Наконец, в довершение всего Тотлебен неожиданно раскрыл «заговор» против себя среди своих подчиненных. Главой заговора был, разумеется, определен подполковник Чоглоков. В доносах на Чоглокова Тотлебен спустил всех собак, обвиняя подполковника в барстве (большом личном обозе), распространении слухов, что он после великого князя следующий по праву наследник российского престола (мать Чоглокова приходилась двоюродной сестрой императрице Елизавете Петровне), что Чоглоков якобы подговаривал царя Ираклия дать ему самостоятельное войско для войны с турками и мечтал стать царем Армении, наконец, что Чоглоков хочет арестовать его самого. Первым делом Тотлебен арестовал Чоглокова. Затем было арестовано еще несколько офицеров. Расправившись с Чоглоковым, Тотлебен взялся за подполковника Ратиева, который должен был доставить в Грузию артиллерию. Зная, что Ратиев дружен с Чоглоковым, Тотлебен решил арестовать и его, причем без всяких к тому оснований. Но храбрый Ратиев сам арестовал прибывший к нему караул, а затем направил свой артиллерийский обоз не в лагерь Тотлебена, где его ничего хорошего не ждало, а прямо в Тифлис к царю Ираклию. Туда же в Тифлис бежал из-под ареста и подполковник Чоглоков. После этого большинство офицеров заявило, что они поддерживают оклеветанных подполковников и не желают служить под началом генерала-изменника. Особенно негодовали офицеры направленного в Грузию Томского пехотного полка. Испугавшись, что томцы могут поставить заслоны и прервать сообщение с Моздоком, Тотлебен выступил к крепости Ананури, запиравшую Кавказские горы и контролировавшую долину реки Арагви. Находясь в Ананури, генерал стал приводить окрестное население к присяге на верность императрице, а также рассылать партии солдат для проведения реквизиций, что вскоре (при попустительстве начальства) вылилось в банальный грабеж.

Затем Тотлебен затеял интригу с грузинским царем и его окружением. Так как Тотлебен не понимал ни слова по-русски, за ним всегда неотступно следовал переводчик. Перед офицерами генерал заявил следующее:

– Подчинив себе Томский полк, я намерен немедля идти к Тифлису, отомстить противникам, возвратить похищенную Ратиевым артиллерию, войско и припасы. Затем я подчиню всю Грузию русской власти, лишу царя Ираклия пожалованной ему императрицей Андреевской ленты и утоплю подлеца в Черном море.

От слов таких офицеры только крестились. Эко хватил, будто и не генерал-майор вовсе, а целый самодержец.

Чоглоков, узнав о намерениях Тотлебена, срочно отписал в Петербург, что тот или сошел с ума, или замышляет новую измену. Разумеется, в таких условиях всеобщих интриг, наветов и заговоров об успешных боевых действиях не могло быть и речи. Тут впору было со своими справиться.

Что касается Чоглокова, то при расследовании всех обстоятельств его «заговора» следователей интересовал только один факт, действительно ли Чоглоков говорил, что является третьим лицом в России и если с Екатериной II и ее сыном Павлом что-нибудь случится, то престол принадлежит ему. Неизвестно, действительно ли говорил так Чоглоков, но свидетельства Тотлебена оказалось достаточным, чтобы лишить Чоглокова звания и сослать в Сибирь, где он и оставался до кончины Екатерины II.

Лишь весной 1770 года царь Ираклий и генерал Тотлебен вместе двинулись против турок к Ахалциху.

Во время похода в минуты отдыха Ираклий рассказывал русским офицерам о своем участии в индийском походе шаха Надира. Тогда он, семнадцатилетним цесаревичем, был вызван к шаху и определен в его адъютанты. В том знаменитом походе персидское войско огнем и мечом прошло по Афганистану, а затем по Индии до самого Джаханабада. В тех сражениях Ираклий проявил завидное мужество, отличился при штурме Кандагара и был отмечен Надир-шахом. Более всего рассказывал грузинский царь, как сражался с боевыми слонами индусов.

– О, если бы русская царица решила бы идти в Индию, я обязательно вызвался вести авангард вашего войска. Я прекрасно помню все дороги туда, афганские перевалы и тропы в индийских джунглях!

– Индия слишком далеко, – отвечал через переводчика практичный Тотлебен. – Пока же нам надо изгнать персов с Кавказа.

– Вы просто никогда не были в Индии, – усмехнулся Ираклий. – Если бы побывали, то всегда мечтали бы туда вернуться, даже если бы пришлось для этого пройти тысячи и тысячи миль через пустыни и горы.

Некоторое время между царем и генералом отношения были внешне вполне доброжелательными, но едва войска дошли до Аспиндза, опять возникли разногласия. На военном совете Тотлебен заявил, что не желает вступать в бой с неприятелем, на что Ираклий вполне обоснованно заявил:

– Если вы не желали сражаться с врагом, для чего вообще выступали в поход?

Возможно, все удалось бы как-то уладить, но в спор вмешался 24‐летний царевич Георгий.

– Генерал! Неприлично в такое время изменять царю! – кричал он запальчиво.

– Вступать в сражение я не могу ввиду отсутствия повеления от императрицы, – сухо возразил Тотлебен. – К тому же я располагаю столь малыми силами, что не могу сражаться с сильнейшим противником.

– Вы только срамите русское войско и роняете честь великой России, – продолжал царевич. – Если вы трусите, то мы сразимся одни и, одержав победу, донесем императрице о вашей трусости.

После этих слов Тотлебен выскочил из царского шатра и приказал русским войскам немедленно отделиться от грузин. По сути дела, это было самое настоящее предательство. Увидев, что русские уходят, в грузинском войске началась паника.

Оставшись один, Ираклий навел порядок в своем воинстве, но все равно в одиночку он уже не мог противостоять туркам, а потому должен был возвращаться назад. На обратном пути грузинскому войску все же пришлось выдержать жестокое сражение с лезгинами и турками, пытавшимися отрезать пути отступления.

Возле селения Аспиндза царь во главе отборной конницы встретил и разгромил полуторатысячный турецко-лезгинский отряд, шедший на помощь неприятельскому гарнизону в Ацхуре. Бой был настолько упорным, что сам Ираклий вынужден был сражаться наравне с простыми воинами. Окруженный врагами, он в рукопашной схватке зарубил лезгинского военачальника и только этим подвигом вырвал победу из рук неприятеля.

Сражение еще не закончилось, когда со стороны Ахалциха показались передовые части 8‐тысячного турецкого корпуса. Вначале Ираклий намеренно дал возможность половине турок до наступления ночи перейти Куру через узкий мост. Вторая половина корпуса, не успев перейти мост, собиралась сделать это на следующий день. Это была явная ошибка, и Ираклий ей воспользовался. Ночью он послал воинов-диверсантов во главе с князьями Агавава Эристави, Симоном Мухранбатони и Худией Борчалойским к Аспиндазскому мосту. В темноте отряд внезапно напал и перебил охраняющих мост воинов. Затем диверсанты полностью разобрали мост и бросили доски в Куру, а оставшуюся конструкцию подпилили на три четверти. Таким образом, перешедшим через мост туркам путь назад был отрезан, а у оставшихся на левом берегу Куры их соратников не было никакой возможности помочь собратьям, так как из-за весеннего половодья вброд реку перейти было невозможно. На следующий день Ираклий атаковал врага, который не выдержал сильного натиска и беспорядочно начал отступать к мосту. Не выдержав веса напирающей толпы, перепиленный мост провалился, и Кура унесла жизни нескольких сотен турок. В ходе последующего сражения турки были разгромлены, потеряв три тысячи только убитыми. Погиб сам командующий корпусом Голла-паша, а также несколько известных турецких беков. Разгром турок давал все шансы на скорое овладение крепостью Ахалцих и всем пашалыком, но ввиду ухода отряда Тотлебена Ираклий вынужден был вернуться в Тифлис.

Надо ли говорить, что вскоре в Петербург полетели обоюдные жалобы. Тотлебен писал императрице, что грузины совсем не помогали ему, а только всячески пакостили. Ираклий, со своей стороны, пенял на самовольное отделение Тотлебена, из-за чего грузинское войско едва не потерпело поражение. Для расследования дела и прекращения смут в Грузию был послан капитан Языков. Но пока он ехал, Тотлебен перешел со своим отрядом в Имеретию, где действовал уже более энергично и решительно. Так, на глазах имеретинского царя наши приступом взяли укрепленный замок Богдатцыха, потом замок Шагербах и, наконец, овладели столицей Имеретии – Кутаисом.