Я развернулся к столовой, но случайно зацепился за какой-то провод, который был протянут поперек коридора, уходя наискосок в гостиную.
- Ч-черт, - выругался я. - Что это у тебя здесь ?
- Не сквернословь, - улыбнулась она. - Это сюрприз. Как ты сказал "приятная неожиданность". Или ты думаешь, что мы специально установили капкан для непрошеных гостей ?
- Но что это ?
- Скоро узнаешь. Пока несколько неудобно. Все недосуг спрятать провод. Мужских рук не хватает.
Осталось набраться терпения и скоротать время в столовой, обдумывая минувший разговор и приходя к неутешительным выводам: все в наших отношениях складывается не так, как хотелось бы, не так, как задумывали мы, учась в Университете. От кого все зависело ? Только от меня. Что-то я не так делаю.
Когда Лена пригласила меня пройти в гостиную, она выглядела уже иначе: платье с блестками, на щеках румяна, прелестная брошка, заколовшая тщательно причесанные волосы.Но я смотрел не на её украшения, а на саму Лену - она как будто бы расцвела и вся преобразилась от своего счастья: сегодня у неё был праздничный день, ибо она не была одинока. Войдя в комнату, я нашел её превосходно меблированной и отметил, что обстановка здесь значительно изменилась с момента моего последнего приезда. Салатные гардины очень гармонировали с доминирующим цветом нового мебельного гарнитура, например со стульями, чьи элегантно-овальные спинки были обтянуты темно-зеленым штофом. Из новых приобретений тут же бросилось в глаза пианино, над сверкающими от света клавишами которого была оставлена партитура, перелистываемая небольшим сквозняком. Над ним - тоже нововведение - висело множество фотографий, главным образом запечатлевших Лену и её коллег по научному цеху. Мне показалось, что портреты развешаны несколько беспорядочно: например, в нижнем ряду было три фото, над ним два, затем четыре и потом ещё три, причем между отдельными снимками зияли иногда большие пробелы: такое впечатление, что от ветра или чересчур темпераментной игры на пианино часть портретов упала, разбившись. Я уже хотел обратить свое внимание на это обстоятельство, как моим взором целиком завладела одна диковинка, стоявшая на столе - к этому изделию и тянулся тот самый шнур, который попался мне под ноги в коридоре. У него был циферблат из тридцати делений, и, конечно, это и не часы и не барометр. Скорее уж весы, ибо по сторонам, будто гири, висели некрупные, черные, похожие на кругляши предметы, и третья, почти такая же деталь, укреплена была на корпусе этого странного механизма.
- Боже мой, что это у тебя ?
- Ты же цивилизованный человек, европеец, неужели ты не узнаешь телефон ?
- Телефон ?!
- Только не говори, что ты впервые его видишь.
- Телефон..., - я не верил своим глазам и вспоминал свое желание сделать Лене этот подарок. - Откуда он у тебя ? Нет, я конечно же знаю, что это за штуковина. Но я не могу понять, откуда он мог у тебя взяться ? Такие аппараты во всем Петербурге по пальцам можно пересчитать, и я никак не предполагал, что один из них установлен у тебя.
- Ты думал, я совсем опустилась, перестала о себе заботиться, запустила все ? Когда женщина одинока, она находит утешение в украшении своего дома.
- Да, - сказал я, оглядывая во многом изменившийся интерьер, - все стало просто превосходно, просто великолепно. Это пианино...Ты же вроде бы не умела играть ?
Она улыбнулась:
- А вот значит, что ты многого обо мне не знаешь. С чего ты решил, что я не знаю пианино ? Ты же представляешь себе, как я люблю музыку, помнишь, как мы ходили на концерты, и как потом горячо спорили о сущности музыкальной эстетики. Тогда я и училась играть. Пока тебя не было, я решила приобрести этот инструмент, потому что он лучше какого-нибудь другого умеет смирять всякое волнение души.
- Прекрасно. Я ещё раз дивлюсь твоим многогранным талантам, твоей неподражаемости во всем. Ты сама занималась интерьером, или бабушка ?
- Я. Согласись, в доме стало больше гармонии, больше вкуса.
- Потрясающе. Я в миллионный раз снимаю перед тобой шляпу. Честно говоря не думал, что ты так... , - я хотел сказать "состоятельна", но вовремя осекся. Честно говоря, я был уверен, что в мое отсутствие они с бабушкой ведут довольно скромный образ жизни, но, видимо, благодаря своему упорству Лена добилась в Академии работы над хорошими совместными с французами проектами, приносящими ей немалый доход. Когда я оглядывал изменившийся облик гостиной, то был впечатлен тем, с каким благородством и стильностью здесь все было сделано. Я был уязвлен этим строгим и высоким вкусом; мне смешными показались мои стремления по-модному приодеться, покрасоваться среди горожан, из-за чего я выходил каким-то заморским попугаем, тогда как Лена оказывалась феей, преображающей некогда затхлый, а ныне удивительно прекрасный мирок.
- Ты не представляешь, какая ты умница, - произнес я. - Я счастлив хотя бы от того, что ты просто есть на этой планете. И я наверное совсем обезумею, когда ты станешь моей женой. Довершает мое восхищение телефон. Ведь это же такая изюминка прогресса, такой редчайший механизм ! Я даже толком не знаю, как им пользоваться.
Лена была весьма довольна моим комплиментам. Когда она увидела, как нерешительно, опасливо я поглядываю на телефон, она рассмеялась и принялась мне объяснять: говоришь, наклонившись к микрофону, трубку прикладываешь к уху и т.д. Висящий слева на рычаге телефон своим весом приподнимает противоположный конец рычага, включая тем самым сигнальный аппарат и устанавливая сообщение линии со звонком. Но как только снимешь телефон с крючка, действием противовеса рычаг оттягивается в сторону, замыкает в цепь батарею и дозволяет установить сообщение со звонящим. Я вооружился этими устройствами и стал играть, делая вид, что разговариваю:
- Алло ! Да ! Да, это я. Что вы говорите ? Ах, что вы говорите ! Соедините-ка меня с господином Масперо. Как ? Он в гробнице фараона ? А что, там до сих пор не поставлен телефон ? Немедленно телефонизируйте всю Африку, ведь тысячам ученых надо каждый день общаться со своими женами !
Я так увлекся своей импровизацией, что когда Марья Сергеевна - бабушка Лены - вошла в гостиную и поздоровалась со мной, мне почудилось, что голос раздается из трубки.
- Что ? Алло ? Кто это ? - кричал я в микрофон. - Говорите громче, вас очень плохо слышно !
Лена очень потешалась над моей интермедией:
- Петр, да хватит тебе. Ну прямо как ребенок маленький.
Я увидел рядом Марью Сергеевну и понял, как я был смешон. Тут же стал изливаться перед ней в любезных чувствах, которые всегда испытывал к ней совершенно искренне. Я просил извинить мне мою глупость.
- Ничего, ничего, - подхватила она. - Это я должна просить прощения, что прервала ваш важный телефонный разговор...
...Когда мы ужинали, с ланит у Лены не сходили оттенки смущения. Это её стеснение я замечал каждый раз, когда рядом присутствовала её бабушка. Раньше у Лены была своя квартира на Садовой, и мы могли общаться с ней, зная, что в комнате не присутствует соглядатай нашей страсти, свидетель нашего единения. Мы со всем восторгом могли насладиться друг другом, и за поцелуями не замечали, как проходила ночь. Потом мои командировки стали все более частыми и продолжительными. Лене невмоготу было жить в одиночку. Круглыми сутками находиться в немых комнатах, лишенных говора, смеха, влюбленного воркования было крайне тоскливо и навевало мрачное расположение духа. Она все чаще гостила у своей бабушки, стремясь проводить у неё сначала ночи, благо она жила неподалеку, а потом и целые дни. Квартира на Садовой оказалась не нужна и была отдана внаем (сейчас Лена, очевидно, вообще её продала). Так или иначе, но с момента её переезда нам приходилось встречаться под взором Марьи Сергеевны, в присутствии которой мы уже не могли быть такими же раскованными, как раньше; соблюдая приличия, мы сдерживали себя от открытого изъявления своих чувств и такой же, как прежде, глубины взаимной откровенности. Правда, часто случалось, что я приезжал летом, когда бабушка отдыхала на даче, и тогда мы вновь давали простор своей очарованности, своей поглощенности друг другом. Сейчас же я знал, что Марья Сергеевна находиться в городе, и потому намеренно стремился заночевать у Андрея. Ведь в присутствии бабушки неизбежно возникала искусственность, наигранная отчужденность, натянутость, вымученное манерничанье. Вот и теперь, соблюдая благопристойность, нам приходилось говорить на отвлеченные темы, с трудом удаваясь поддерживать разговор. Я был рад, когда Марья Сергеевна повернула беседу к моей работе - здесь я мог всласть и непринужденно пораспространяться, что дало бы возможность в более свободной манере продолжить разговор до конца этого досаждающего ужина, лакомства которого невольно становились поперек горла.
