— Что он просит взамен?

— Ничего. Разумеется, он рассчитывает, что в новом правительстве будет представлена его ветвь. Но в целом он просто ненавидит тот порядок, который нам навязала Эклунд… Честно говоря, я бы держал с ним ухо востро. Как бы и новый порядок не начал его раздражать.

— Хорошо. Полагаю, на Рейнхардтов рассчитывать не приходится… — Ролан замолк, мгновенно вспомнив Волфганга. И только спустя пару минут спросил: — Новый князь уже прошёл инаугурацию?

Колин не сразу понял, о ком речь, а сообразив, ответил:

— Нет. Что-то у них там неладно. Но ты же понимаешь… Рейнхардты никогда не вступят в союз с Краузом. Тем более с возомнившим о себе так много… как ты.

Оба старательно обходили стороной главный вопрос, хотя и было предельно ясно, что его необходимо обсудить. Колин все-таки затронул и его:

— Насчёт Краузов пока ничего неизвестно. Было бы лучше, если бы ты сам вышел с ними на связь.

Ролан качнул головой.

— Я не вернусь в Дом. Ты не понимаешь, Колин. Это значит признать, что мы ничего не собираемся менять… просто поменяем местами нескольких консулов и вельмож, а жизнь в Гесории вернётся в свою колею.

Колин приоткрыл рот, словно хотел сказать что-то ещё, но не успел.

— Подлетаем, — произнёс он, указывая на экран. Обзор уже почти целиком заслонил стыковочный отсек.

Реган ждал их в баре на небольшой космической станции, служившей перевалочным пунктом между шахтёрским городком и большими вратами для пассажирских судов.

Увидев его издалека, Ролан кивнул, подавая Колину знак остаться у входа — на случай, если что-нибудь пойдёт не так. А сам подсел к Хинесу.

Колин стоял, привалившись к стене плечом, и разглядывал посетителей бара. Не похоже было, что Реган привёл кого-то с собой, и через несколько минут он подал Ролану сигнал на коммуникатор.

Тот тут же ответил: «Иду». Он и в самом деле поднялся из-за стола, подошёл к Колину и остановился напротив. Взгляд его выражал странное, абсолютно не свойственное Ролану беспокойство.

— Что? — спросил Колин.

— Он говорит… что мой брат жив.

Колин вскинулся. Прищурился. Бросил на Регана быстрый взгляд.

— Это чушь, — тихо проговорил он, так чтобы не мог расслышать никто из стоявших рядом, — я же видел, как ты его…

— Говорит, что знает, в какой больнице тот лежит. Серая Стража следит, чтобы эта информация не расползлась за пределы дома. И ещё… Реган предлагает его добить. И заявить свои права на власть. Не только в Доме Краузов — но и в Гесории вообще.

Колин поморщился.

— Тебе решать, но, по-моему, он попросту хочет выслужиться… Вернуть доверие.

— Я понимаю. Я сказал – нет.

Перед тем, как отправляться домой, Исгерд решила заглянуть в больницу к Ирвину и собственными глазами взглянуть на то, что с ним произошло.

Она никогда не любила этого человека и почти не имела с ним дел. Если говорить откровенно, Исгерд и вовсе считала, что из всех находившихся в Сенате Ирвин фон Крауз заслуживал выжить едва ли не меньше всего.

Но иных свидетелей трагедии осталось немного, и всё это были клерки и другой малозначимый персонал. Они ничего не могли рассказать, и Исгерд не видела смысла допрашивать их лично.

Конечно, маловероятно и то, что Ирвин что-нибудь видел, да что там… Мало шансов даже на то, что он вообще будет в состоянии говорить. И всё же Исгерд хотела всё выяснить сама.

Охрана вокруг палаты была организована достаточно хорошо, по крайней мере, на первый взгляд.

Исгерд подала стражам знак ожидать её снаружи, а сама открыла дверь в палату и вошла.

Ирвин был в сознании. Голубыми, холодными, как небо зимой, глазами он смотрел на неё. И молчал.

Исгерд вспомнила, как недавно сама так же точно лежала перебинтованная, и невольно коснулась пальцами щеки — пламя обошло её стороной, но балка, рухнувшая прямо на пути, едва не убила какого-то мальчишку в курьерском кителе. Исгерд пыталась вытолкнуть его, а вместо этого получила болезненный удар. Тогда, во время пожара, она на эту царапину и внимания не обратила. И только в больнице Стражи узнала от врачей, что у неё останется шрам.

— Нужно несколько операций, чтобы стянуть края… тут ещё и ожог, — объяснил ей врач.

Исгерд только отмахнулась. Времени на эстетство не было.

— Когда-нибудь потом, — сказала она.

И подумала про себя: «Когда закончу дела».

Врач спорить не стал.

Лицо Ирвина, в отличие от её собственного, сохранилось хорошо. Зато бинты перетягивали грудь и живот. Позвоночник оказался перебит. Исгерд уже справилась у врачей, запросила рентгены… И именно результаты полученных сведений и стали причиной её посещения: вовсе не осколки стекла нанесли поражения, в заключении врачей было категорично написано, что сэр Крауз был практически расстрелян в упор.

— Добрый день, — поприветствовала она, мягко ступая по покрытому ковром полу элитной палаты, — вы узнали меня?

— Да.

Ирвин не поднял головы с подушки. Похоже, был слишком слаб. Исгерд проинформировали, что кровопотеря оказалась очень велика.

Исгерд обдумывала, какой бы теперь задать вопрос, но Ирвин её опередил.

— Его казнили? — вопрос вырвался так, словно только об этом и думал глава Дома Краузов целый день.

— Виновников взрыва не нашли.

— Моего брата! — Ирвин попытался приподняться на локте, но тут же схватился за живот. Лицо его исказила гримаса невыносимой боли, и он рухнул назад. Стало ясно, что обезболивающие не действовали на герцога.

— Спокойно! — резко произнесла Исгерд, отодвигая в сторону собственные эмоции от открытия и рассуждения о том, может ли Ирвин в подобном состоянии лгать. — По порядку, сэр Крауз. Тогда я смогу принять меры.

И Ирвин заговорил. Он говорил, сбиваясь, но изо всех сил стараясь не упускать мелочей. Боль, терзавшая его тело все последние дни, не утихала, и врачи не обещали, что он пойдёт на поправку. Никто не пытался отрицать, что он уже не сможет ходить.

«Пусть я сдохну, — билось у него в голове, — но ты сдохнешь вместе со мной».

Он рассказывал, как Консул послала ему сообщение с предложением встретиться и обсудить новый проект.

Какой проект, Ирвин не знал — та не успела рассказать.

— От таких встреч не отказываются, — говорил он, — и я пошёл.

Встреча была назначена в одном из глухих уголков Сената, где много лет уже никто не бывал.

— Я понял, что она хочет встретиться наедине.

Они с Эклунд успели обменяться лишь вежливыми приветствиями и комплиментами, когда за очередным поворотом мелькнула тень.

Потом фигура человека в чёрном появилась из-за колонн.

— Я ничего не успел понять. Боль… прошила насквозь, — рука Ирвина непроизвольно потянулась к животу. — Но я разглядел лицо. Это был он… Ролан фон Крауз, три года назад преступивший закон… и пропавший в Ветрах.

Ирвин перевёл дух.

— Это не всё, — сказал он.

— Эклунд… — выдохнула Исгерд.

Ирвин кивнул. Злость придавала ему сил.

— Ролан расстрелял и её. А потом… — он неопределённо повёл рукой. — Исчез в такой вспышке… как вихрь вырвался из Ветров.

Исгерд молчала. Информации оказалось слишком много, чтобы осмыслить её за один раз. А Ирвин тем временем продолжал:

— Везде… была кровь… Но я видел заряд… бомбу… Я пополз к выходу… Сам не знаю, как сумел разбить стекло.

«Подползти к бомбе и отключить её тебе, конечно же, в голову не пришло», — подумала Исгерд, но тут же одёрнула себя. Далеко не каждый бы вообще куда-то пополз.

— Спасибо, — она встала. — Вы очень помогли.

Она повернулась и пошла прочь.

— Вы расстреляете его? — донеслось из-за спины.

Исгерд стиснула зубы и, так и не ответив ничего, вышла из палаты.

Дом Рейнхардтов погрузился во мрак и куда больше походил на обитель умирающего, чем больница, в которой изнывал от нестерпимой боли Ирвин.

Ещё издали Исгерд почудился запах тлена, но она отогнала от себя эти безумные мысли. Однако едва ступив в прохладу тонущего в сумраке коридора, поняла, что была права.