунику, и в этот раз я был рад, что она проигрывает войну.
На плече была веснушка. Я никогда не замечал ее раньше. Чуть ниже тонкой кости. Она проглядывала сквозь пряди ее волос, которые теперь были свободны от косы и рассыпались в беспорядке свободных волн и полураспущенных локонов.
Поппи изменилась.
Россыпь веснушек на переносице и щеках потемнела от времени, проведенного на солнце. Волосы отросли, все еще влажные концы, оставшиеся после быстрого купания, почти достигали изгиба ее попы. Ее лицо немного похудело. Я не думал, что кто-то другой заметил бы это, но я заметил, и это заставило меня подумать, что она плохо питалась. И это...
Я не мог думать об этом без желания разрушить стены вокруг нас. Добрые смертные, приютившие нас, не заслуживали этого, поэтому я сосредоточился на ее глазах.
Каждый раз, когда густые ресницы приподнимались, казалось, что весь дом сдвигается с места.
Ее глаза были такими, какими они были, когда мы мечтали друг о друге - весенне-зелеными, пронизанными крупинками светящегося серебра. И они оставались такими с тех пор, как я снова обрел себя.
Но изменения в ней были не только физическими. В ней появилась тишина, которой раньше не было. Не совсем спокойствие, поскольку в ней все еще присутствовала какая-то бешеная энергия, как будто само ее присутствие влияло на воздух вокруг нее. Но что-то в ней было глубоким и спокойным. Уверенность? Пробуждение? Я не знал. Что бы это ни было, она была самым прекрасным существом, которое я когда-либо видел.
Я не отрывал от нее глаз дольше, чем требовалось, чтобы моргнуть. Плохое дерьмо приходило, когда я это делал. Ощущение сюрреалистичности или панический страх, что это какая-то галлюцинация. Это случилось, когда я зашел в соседнюю купальню, чтобы облегчиться и воспользоваться бритвой и кремом, которые принесли вместе с водой. Там было темно. Электричества не было. Тусклый свет из спальни ничем не рассеивал темноту. На мгновение мне показалось, что я снова там, в камере. Я почувствовал кандалы на своих запястьях и лодыжках. Мое горло. Я сидел взаперти, держась одной рукой за раковину, а другой сжимая рукоятку бритвы.
