– Знаете, как бывает? Аптекарь перепутает препарат или дозировку, а потом нет человека, – извиняющимся тоном говорит он, видя перед собой вдову, которая осталась одна с тремя детьми на руках. Ему и в голову не может прийти, что женщина способна навредить супругу, от которого она и ее дети полностью зависят.

Я очень долго «ищу» этот пузырек, но он «куда-то подевался». Коронер сетует на мою рассеянность и прощается. На всякий случай я прошу нашего семейного врача дать заключение о том, что у мужа было больное сердце. Это должно окончательно отвести от меня все подозрения. На сей раз у страховщиков нет ни единого шанса не выплатить положенную сумму. Самое удивительное, что мне удается получить сразу две страховые выплаты: по договору, который истекает на следующий день, и по документу, подписанному днем ранее. Наконец-то я по-настоящему богата. Не знаю никого из норвежцев, живущих в Америке, кроме, пожалуй, мистера Олсена, магната и владельца газеты «Скандинавиен», кто так же преуспел. Наверное, такие счастливчики есть, но я про них не слыхала, да и вряд ли они заработали состояние без посторонней помощи.

На похороны Мэдса собирается уйма народу. Приходит и рыдающая Олина с домочадцами.

– Это ты сделала! Ты во всем виновата, – шепчет она, когда мы стоим у гроба.

– Не понимаю, что за блажь пришла тебе в голову. Коронер дал вполне ясное заключение.

Ее дочь, маленькая Олли, всего на несколько лет старше Дженни, поэтому, вернувшись с кладбища, девчонки тут же убегают на задний двор, а вот сестра весь день не сводит с меня глаз.

– Я знаю, что ты этого хотела. Только ты.

– Убирайся из моего дома, побирушка, – шиплю ей я. Кажется, это наш последний с ней разговор.

Для всех я безутешная вдова, мать троих малолетних детей и владелица внушительного состояния. Ничто так не пробуждает любовь и сострадание к женщине, как ее счет в банке. По городу ползут нехорошие слухи, но едва речь заходит о размере страховки, все домыслы моментально выветриваются из голов охотников до богатых вдовушек. Впрочем, я все же принимаю решение переехать и вскоре нахожу нечто стоящее: роскошный загородный дом в Ла-Порте. Когда-то он принадлежал хозяйке элитного борделя. Наверное, кто-то назовет его безвкусным, но, думаю, это всего лишь зависть. Прекрасная напольная плитка в просторном холле, невероятные кровати с балдахинами в спальнях, а на втором этаже – даже библиотека, которую я начинаю исследовать в первый же день. В основном на полках классические романы и многочисленные томики со стихами английских поэтов. Хозяйка дома умерла за несколько месяцев до того, как мы заселились сюда, но я заочно влюбляюсь в эту образованную и смелую женщину.

Теперь-то уж никто не будет диктовать мне, что делать. Ни представители закона, ни соседи больше не потребуют от меня предъявить разрешение мужа, если я надумаю чем-то заняться. Я уже немолода, но вдруг начинаю замечать искры живого интереса в глазах собеседников мужского пола. Впрочем, я не настолько глупа, чтобы не заподозрить их в жажде наживы.

Я не ношу траура по почившему супругу, но и замуж снова пока не тороплюсь. Через полгода я решаю навестить двоюродную сестру, живущую в соседнем штате, и там встречаю Питера. За те годы, что мы не виделись, его лицо изрезали глубокие морщины – свидетельство непростой жизни. Но в остальном он все так же привлекателен, как и в нашу первую встречу. Мы проводим вместе несколько чудных дней, по истечении которых он вдруг делает мне предложение. Несколько месяцев назад он овдовел. Его прекрасная, белокурая и синеокая жена скончалась при родах их второго ребенка, и сейчас Питер едва сводит концы с концами, пытаясь прокормить младенца и уже подросшую девочку по имени Сванхильд. Работая мясником, сложно обеспечить двум детям достойное существование. Питер не видит ничего предосудительного в том, чтобы обвенчаться. Все вокруг, конечно, решают, что его привлекло мое состояние, а не я сама, но как же соблазнительно поддаться искушению и поверить в то, что такой видный мужчина может искренне полюбить кого-то вроде меня.

Не очень умно идти на поводу таких фантазий, и, наверное, не стоит соединять свою жизнь с человеком, только что похоронившим супруга. Моя судьба тому живое подтверждение. Почти сразу Питер начинает меня поколачивать, а Сванхильд подбрасывает дров в огонь, то и дело рассказывая небылицы и жалуясь отцу на мое дурное отношение. Чтобы люди прекратили судачить о моем новом муже, я подкладываю подушку под платье и притворяюсь беременной. С соседями этот трюк срабатывает, а вот на Питера известие не производит никакого впечатления.

Я покупаю в аптеке успокаивающую настойку в надежде, что без активного вмешательства его детей наша жизнь переменится, но ошибаюсь в дозировке. Старшая девочка теперь действительно ведет себя спокойнее, а вот младшая засыпает навсегда. После смерти дочери Питер становится еще агрессивнее. Теперь он чуть ли не каждый вечер говорит, какая я уродливая и как плохо веду хозяйство. По его словам, это мне стоило умереть, а не малышке.

– Нечего было жениться, – однажды не выдерживаю я.

– А можно и развестись. Думаешь, эти хоромы тебе достанутся? Как бы не так. Я мужчина, и по закону все имущество перейдет мне. Тебе этот дом перепал случайно, так же и потеряешь его по глупости!

Он говорит и говорит, но я уже не слушаю его. Я вижу перед собой столь же уродливого внутри человека, что и сын судьи, растоптавший мои чувства когда-то. Ненависть буквально оглушает меня на мгновение. На плите стоит большая кастрюля с рассолом, и я сдергиваю ее так, что кипящая жидкость выплескивается на Питера. В этот миг со стола с грохотом падает мясорубка. Я хватаю ее и в неистовстве бью мужа по голове. Металлический корпус слишком глубоко входит в череп, чтобы можно было вытащить мясорубку из раны и ударить еще раз. Если бы не это, думаю, я бы продолжила молотить ею того, кто когда-то казался мне прекрасным принцем из скандинавских сказок.

Заслышав шум, на кухню прибегает Дженни. Нет сомнений: она прекрасно понимает, что здесь случилось. Двенадцать лет – уже не тот возраст, когда можно убедить ребенка в любой легенде. Дочь молча стоит и с ненавистью разглядывает отчима, распластавшегося на полу. То омерзение, с которым она смотрела на него в тот день, запоминается мне навсегда, заставляя поверить в то, что это действительно моя девочка и мы всегда будем с ней заодно.

– Что ты стоишь? Зови на помощь соседей! – приказываю я, опомнившись.

Все разрешается как нельзя лучше. Соседи приводят врача. Коронер, конечно, чует неладное, но на суде свидетели обстоятельно рассказывают о том, как, прибежав на зов, они увидели несчастную и растерянную беременную женщину. Хотя полиции известно, как я получила свое состояние, суд оправдывает меня и верит в то, что муж сам случайно опрокинул на себя кастрюлю, а затем уже на него упала мясорубка. Дженни полностью подтверждает мои показания. Присяжные, среди которых одни мужчины, просто не могут представить, как женщина на сносях сумела бы совершить такое.

Спустя какое-то время я беру из приюта еще одного младенца. Теперь у меня пятеро детей. Дженни, Миртл и Люси достались мне от первого брака, а Сванхильд – от второго. Стало быть, маленький Филипп появляется уже после смерти моего последнего супруга. Соседи относятся ко мне с недоверием и пренебрежением, но я и не стремлюсь завязать с ними дружбу, тем более что это весьма неприятные люди. Они вечно норовят запустить свою скотину на мою землю, но негодуют, когда я поступаю так же. Потом уже злые языки утверждали, что мои дети приходили в школу со следами побоев, всего боялись и жались по углам. Интересно, нечего сказать. А сколько раз моих девочек колотили школьные учителя? Конечно, за шалости они получали нагоняй, но я никогда не перегибала с ними палку и честно исполняла свои обязанности.