Решено. Только вот как это сделать? Допустим, в Ллин-Гвалх я в безопасности, хотя бы ненадолго. Но мать призвала против меня Тьму, и стоит мне подняться на обрыв, как моя жизнь не будет стоит и ломанного гроша. До порта на востоке острова не добраться, это уж точно. А даже если и доберусь, где взять лодку? А даже если и добуду лодку, что я с ней буду делать? Я же не моряк, чтобы выйти в море в одиночку, да еще на зиму глядя. А за проезд на корабле платить решительно нечем.

Может, пойти к отцу и рассказать обо всем? Нет, не годится. Леди Моргауза не позволит мне рассказать отцу, как она решила умертвить одного из его воинов. Даже интересно, что она ему скажет? Что я убил Конналла? Вряд ли. Тогда ей пришлось бы объяснить, как это случилось. Скорее всего, она скажет, что и знать не знает об исчезновении какого-то воина, а уж от тела избавиться она сумеет. Моя лошадь вернется в конюшню без всадника, а может, ее найдут где-нибудь в лесу, и тогда клан решит, что я лишился ума в ночь на Самайн. А Медро… он наверняка даже поплачет. Мне снова стало плохо. Бедный Медро! Если бы я только мог... Нет, слишком поздно. Пусть лучше считает меня мертвым. Если он будет знать, что я жив, он меня возненавидит.

Я смотрел на море и обдумывал все эти вещи, крутя их в голове так и этак, но ответ — точнее, отсутствие ответа — оставался прежним. Я сижу здесь, в Ллин-Гвалх, как в ловушке.

К полудню я почувствовал голод. Посмотрел, нет ли рыбы в бассейне. Никого там не было. Но на камнях есть устрицы, а на скалах гнездятся птицы. Я разделся, вошел в воду и пошел вдоль подножия утеса, собирая устриц в свою тунику. Я набрал уже изрядное количество, когда почувствовал внезапный озноб, совсем не связанный с холодной водой. Я взглянул наверх. Солнце освещало скалу, только над обрывом лежал заметный клочок тени. Но там же нет ничего, что могло бы ее отбрасывать! Я поспешно вернулся на свой пляжик. Озноб исчез. Просто холодная вода Северного моря в ноябре. Так. Понятно. Леди Моргауза отправила за мной какую-то нежить, и теперь она ждала меня на обрыве.

Я раскинул тунику на камнях на солнце, закутался в плащ, немного подрожал и съел устриц. Вкусно! Но толку от них!.. На устрицах долго не продержаться. Я не мог оставаться в Ллин-Гвалх, но и оставить его я не мог.

Ладно. Рано или поздно уходить придется. Только почему бы и не отдохнуть сначала? Я посмотрел на солнце. Оно уже клонилось к горизонту, над водой сгущался туман. Дни становились короткими, скоро зима. Я оглядел мой пляжик, чистый ручей, впадающий в океан по гладким камням, и заметил большую корягу. Я улыбнулся и решил в последний раз соорудить игрушечную лодку.

Навыки оказались при мне. Каррах, который я сделал из коряги и морских водорослей, отлично плавал в пруду. Жаль, конечно, что нельзя построить большой, чтобы мог держать меня, но и так вышло неплохо. Я решил проверить, как ему будет на волнах в прибое. Кораблик прошел по ручью, вошел в прибой, дернулся от удара первой волны, но не перевернулся, а, поймав течение, пошел в море. Он уходил, а я опять подумал об Островах Блаженных. Интересно, какие они? С силами Тьмы я познакомился, выяснил, что они весьма могущественны, а вот как насчет сил Света? Магия Артура оказалась достаточно сильной, чтобы противостоять леди Моргаузе… Но если Артур смог воззвать к этим силам, может, я тоже смогу?

Тьма была совсем рядом со мной, еще немного — и я в ней захлебнусь. Поэтому мысль о Свете, противостоящем Тьме, была отрадной. Провожая глазами качающийся на волнах каррах, я тихо говорил про себя: «Свет, какое бы имя Ты не носил… Я порвал с Тьмой, и теперь она хочет забрать мою жизнь. Но я пойду за тобой, как воин за своим господином. Народом моим клянусь, я буду служить тебе вернее всех, покуда жив. Защити меня, как лорд защищает своего воина. Отведи меня в Британию. Пусть мой предок, король Луг Длиннорукий, если он и вправду мой предок, поможет мне с Островов Блаженных, куда я отправил свою лодку. Помогите мне, прошу вас, помогите!».

Каррах скользил по волнам, словно нес важное послание. Я наблюдал за ним, пока он не затерялся среди волн.

Сквозь туман лучи заходящего солнца бросали золотые отблески на волны. На западе громоздились тяжелые облака. Туман сгущался на глазах. Он будет висеть над водой до утра, он несет в себе холод… Я смотрел на запад, пока солнце не село окончательно, а после смотрел, как сумерки меняют цвет от мягкого зеленого до густо-синего, в то время как море поначалу становится серебристым, затем серым, затем свинцово-черным, когда луна поднялась над обрывом. Лунный свет разлился по волнам, мир стал невыразимо красив. Я запел. Прибой вторил мне. Потом я закутался в плащ, лег у подножия утеса, в самой сухой части пляжа, и почти сразу заснул.

Около полуночи я проснулся, открыл глаза и уставился в темноту, застыв от ужаса. Какой-то сон на огромных черных крыльях посетил мою голову, и улетел, оставив неприятные ощущения. Нет, сначала был звук. Демон! Он проник в мое убежище и, должно быть, крадется ко мне. Ладно, не хныкать же мне, зарываясь в землю.

Я сел и откинул плащ. Ножны на поясе оказались пустыми. Ах да, мой кинжал остался в горле бедного Конналла. «Придется драться голыми руками», — сказал я себе.

Но на пляже не оказалось ни малейшего намека на Тьму. Луна с трудом пробивалась сквозь туман, и все-таки света было вполне достаточно, чтобы убедить меня в том, что в Ллин-Гвалх я один. На берегу, носом к воде, стояла лодка.

Странная лодка. Очень красивая. Совсем не похожая на каррах, с высокими носом и кормой, без весел, мачты и руля. По цвету борта ее не были похожи ни на дерево, ни на тюленью шкуру. От лодки исходило слабое свечение. Даже на первый взгляд становилось ясно, что это вовсе не брошенное суденышко, долго носившееся по волнам. На скамьях лежали покрывала. На борту никого не было. Нос лодки касался воды. Волны стали совсем маленькими. Они тихо плескались и вздыхали в тумане. Никаких других звуков в мире не осталось.

Я медленно поднялся на ноги. Никто и никогда не причаливал к берегу Ллин-Гвалх. Течение ручья в сочетании с отливом отбрасывало все плавающие предметы на скалы справа и слева. Я сделал несколько шагов к лодке. Она действительно стояла наполовину на берегу, наполовину в воде. Я понял, что глаза не обманули меня. От лодки исходило слабое свечение, и дело не в лунном свете, как мне показалось вначале. Я ощутил магию, вплетенную в ее борта. Волосы у меня на затылке шевельнулись, словно легкий ветерок взъерошил их. Нет. Никакой темной магии в этом удивительном творении не было. Лодка выглядела легкой, быстрой и чистой, как чайка на волнах. И хотя глаза могли обманывать меня, но всё же слова, сказанные вслед моему уплывавшему карраху, еще звучали во мне.

Хорошо. Даже если это ловушка, устроенная демоном, таящимся на обрыве — какая разница, умереть сейчас или немного позже?

Я сделал еще несколько шагов и положил руку на нос лодки. Он был мягким, теплым, как живое существо, как прирученный ястреб, вздыбивший перья от желания лететь прямо сейчас. Я снял сапоги, бросил их в лодку и столкнул ее с камней. А потом, уже в нескольких футах от берега, перевалился через борт. Лодка спокойно покачивалась на волнах, пока я искал весла. Вдруг меня потянуло взглянуть вверх. Тень наверху никуда не делась, но теперь она беспокойно металась взад-вперед. Я сжал кулаки и снова пожалел об утраченном кинжале. И тут я обнаружил, что мы уже плывем. Лодка сама развернулась от берега в открытое море, нос ее был обращен строго на запад. Мы уходили от спасительного берега Ллин-Гвалх по легким волнам, пестрящим лунными бликами.

Тень на обрыве сорвалась с места и помчалась в обход Ллин-Гвалх. Холодный мрак, казалось, пронесся мимо меня, как хищная ночная птица, и я испытал тоже тошнотворное чувство, которое помнил по прошлой ночи. Но лодка набирала ход, она легко скользила по волнам, и я внезапно вспомнил разговоры о том, что злым духам не дано пересечь широкое море. Я рассмеялся. Последние черные путы спали с меня, словно изношенные истлевшие веревки.