Пристыженный аристократ промолчал, а граф Тибад попросил герцога рассказать о приближенном. Его светлость не стал отказывать. Он поведал, что его близкий друг когда-то отправился на флот, чтобы продвинуться по службе и стать достойным девушки, превосходившей его по богатству и положению. «Он был безумно влюблен и мечтал доказать старшему родственнику, что достоин стать ему зятем», – так говорил герцог, а сестра графа, слушавшая рассказ, с этого момента не сводила взгляда с его светлости, уж больно была похожа эта история на ее собственную.
Герцог рассказал, как был потоплен врагом корабль его друга, и как он, прежде чем потерял сознание, успел зацепиться на уцелевшую часть кормы. Волны отнесли бесчувственное тело, и те, кто спешил спасти его выживших товарищей, попросту не заметили беднягу. Но подобрали утландцы. Ногу юному офицеру пришлось ампутировать, да и руку уже было невозможно спасти. Она так и осталась искалеченной. Всё, что принесла ему война, – это шрамы и увечья. И еще плен.
Его светлость встретился с несчастным юношей, когда прибыл на переговоры с Утландом. Услышав его историю, герцог проникся к бедняге сочувствием и заплатил выкуп. Впрочем, сам молодой человек только горько усмехнулся и сказал, что отныне ему нечего ждать от жизни хорошего. Для него всё закончилось со взрывом корабля.
А спустя день закрыл его светлость своей грудью, когда на того напали заговорщики, не желавшие допустить мира между двумя государствами. Ни деревянная нога, ни увечья не помешали юноше оказаться быстрей наемного убийцы. Он принял нож в свою грудь, должно быть, надеясь наконец умереть, но его покровитель решил иначе и сделал всё, чтобы отчаянного моряка выходили.
Вскоре они сблизились, и его светлость оценил незаурядный разум и благородство своего спасителя. По возвращении в Камерат герцог одарил бывшего пленного графскими землями. «Он все-таки рискнул, несмотря на свои увечья, встретиться с возлюбленной. Хотя бы ради того, чтобы рассказать, что жив, – продолжал его светлость, – но узнал, что она вышла замуж и счастлива в браке. К сожалению, ее муж не так благороден, как мой друг, но зато, как говорят, великий шутник и насмешник».
В это мгновение открылась дверь, и тот, о ком велся разговор, вошел в гостиную, где собрались хозяева и гости. Наша героиня, потрясенная рассказом высокородного гостя, наконец вгляделась в человека, которого избегала до этого момента, и лишилась чувств. Она узнала его – своего погибшего возлюбленного. Узнал его и граф Тибад.
Наконец они были равны, и мужчина стал желанным зятем, только графиня уже принадлежала другому. Ее сложно упрекнуть, кто же знал, что юноша выжил? Однако потрясение оказалось сильным. Она проплакала весь вечер и ночь, так и не найдя в себе сил заговорить с ним. А утром герцог со свитой уехал. Женщина решилась подойти к дереву, где они когда-то прятали послания, и нашла там его письмо. Всего несколько слов: «Будьте счастливы, а я ни в чем Вас не виню».
– Так всё и закончилось?
Я улыбнулась и развернулась к королю.
– Она ушла к нему, – ответила я. – Сумела стребовать с мужа согласие на развод и стала графиней Ламмет. Приняла и его протез, и искалеченную руку, и шрамы. И вместо сияния салонов получила бесконечные переживания, когда муж ее выходил в море, а после столь же бесконечную радость от встреч. Она дала ему сил, он подарил ей долгожданное счастье.
– Подожди, душа моя! – воскликнул король. – Адел Ламмет? Одноногий, с искалеченной рукой… приближенный герцога Канаторского и известный борец с пиратством?!
– Именно, дорогой, – улыбнулась я. – Адел Ламмет. Это правдивая история, а началась она в этих самых стенах. Это благодатная земля, государь. Адел Ламмет и его прелестная супруга Фрейда прошли нелегкий путь, но окончился он для них желанным счастьем.
В это мгновение вернулся телохранитель с подносом, на котором лежало несколько булочек, и я, отстранившись, взяла одну, так и не договорив, что лежало на душе. Я верила, что и мой путь, каким бы тяжелым он ни был, однажды приведет меня к желанному итогу. История моих свершений должна была начаться именно в этом графстве, и я видела в этом доброе предзнаменование.
– Надеюсь, однажды к легендам Тибада добавится еще одна, – произнес монарх, вновь вставший позади меня, пока я кормила лебедей. Полуобернувшись, я посмотрела на него, и Ив закончил: – О любви короля и девушки-солнца.
Теперь полностью развернувшись к нему, я ответила:
– Адел готов был на всё, ради своей возлюбленной, он заслужил свою легенду. А на что готов ради девушки-солнца король?
Он изломил бровь, посмотрел на меня с иронией, а после развел руки в стороны:
– Этого мало? – спросил Ивер, теперь промолчала я, продолжая ожидать ответа. – Ну, хорошо, – он взял с подноса две булочки, одну передал мне, а после, отломив кусочек от своей, кинул лебедям. – Я ведь отдал графство на твои забавы. И о деятельности, какую развернул твой глава рода, я знаю, но не вмешиваюсь.
– И мне любопытно – почему? – я тоже кинула кусочек булки. Теперь к лебедям присоединились утки, до того плававшие у другого берега. Я посмотрела на короля. – Нет, правда, Ив, почему ты потворствуешь нашим начинаниям своим невмешательством? Помнится, когда-то ты высказывался резко против и говорил, что их время не пришло.
– Но позже дал тебе должность помощника секретаря, – с намеком ответил монарх.
– Это была всего лишь взятка, – отмахнулась я. – Тебе нужно было заманить меня во дворец. К тому же эта должность была твоей блажью и прекратила свое существование после того, как мы стали любовниками.
– А преподаватели? А дозволение сунуть нос в университет? Ты ведь бывала на их занятиях…
– Еще одна взятка, – усмехнулась я. – Ты ведь опоил меня и обесчестил. Тебе надо было дать мне что-то взамен. То, что примирит меня с твоей низостью. И вновь тебе эта подачка ничего не стоила. Баловство и только. Ты балуешь свою сумасбродную фаворитку – так это воспринимают все вокруг. И я говорю не об этом. Я спрашиваю – почему ты позволяешь то, что может в будущем обернуться возмущением и столкновением с теми, кто не примет моих экспериментов? – Я подняла руку, не позволяя ему ответить сразу. – Не говори о любви. Дело слишком серьезное, чтобы бросать покой королевства к ногам женщины, пусть и любимой. Должен быть иной повод, и он есть. Какой?
Государь отряхнул руки и развернулся ко мне. Скрестив их на груди, он ответил насмешливым взглядом. Я поняла, что своих мыслей монарх не выдаст. Это был вызов, и я, бросив последний кусок булки, зеркально отобразила его позу.
– То есть ты не желаешь верить, что я проникся твоими идеями? – полюбопытствовал Ивер. Я отрицательно покачала головой. – А в то, что мне любопытно понаблюдать, чем обернется вся эта история? Нет, правда, Шанриз, мне любопытно. Ты и твой дядюшка подошли к делу весьма обстоятельно. Ты затягиваешь в сети моих советников и министров, он ведет переписку и посещает дома среднего класса и бедняков. Его сыновья осматривают здания и заключают сделки с подрядчиками, впрочем, все ветви славного древа Доло не теряют времени даром.
Его осведомленность меня не удивила. За мной смотрели в четыре глаза, да и шпионы государя работали исправно. Он был в курсе всего, что происходило вне поля его зрения. Я и мой род представляли для монарха живейший интерес. А так как я была с ним и не скрывала своих помыслов, то и наблюдали за нами с удвоенным вниманием. Оттого-то и было любопытно, отчего государь помалкивает, хоть заведомо и не одобрял направление моих мыслей.
– Если вам удастся заручиться поддержкой камератцев, если за вами пойдут люди, то и мне в будущем перепадет немного славы, – продолжал Ив, но теперь его губы кривила улыбка: – Ивер Второй Реформатор. Недурно, как считаешь? Разумеется, род Доло пополнит список своих славных деяний, но на вершине буду стоять именно я.
– Так что ты там говорил о тщеславии? – насмешливо спросила я. После вздохнула и направилась в сторону дворца, посчитав прогулку законченной. Государь нагнал меня и сам устроил мою ладонь на сгибе своего локтя. – И все-таки ты не сказал всей правды, – продолжила я едва прерванный разговор. – Я верю, что тебе любопытно, как далеко мы можем зайти, и если начнутся волнения, то запретишь нам заниматься нашим делом. В этом я уверена, но свои тайные помыслы ты все-таки не открыл. Это несправедливо, не находишь?
