Врун с рацией осмотрел еще раз место взрыва, ничего не нашел, махнул рукой и поспешил прочь. Первым влетел по лестнице, прошел через неработающие турникеты с поломанными дверцами, толкнул стеклянную створку и вышел в переход.

На дверях, которые обычно так тяжело открываются и могут снести с ног даже тяжеловеса, я увидела кучу объявлений о пропажах, яркие алые листовки и какие-то лозунги. Сквозь всю эту толщу бумаги просвечивал силуэт дерева.

– Склерозная, ты идешь? – окликнули меня.

Внутри сразу поднялась волна гнева – мы еще даже не познакомились, а мне уже клички придумывают. Судя по интонации, это сказал тот, который никак не мог убрать свою чертову рацию. Я промолчала. Привыкла молчать. Лишь больше съежилась, пряча нос в куртку, проглотила обиду.

Наверное, не стоило идти в самом конце. Если на нас могут напасть, как сказал один из новых незнакомых, то мне достанется первой, да и прикрыть я никого не сумею.

На улице все мои мысли улетучились: с головой накрыло реальностью, но только не моей. А какой-то подмененной и безжизненной.

Шоссе было пустое и тихое. Там, где всегда скапливались пробки из-за уезжающих в область автобусов, гулял ветер. На остановках лежали перевернутые машины с выбитыми стеклами, погнутые велосипеды. И повсюду я видела расклеенные листовки, их перепревшие листы лежали под ногами. Краска почти вся вымылась, но я смогла разглядеть пару слов: «переезд» и «центр».

– Глядите в оба, – снова подал голос тот, кто в пальто, – взрыв наделал много шума, и незамеченным он не останется.

В подтверждение его слов на дороге показался уазик. Он остановился, не доезжая до перехода, открыл двери и вывалил на тротуар кучу людей в черном. У каждого на груди было перевернутое дерево, по форме точно такое же, какое я видела на дверях в метро. Густые корни и такая же густая крона, как ни крути – будет одно и то же. Лиц у гвардейцев не было видно, все закрывали черные шлемы странной формы, будто дизайнер вдохновился богатырским снаряжением.

– Наверное, не стоит говорить, что это все мне напоминает, – бесцветно произнесла я и перевела взгляд на спутников.

– Не стоит, – согласился мужчина с топором в руках – и когда только успел выхватить его из-за пояса. – Бежим!

Вслед за его словами застрекотали пули, вокруг нас полетели во все стороны ошметки асфальта вперемешку с листовками.

– Почему по нам стреляют? Они что, думают, это мы подрыв устроили? – Я бежала, молясь, чтобы ни одна пуля меня не задела.

– Им не надо думать, – обернулся на ходу первый и выкинул из кармана рацию. – Они нас видят, вот и вся математика.

Мы бежали через дворы, за нами по пятам гнались люди в черном. Гвардейцы – если быть точнее, странные гвардейцы в черном – топали так сильно, что содрогался асфальт. Нас вел молодой человек в пальто, видимо, он хорошо знал район. Мой район. Будь у меня побольше смелости, то я бы придумала, куда здесь можно было спрятаться. Но сейчас я просто бежала за всеми. Споткнулась, налетела на чью-то спину, извинилась и побежала дальше. Топот становился все глуше, в спины больше не стреляли.

Спальные районы не отличаются активным движем, в отличие от центра. Но здесь всегда можно было встретить гуляющих с собаками, детей, медленно бредущих в никуда старушек, иногда смеющиеся парочки. Автомобилисты умудрялись устраивать пробки на самом обычном перекрестке. Из окон нижних этажей пахло жареным луком и капустой.

Район был живым. Был.

Мы бежали быстро, но даже так я обратила внимание, как изменились знакомые с детства дворы. Они просто вымерли. Ни собак, ни людей, ни даже птиц, вездесущих голубей, этих летающих крыс, которые всегда оказываются ровно в той части ландшафта, куда ты смотришь. Серые, грязные, частенько припадающие на одну искореженную лапку. Не было даже их.

Остановились мы только у леса. Так быстро я свой район еще ни разу не пересекала. Подъезды везде оказались открыты настежь. Я сначала подумала, что мы сейчас свернем к моему дому, даже собралась идти туда, но парень в пальто нырнул в ближайшую дверь и стал быстро подниматься по лестнице. Цифры здесь были написаны от руки и уже стали слезать. Весь первый этаж тоже кто-то заклеил объявлениями. В полумраке я смогла прочитать, о чем шла речь. Дом выселялся, все жильцы обязаны были в течение двух дней переехать в выделенные для них комнаты в центре города. Спальные районы больше не обслуживались. Кто хотел защиты и стабильности, должен был покинуть свой дом немедленно. Защита и стабильность. Что именно успело случиться, пока я спала в метро, что эти два слова стали такими важными? Нет, они всегда были важными, но обычно подобные объявления спекулировали социальными выплатами и обещанием всяких плюшек. А не спешной необходимостью покинуть родной дом, бросив все нажитое.

На седьмом этаже я долго смотрела на цифру, намалеванную от руки синей краской, порядком облезшую, и пыталась понять, почему выбрали именно этот этаж. Мозг цеплялся за любую возможность отвлечься.

– Не верх и не низ. Сложно догадаться, что мы именно здесь, – объяснил парень, поймав мой взгляд.

– А мы будем на лестничной площадке стоять? – спросила я, не особо веря, что квартиры оставили открытыми так же, как подъезды.

Снизу, с улицы, донеслись звуки – гвардейцы обшаривали дома. Мне казалось, что паниковать дальше уже некуда, но тревожность пробила дно, и я готова была сползти по стеночке: ноги не держали. Стала сказываться усталость от сильной гонки.

Мужчина с топором улыбнулся, достал из кармана инструмент, похожий на отвертку, и быстро вскрыл дверь квартиры.

– Добро пожаловать. – Дверь со скрипом открылась, выдыхая на нас спертый, гнилой воздух. – Не благодарите.

– И не думали, – сострил тот, кого я встретила первым.

– Может, тогда на лестнице перекантуешься? – Шутка явно не зашла взломщику.

Снизу донесся чавкающий звук, смешанный с рыком, и мы моментально нырнули в квартиру.

Мы сидели вчетвером на одном диване. Все слушали, что доносится с улицы.

На улице было тихо.

Никаких привычных сигналов машин, криков играющих детей, переругиваний у подъезда. Никто не парковался и не выезжал из района, не жег сцепление и не тормозил. Даже привычное «туц-туц» не доносилось сквозь этажи.

Район был мертв.

Я засунула руки в карманы куртки и в одном нащупала телефон. Быстро достала посмотреть, есть ли связь. Оказалось, очень вовремя: телефон сообщил, что от зарядки остался один процент, и отключился. Пришлось его убрать обратно; так и не дождался мой верный друг розетки в аудитории. Во втором кармане были маленький блокнотик и карандаш, которые всегда со мной, на тот случай, если захочется порисовать, я их даже никогда не выкладывала из куртки. Я сжала карандаш в руке, хотела было достать, но в итоге не стала.

– Почему так тихо? – спросила я, досада на телефон жгла, рисовать не хотелось.

– Так спальный район же, тут давно никто не живет. Все в коммуналках в центре ютятся. Только гвардейцы иногда патрулируют, чтобы про порядки не забывали. Но людям нет дела до окраин, в центре безопаснее, меньше вероятности на всяких-разных нарваться.

И опять тишина. Теперь я пыталась услышать топот гвардейских сапог, но его не было.

– Может, они про нас забыли и ушли? – снова задала я наивный вопрос.

Парень в пальто улыбнулся, посмотрел на меня, потом на остальных и встал.

– Раз судьба нас всех здесь собрала, то давайте хотя бы познакомимся, – сказал он. – Меня зовут Егор.

– Фома, – буркнул тот, что таскал с собой топор.

– Юрий, – отозвался мужчина, который привык врать; надеюсь, хоть здесь он сказал правду.

– Уже говорила: Яна. – Я махнула рукой.

– Приятно познакомиться, – подытожил Егор.