Из донесения Тотлебена: «…Турецкая крепость Кутаиси… сего августа на 7‐е число чрез штурм взята и неприятели взяты в полон, а иные побиты и почти никто не ушел, и притом завоевано неприятельских знамен – три, пушек – семнадцать, мортир медных – четыре, бомб и ядер разных калибров – очень довольно. С нашей же стороны урон очень мал и почти ничего нет…»

На самом деле все обстояло несколько иначе. Тотлебен начал переговоры с гарнизоном о сдаче крепости; турки были согласны сдаться, но с условием, что их отпустят живыми. Когда же Тотлебену стало известно, что в ближайшую ночь турки намерены уйти из крепости, он назначил в пикеты лично преданных ему иностранных офицеров. Когда спустилась ночь, гарнизон крепости вышел из нее, беспрепятственно прошел между пикетами и растворился в ночи… Узнав о кутаисском обмане, капитаны Яковлев и Львов пытались обвинить Тотлебена в очередной измене, но доказать ничего не смогли. Тотлебен лишь посетовал на нерадивость дозорных офицеров. Неожиданно для всех сразу же после взятия цитадели сам Тотлебен обвинил царя Соломона в том, что, тот, взяв деньги, не поставил должного количества провианта и вообще мешал ему действовать против турок.

Прибывший в Кутаис Языков безуспешно пытался склонить генерала к примирению с Ираклием и Cоломоном. В своем донесении Языков написал, что Тотлебен «не терпит противоречия», а также стремится действовать самостоятельно, без помощи союзников, исключительно из тщеславия, не желая ни с кем делиться славой.

Сразу после освобождения Кутаиса царь Соломон приказал разрушить его высокие стены и укрепленные башни города, чтобы турки не могли в будущем снова там укрепиться. Так закончилась 120‐летняя турецкая оккупация Имеретии.

В это время, так и не дождавшись помощи Тотлебена, царь Ираклий выступил против лезгин. Вскоре его военачальник князь Моуравов разбил крупный отряд лезгин в 1200 человек, шедший в Ахалцих. Через пять дней «кумыцкий владелец Аджигерибер», собрав четыре тысячи лезгин, совершил набег на тушинские земли. Однако отряд горцев был разбит князем Челакаевым, который прислал царю в знак победы «по древнему обыкновению – триста правых рук и столько же носов, отрезанных от мертвых неприятельских трупов».

Так как Петербург требовал решительных действий против турок, в октябре 1770 года Тотлебен двинулся к Поти.

Всюду росли лимонные, персиковые и чайные деревья, цвели вечнозеленые киномоны, розы и лавры, радовали взор пальмовые рощи, а непроходимые девственные леса еще неприступнее, чем в Мингрелии и Имеретии.

Тонколиственные азалии, с красивыми желтыми цветами, испускали тяжелый, одуряющий запах. Вытягиваясь до шести аршин, они покрывают долины и поля. Там и тут солдатам приходилось продираться сквозь заросли гигантских папоротников и чащи рододендронов с длинными листьями и роскошными лиловыми букетами. На привалах прятались от солнца в темно‐зеленой листве чинар, каштанов и пальм…

Начало похода было успешным. Встреченный по пути 12‐тысячный турецкий корпус был наголову разбит, и, подойдя к Поти, Тотлебен приступил к осаде приморской крепости.

Поти имел четыре бастиона безо рва и каких-либо наружных дополнительных укреплений. Но повторить успех Кутаиса не получилось. Не имея осадных орудий, русский корпус не смог нанести гарнизону существенного вреда, в то время как сам нес чувствительные потери. Кроме этого, Тотлебен крайне неудачно расположил лагерь войск – на расстоянии ружейного выстрела, под прикрытием плохо устроенных укреплений. Снабжение также желало много лучшего. У большей части солдат мундиры и обувь износились. Отряд испытывал нужду в провианте. От недоедания среди солдат стала распространяться цинга. В декабре абхазы угнали из-под русского лагеря четыре сотни лошадей, превратив нашу конницу в пехоту. Ситуация осложнялась и тем, что в декабре турки сосредоточили большие силы в Батуми, готовясь прийти на помощь потийскому гарнизону. Для ослабленного русского корпуса это было смертельно опасно.

Подводя итог бедственному положению корпуса под Поти, капитан Языков в донесении писал: «Мы держимся здесь… одним сщастием нашея великия государыни».

Кроме всего этого, опять плелись интриги. На этот раз козни затевали правители Мингрелии и Гурии. Если князь Дадиани думал использовать русских для защиты от своего конкурента царя Соломона, то Соломон надеялся русскими руками покорить Мингрелию и Гурию, не помышляя о том, чтобы воевать с турками.

Из донесения капитана Ивана Львова: «…здесь, в Грузии, не меньше партии, но еще более, как у нас в старину бывало – нет почти трех фамилий, чтоб были согласны: главная ж причина тому та, что, как вам известно, претендентов на грузинское царство справедливее Ираклия не мало, и потому он большою частью нетерпим».

Все это привело к тому, что, в очередной раз рассорившись с грузинами, Тотлебен был вынужден ни с чем отступить от крепости. Заметим, что Тотлебен, пытаясь хоть как-то сохранить благожелательность императрицы, послал ей сообщение, что переименовал еще не взятый Поти в… город Екатерины. Но глупая лесть не удалась. Узнав о бездарном ведении войны в Грузии, Екатерина наконец-то осознала свою ошибку с назначением Тотлебена и решила его отозвать.

– Я думаю, что Тотлебен способнее в Грузии наши дела испортить, нежели оные привести в полезное состояние! – призналась она Панину.

Тот согласно кивнул:

– Кем же будем его менять?

– Пошлем генерал-майора Сухотина, он и генерал боевой, – предложил Панин.

Прибывший в Грузию Сухотин продолжил было осаду Поти. Но, потеряв от малярии в мингрельских болотах около восьми сотен человек, генерал подал в отставку, сказался больным и уехал в Тифлис. Обвинив очередного российского генерала в измене, Соломон пожаловался на Сухотина императрице. Назначили следствие. Между тем Екатерина признала бесполезным далее держать столь нужные ей сейчас войска за Кавказским хребтом.

5 мая 1772 года русский корпус вышел из Кутаиса, имеретийский царь сам провожал наших солдат до картлийской границы и снабдил их всем необходимым. Соломон «с корпусом нашим в слезах расставшись, назад возвратился». Совершив обратный переход через горы, русский корпус вернулся на Кавказскую пограничную линию.

Что же касается Тотлебена, то лучше всего его дела в Закавказье описал в своем рапорте капитан Языков: «С наичувствительнейшей прискорбностью должен я в. с. истинную донести, что граф Тотлебен более стыда, нежели похвалы в здешнем краю нашей нации сделал!»

Отозванный в Петербург Тотлебен был тем не менее награжден орденом Александра Невского и чином генерал-поручика, после чего отправлен в Польшу, где командовал конницей из башкиров, калмыков и казаков, но вскоре, к всеобщей радости, заболел и помер от горячки.

После ухода русских войск из Грузии там осталось немало дезертировавших солдат, которых собрать не было никакой возможности. Многие из них сбивались в разбойничьи шайки. Так, бывший солдат Семитриев с шайкой в триста человек пробрался даже на Каспийское море, где успешно грабил туркменских и персидских купцов, раздобыл четыре пушки и, вконец обнаглев, наконец, объявился на Волге. Будь Семитрев более амбициозным, то вполне мог стать предвестником Пугачева. Но не смог или просто не успел, так как вскоре был разбит царскими войсками, бежал на Дон, где и был выдан казаками.

После ухода русских войск Соломон самостоятельно продолжал военные действия, защищая от нападений турок границы своего маленького государства.

При всех неудачах Закавказский корпус все же выполнил свою основную задачу – отвлек часть турецких сил от главного театра военных действий. Кроме этого, факт перехода русскими войсками Кавказского хребта с артиллерией и обозами произвел большое впечатление как в Закавказье, так и в Турции. Прибытие же русского отряда в Грузию побудило грузинских царей вступить в войну с Портой, результатом чего стала победа при Аспиндзе, а также занятие крепостей Имеретии.