— Ты совсем не заботишься о здоровье, — сказал Фолнер с ухмылкой. — Кораблю придётся тебя лечить.

— Здесь наверняка всё без холестерина и вообще… ненатуральное, — отмахнулся Макс.

— Можешь не сомневаться, — рассмеялся Фолнер.

Сам он заказал куриный бульон, спагетти с кетчупом и стакан молока.

— Поздний завтрак — ранний обед, — сказал он, отворачиваясь от динсбота. — Итак, мы говорили о том, стоит ли то, что мы делаем, наших усилий, — Ангел достал сигарету с ароматическим табаком без никотина и принялся искать в карманах зажигалку.

— Можно и так сказать, — отозвался Макс, давая Фолнеру прикурить.

— Спасибо, — кивнул тот, глубоко затягиваясь. — Знаешь, я изучал историю, а в наше время это нелёгкий труд. Столько веков прошло, — он помахал в воздухе зажатой в пальцах сигаретой. — Изучать литературу проще: многие тексты успели потеряться, другие так или иначе были уничтожены. Так что ты имеешь дело только с тем, что осталось. А память о событиях просочилась сквозь все невзгоды и препоны. И это здорово. Только вот выучить всё это… — Рей Фолнер с усмешкой покачал головой. — Так вот, я просто хочу сказать, что хорошо представляю себе, чем может закончиться то, что мы делаем. Начиная от тирании и кончая гибелью человечества, глобальной катастрофой. Но я знаю и другое, — Ангел подался вперёд, опершись локтями о край стола. — Мы, люди, всегда уничтожали и мучили друг друга. Считай: самих себя. При этом каждый раз бичевали себя за это, каялись, вымаливали отпущение грехов, ругали правителей и правительства, проклинали войны, оружие и тех, кто его создал. Мы рефлексировали по каждому поводу, переосмысливали содеянное и обещали друг другу, что не повторим прежних ошибок, — Фолнер замолчал и, откинувшись на спинку стула, глубоко затянулся. — И вот теперь, бросая взгляд назад, на поколения предков, я спрашиваю себя, тебя и весь мир: доколе мы будем стегать себя?! Сколько ещё будем виниться за то, что делаем? У нас нет судей, кроме нас самих! — Фолнер возбуждённо хлопнул ладонью по столу. — Вокруг нас — пустота, радиация и мёртвый камень. Возможно, во всей вселенной существуют только две формы органической жизни: мы, да ещё эти крабы с Европы. У человечества комплекс неполноценности, понимаешь? Нам всё кажется, что где-то есть кто-то лучше и мудрее, чем мы. Сначала это были языческие боги, потом Господь во всех его ипостасях, потом некий инопланетный разум, в разы опередивший нас в развитии. Но ничего этого нет, понимаешь?! Скорее всего, мы — самые мудрые, разумные и великодушные существа во вселенной!

— А как же ксены с Европы? — напомнил Макс.

Фолнер фыркнул.

— Кто сказал, что они лучше нас?!

— Я не говорю «лучше», но уж, во всяком случае, умнее.

— Ты про трансактор? Ну, и что? Пусть они опередили нас на несколько десятилетий в развитии, что с того? Возможно, они грызутся, как собаки, и убивают друг друга в каких-нибудь своих высокотехнологичных войнах.

— Они запретили нам пользоваться им. Может, стоит послушаться?

— Послушаться! — Фолнер презрительно скривился. — Это не наше слово. Знаешь, много сотен лет назад люди изобрели страшное по тем временам оружие — атомную бомбу. Учёные, которые её придумали, не хотели никого убивать, ими двигал научный интерес. Но люди умерли. Тысячи людей, — Фолнер развёл руками. — А учёные повинились и сказали, что не хотели этого. А теперь представь, что ксены с Европы изобрели некую штуку, которая оказалась слишком опасной (так же, как атомная бомба в своё время), и тогда они решили ею больше не пользоваться. Так чем же они лучше нас? Получается, они тоже совершали ошибки и раскаивались в них.

— Да, только теперь мы можем повторить их ошибку.

— От атомных бомб не отказались, но мы до сих пор живы, — Рей Фолнер бросил сигарету во встроенный в стол утилизатор. — А вообще, можно обсуждать и спорить до хрипоты, но решение принято: мы сделаем всё, чтобы запустить трансактор.

В этот момент к столику подъехал динсбот с заказанными блюдами и начал накрывать. Когда он укатил, Макс сказал:

— Рей, а ты никогда всерьёз не думал о том, что ксены могут нам помешать?

— Думал, — кивнул Ангел, беря столовые приборы. — Только я всё равно пойду до конца, и знаешь, почему? — он взглянул Максу в глаза. — Потому что я верю, что прав. И для меня это — главный критерий, — с этими словами он зачерпнул ложкой бульон и осторожно подул на него. — Так-то! А чем руководствуешься в жизни ты, Джон?

— Сердцем, — ответил Макс, тоже принимаясь за еду. — Я — маленький человек.

Рей Фолнер усмехнулся, но ничего на это не ответил.

Глава 46

Мистер Мока сидел за столом при свете настольной лампы в виде хрустальной сферы, окружённой стальными ветками с шипами вроде терновых. Справа лежало разобранное устройство, из плоского корпуса которого торчали микросхемы, провода и прозрачные колбы с тёмно-пурпурным люминесцирующим составом. Мистер Мока выкладывал на столе фигуру льва. Материалом ему служили алмазы разного размера и огранки. Самый мелкий весил восемь карат, а самый крупный — двадцать шесть. Он назывался «Габриэль», его добыли в одной из шахт на Венере, и теперь он принадлежал мистеру Моке. Свет многократно преломлялся в его гранях, и камень отбрасывал на поверхность стола радужные блики.

Мистер Мока аккуратно взял бриллиант двумя пальцами и поднёс к своему электронному глазу. Устройство в очередной раз считало все параметры камня и заверило человека, что «Габриэль» является чистейшим бриллиантом голубой воды, приблизительная стоимость которого равняется ста двенадцати тысячам кредитов плюс-минус восемь тысяч. Мистер Мока отложил бриллиант и взглянул на остальные самоцветы. Их общая стоимость составляла примерно миллион кредитов. Сумма, способная обеспечить безбедную жизнь. Деньги можно положить в банк, и тогда проценты дадут ему ещё тысяч по тридцать годовых. Но это после того, как закончится война, и финансовые структуры придут в себя. Рисковать мистер Мока не собирался.

Он смешал фигуру льва и принялся раскладывать камни в кучки. В первую попадали алмазы с огранкой «роза» и двенадцатью гранями, они напоминали своеобразные пирамиды. Во вторую мистер Мока отправлял камни с огранкой того же типа, но уже семьюдесятью двумя гранями. Они были похожи на шарики с двумя острыми полюсами. В третью попадали бриллианты с классическими пятьюдесятью шестью гранями, а в четвёртую мистер Мока с особым удовольствием откладывал крупные бриллианты с числом граней сто и двести сорок. Две последние кучки составляли самоцветы с огранками «клинья» и «ступени». Мистер Мока вздохнул. Жаль, конечно, что ему не достались знаменитейшие «Орлов» или «Шах», которые он пытался выторговать. Оставалось утешать себя тем, что их всё равно нельзя было бы продать: древние алмазы, принадлежавшие одной из русских царских династий, были слишком хорошо известны на чёрном рынке. Зато он получил «Габриэля».

Ещё раз окинув взглядом россыпь камней, мистер Мока открыл ящик стола, достал бархатный мешочек и, ссыпав в него алмазы, крепко затянул тесёмки. После этого он убрал мешочек в карман и придвинул к себе разобранное устройство. Подключив к сети корабля небольшой монтажный лазерный агрегат, он принялся припаивать контакты к микросхемам. Работа была столь кропотливой и требовала такой исключительной точности, что без своего кибернетического глаза мистер Мока никогда не справился бы.

Наконец, через пару часов работа была закончена, и на столе лежала плоская металлическая коробка размером с небольшую шкатулку, на боку которой время от времени вспыхивал зелёный индикатор. Мистер Мока отключил агрегат и устало откинулся на спинку стула. Теперь предстояло употребить устройство по назначению, и можно было считать, что он честно отработал свой гонорар. При этой мысли мистер Мока любовно погладил карман, где лежали алмазы.

* * *

Макс сидел на своей кровати и вертел в руках медальон-маячок, который дала ему Мария-Анетта. У него ещё оставалась возможность отправить сигнал Чрезвычайному отделу — пока «Пожиратель» не блокировал связь с Антиземлёй. Для этого стоило всего лишь нажать на два выступа по сторонам медальона, и Федерация узнает, где он и что ему нужна помощь. Но Макс не был уверен, что за ним пошлют корабль, способный остановить «Пожирателя» и «Веспасиана». Кроме того, он так и не решил, на чьей стороне сражаться: Содружества или Республики. Ни те, ни другие не были идеальными… хозяевами. Да, именно так: впервые произнесённое, это слово оказалось совершенно точным определением отношения Макса с теми, на кого он до сих пор работал. А ведь он совсем не этого хотел, мечтая улететь в космос. Он жаждал свободы и независимости. Конечно, он был наивен, полагая, что это возможно, но стоит ли теперь, когда всё встало на свои места, повторять старые ошибки? Макс надел медальон на шею и лег, уставившись в потолок. Нет, он не станет посылать сигнал Чрезвычайному отделу!