Я понял. Ответ надлежало сформулировать как можно более осторожно, чтобы кроме Риоммара никто ничего не понял и не смог обвинить нас в заговоре. Шпионов развелось так много, что даже гонцу не стоило доверять. К тому же гонца можно перехватить. Монеты Цезаря звенели во многих галльских кошельках.

— Возвращайся к Риоммару, — велел я гонцу. — Передай, что вся сила Священной Рощи будет направлена на здоровье короля сенонов.

Гонцу выделили свежую лошадь. Он ускакал, а я пошел советоваться с Абертом и целителями.

В Роще мы принесли в жертву дюжину белых животных с черными гривами, а их кровь смешали с тремя видами яда. Костер развели из дерева, пропитанного этой кровью. Друиды негромко пели. Повинуясь нашему приказу, ветер повернул в сторону Веллаунодуна, неся Каварину незримые ядовитые испарения. Но как ни старались мы соблюсти секретность, кто-то предупредил короля сенонов. С небольшим отрядом он успел бежать к Цезарю. И все же наши усилия не пропали даром. Как только улеглась пыль от копыт Каварина, сеноны в Веллаунодуне избрали Моритазга новым королем. И, конечно, этот король не присутствовал на совете у Цезаря. Как, впрочем, и Нанторус, и король треверов.

В неожиданном налете на приграничные земли сенонов люди Цезаря захватили князя Аккона и в цепях доставили к своему предводителю. Цезарь объявил Аккона врагом Рима и главой заговорщиков. После долгих пыток он умер. Некоторые из сенонов, поддержавших Каварина, ужаснулись и бежали, опасаясь, что их могут обвинить как соучастников Аккона. Наступило время сбора урожая, и тут Цезарь объявил северным племенам новые запредельные нормы поставки продовольствия для его армии. Племена ужаснулись. Цезарь с удовлетворением решил, что теперь они запуганы достаточно, и отбыл в метрополию. Два легиона остались на зиму на границах треверов, еще два расположились на землях лингонов, а целых шесть легионов перешли Секвану и разместились в столице сенонов Агединке.

Перед отъездом из Галлии Цезарь послал Гая Цита, римского чиновника из всадников, в Ценабум с инструкциями о поставках зерна для армии. Раз Цезарь делал запасы в центре свободной Галлии, это означало лишь одно. Карнутов он наметил следующей жертвой. Наши прорицатели не ошиблись. Я немедленно послал сообщение Верцингеториксу с требованием о встрече и назначил место подальше от глаз римлян.

Бриге я сказал:

— Я даже рад, что это, наконец, случилось. Ожидание мучительно. Пора действовать. Теперь мы не только знаем, чего ожидать, но и когда.

— Значит, война. — Брига произнесла это слово именно так, как обычно произносят женщины. — Ты едешь к Верцингеториксу, чтобы начать большую войну. Когда я увижу тебя снова? — Она подумала и вдруг просияла. — О! Я знаю. Я пойду с тобой, Айнвар! Мы не будем расставаться.

— Тебе будет тяжело ехать, — я надеялся отговорить ее. — Наша дочь слишком мала, ты нужна ей.

— Но мы же в полной безопасности! Ты сам говорил! — рассмеялась она.

Я попробовал изобразить тот самый хмурый взгляд, который перенял у Менуа, и раньше не очень-то действовавший на Бригу. Не подействовал он и теперь.

— Я иду с тобой, — настаивала она.

Выждав момент, я нашел Лакуту и отвел в сторону.

— Брига — своевольная женщина, — сказал я ей. — Там, куда я еду, женщинам не место, она будет мешать мне.

Лакуту кивнула.

— Это плохо, когда женщина не слушается мужчину.

— Ты можешь убедить ее остаться?

— Я сделаю лучше. Я удержу ее здесь. — Черные глаза бывшей танцовщицы сверкнули.

— Как?

— Она не уйдет, пока не убедится, что ребенок в безопасности. А я его спрячу! Она станет его искать, а ты спокойно уедешь. — Она широко улыбнулась.

— Ладно. Давай разыграем такую маленькую шутку, — согласился я и подумал: на следующем Бельтейне женюсь на этой женщине. Голова у нее работает.

Я уже давно не замечал в Лакуту изменений, вызванных временем. К ней вернулась былая стройность, а седина не бросалась в глаза. Наверное, я все еще продолжал видеть в ней прежнюю Лакуту, времен ее жизни с Тарвосом. Мы относимся к друзьям иначе, чем ко многим другим. Мы смотрим на дорогих нам людей и вовсе не думаем, как они выглядят и что вокруг них. Мы же не дома навещаем, а людей. Вот возьму и женюсь. Буду первым главным друидом карнутов с двумя женами.

Казалось, воздух загустел от предчувствия перемен. Вековечные галльские традиции менялись. По настоянию Цезаря эдуи отменили королевскую власть в пользу избранных магистратов и призывали другие племена последовать их примеру. Цезарь не хотел, чтобы кельтами управляли короли. Тех из них, кого он не мог уничтожить, он пытался купить взятками и обещаниями дружбы, но я знал, что, в конце концов, он хотел уничтожить их всех. Римляне не любили королей.

Но нам-то они были нужны. На протяжении многих поколений мы сохраняли образ жизни, лучше всего подходящий для кельтов. Короли вели благородных воинов в битвы, битвы сформировали племенные территории и дали людям возможность гордиться принадлежностью к тому или иному племени. Простые люди обрабатывали землю и трудились на благо племени. Друиды отвечали за нематериальные основы мира; от них зависело практически все. Таким образом, человек, земля и Потусторонний мир находились в равновесии вплоть до прихода Цезаря, который стремился уничтожить и наших воинов и наших друидов, чтобы сделать всех нас рабами.

Я мог думать только об этом, и поэтому не очень-то вникал в план Лакуту. Он казался простым и не требовал от меня ни умственных усилий, ни непосредственного участия. Все, что нужно было сделать, — это плеснуть в чашку Бриги сонного зелья накануне нашего ухода. Затем я сказал Лакуту:

— Спрячь ребенка получше. Пусть Брига поищет, как следует, когда проснется. Мне нужно хотя бы полдня.

Радуясь участию в столь серьезном деле, Лакуту сияла, как ребенок.

С небольшим отрядом я отправился на встречу с Верцингеториксом. По пути мы встречались с вождями Галлии в лесных чащах, и я рассказывал им о жестокой смерти Аккона. Их глаза блестели от гнева.

— Любого из вас ждет подобная судьба, — говорил я, — если легионы Цезаря захватят свободную Галлию. Рим не дает своим врагам достойной смерти. Но если вы поддержите короля арвернов, мы сможем победить Цезаря. Мы можем одержать победу, о которой будут помнить тысячи лет!

Они видели будущее, нарисованное мной, сжимали кулаки, били в щиты и выкрикивали имя Верцингеторикса. Но меня трудно обмануть. Кельты легко вспыхивают, и пока мы не встретим Цезаря на поле боя, невозможно сказать, кто из них действительно наш искренний сторонник.

Римляне обладали талантом вербовки сторонников. Примером был Дивитиак из эдуев, друид, то есть изначальный враг Цезаря. Но так не случилось. Цезарь в своем поведении перемежал щедрость и жестокость, не заботясь при этом о человечности или справедливости, видя перед собой одно единственное желание победить любой ценой. Он с равной степенью цинизма соблазнял и сторонников, и варваров, сопротивлявшихся ему. Здесь у него было чему поучиться, и я не раз говорил об этом Риксу. Цезарь добился практической независимости от Рима. Блестящий стратег и тактик, в другое время он мог бы стать для меня хорошим наставником, но здесь и сейчас мы стали смертельными врагами.

Мы с Риксом встретились к югу от Аварика, за холмами бойев. Бойи — сильное племя, но под влиянием эдуев стали на сторону Цезаря. Только несколько князей еще держались за независимость, и Рикс надеялся перетянуть их на сторону галльского союза.

Рикс въехал на поляну среди мощных деревьев в сопровождении сильного отряда. Среди травы виднелись остатки усадьбы, разрушенной в какой-то давней войне. Жеребец Рикса вымахал в могучего зверя, под стать всаднику. Рикс, не смотря на молодость, тоже смотрелся зрелым мужем. Следующая зима станет для нас обоих тридцатой, если, конечно, нам суждено дожить до зимы.

Память — темный туннель с ярко освещенными пещерами по бокам. В одной из них я вижу Рикса, каким он мне запомнился в тот день. Могучее тело, перевитое узлами мышц, скулы как скалы над развевающимися усами. Гордое лицо в равной мере сочетает благодушие и свирепость. Именно такой человек и может противостоять Цезарю.