Сновидение II. Он со всей семьей в местечке X. В половине двенадцатого у него свидание с одной дамой, но он просыпается только в половине двенадцатого и говорит себе самому: «Уже поздно, пока я дойду, будет половина первого». В эту минуту он видит, что вся его семья в сборе и обедает; особенно отчетливо видит он мать и горничную с суповой миской. Он думает: «Ну, раз уж обед, мне уйти не удастся».
Анализ. Не подлежит сомнению, что и первое сновидение связано с ожидаемым свиданием. Студент, которому он давал разъяснения, очень противный субъект; он сказал ему: «Это неправильно, потому что магнезии вовсе еще не было». – Тот ответил, как будто это его ничуть не касалось: «Пусть будет неправильно». Этот студент, вероятно, он сам; он так же равнодушен к своему анализу, как тот к синтезу.
С другой стороны, он то, чем производится анализ (синтез). Дело идет об успешности лечения. Ноги в сновидении вызывают воспоминание о вечере накануне сновидения. Он танцевал с одной дамой, на которую у него свои виды, и так крепко прижимал ее к себе, что один раз она даже вскрикнула. Прикоснувшись к ее ногам, он ощутил ее ответное пожатие. В этой ситуации, таким образом, женщина – магнезия в реторте, с которой дело налаживается. По отношению ко мне он женственен, так же девственен по отношению к женщине. Если с женщиной дело наладится, то оно наладится и с лечением. Ощупывание ног и всего тела указывает на онанизм и на усталость предыдущего дня. Свидание было назначено действительно в половине двенадцатого. Его желание проспать этот час и остаться в домашней привычной обстановке (то есть продолжать заниматься онанизмом) соответствует его сопротивлению.
VI. Работа сновидения
Все попытки подойти к разрешению проблемы сновидения связывались до сих пор непосредственно с явным содержанием его, сохраняемым в воспоминании, и были направлены на толкование именно этого содержания; или же отказывались от какого бы то ни было толкования, обосновывая свое суждение о сновидении постоянным указанием на его содержание. С нашей точки зрения, дело обстоит совершенно иначе; для нас между содержанием сновидения и результатом нашего исследования находится новый психический материал: скрытое содержание, добытое при помощи нашего метода, и мысли, скрывающиеся за сновидением. Из скрытого содержания, а не из явного, берем мы разрешение сновидения. Нам предстоит поэтому теперь задача рассмотреть взаимоотношение явного содержания сновидения к скрытому и проследить, путем какого процесса образуется из последнего первое.
Мысли и содержание сновидения предстают перед нами как два изображения одного и того же содержания на двух различных языках, или, вернее говоря, содержание сновидения представляется нам переводом мыслей на другой язык, знаки и правила которого мы должны изучить путем сравнения оригинала и этого перевода. Мысли сновидения понятны нам без дальнейших пояснений, как только мы их узнаем. Содержание составлено как бы иероглифами, отдельные знаки которых должны быть переведены на язык мыслей. Мы, несомненно, впадаем в заблуждение, если захотим читать эти знаки по их очевидному значению, а не по их внутреннему смыслу. Представим себе, что перед нами ребус: дом, на крыше которого лодка, потом отдельные буквы, затем бегущий человек, вместо головы которого нарисован апостроф, и пр. На первый взгляд нам хочется назвать бессмысленной и эту картину, и ее отдельные элементы. Лодку не ставят на крышу дома, а человек без головы не может бегать; кроме того, человек на картинке выше дома, а если вся она должна изображать ландшафт, то причем же тут буквы, которых мы не видим в природе. Правильное рассмотрение ребуса получается лишь в том случае, если мы не предъявим таких требований ко всему целому и к его отдельным частям, а постараемся заменить каждый его элемент слогом или словом, находящимся в каком-либо взаимоотношении с изображенным предметом. Слова, получаемые при этом, уже не абсурдны, а могут в своем соединении воплощать прекраснейшее и глубокомыс-леннейшее изречение. Таким ребусом является и сновидение, и наши предшественники в области толкования последнего впадали в ошибку, рассматривая этот ребус в виде композиции рисовальщика. В качестве таковой он вполне естественно казался абсурдным, лишенным всякого смысла.
а) Работа сгущения.
Первое, что бросается в глаза исследователю при сравнении содержания сновидения с мыслями, скрывающимися за ним, это неутомимый процесс сгущения. Сновидение скудно, бедно и лаконично по сравнению с объемом и богатством мыслей. Сновидение, будучи записано, занимает полстраницы; анализ же, в котором развиваются мысли, скрывающиеся за этим сновидением, требует иногда шести, восьми и двенадцати страниц. Обычно размеры произведенного сгущения преумаляются: обнаруженные мысли сновидения считаются исчерпывающим материалом, между тем как дальнейшее толкование обнаруживает новые мысли, скрывающиеся за сновидением. Мы уже упоминали о том, что, в сущности, нельзя быть никогда уверенным, что мы вполне истолковали сновидение: даже в том случае, когда толкование вполне удовлетворяет нас и, по-видимому, не имеет никаких пробелов, остается все же возможность, что то же самое сновидение имеет еще и другой смысл. Масштаб, мера сгущения, таким образом, строго говоря, всегда неопределенны. Против утверждения, будто столкновение содержания сновидения и мыслей, скрывающихся за ним, вызывает то, что сновидение производит обширное сгущение психического материала, можно сделать возражение на первый взгляд чрезвычайно справедливое. Нам часто кажется, будто сновидение снилось нам в течение всей ночи и что большую часть его мы позабыли. Сновидение, вспоминаемое нами по пробуждении, представляет собою якобы лишь часть того целого, которое по масштабу своему должно было бы соответствовать мыслям, если бы мы были в состоянии вспомнить их все целиком. В этом есть доля правды: нельзя обманывать себя тем, что сновидение воспроизводится наиболее точно при припоминании его вслед за пробуждением и что воспоминание это к вечеру обнаруживает все больше и больше пробелов. С другой стороны, нужно, однако, заметить, что чувство, будто нам снилось гораздо больше, чем мы можем припомнить, очень часто покоится на иллюзии, происхождение которой мы впоследствии постараемся выяснить. Предположение процесса сгущения не опровергается возможностью забывания сновидения, так как оно доказывается комплексом представлений, относящимся к отдельным, оставшимся в памяти частям сновидения. Если действительно большая часть сновидения нами забывается, то тем самым мы лишаемся доступа к целому ряду мыслей. Мы едва ли имеем когда-нибудь основание предполагать, что утраченные части сновидения относились к тем же самым мыслям, которые мы обнаружили при анализе сохранившихся частей.
Ввиду огромного множества мыслей, которое дает анализ относительно каждого элемента сновидения, у читателей зарождается принципиальное сомнение: можно ли относить к мыслям, скрывающимся за сновидением, все то, что приходит в голову впоследствии при анализе последнего, то есть можно ли предполагать, что все эти мысли были уже налицо в состоянии сна и принимали участие в образовании сновидения? Быть может, наоборот, лишь во время анализа возникают новые мысли, стоявшие вдали от образования сновидения? Я могу согласиться с этим ограничением, но лишь условно. Что некоторые мысли возникают только при анализе – это вполне справедливо; не всякий раз можно убедиться в том, что эти новые группы образуются лишь из мыслей, которые в мыслях сновидения были связаны между собою другим образом; новые соединения представляют собою лишь второстепенную группировку, ставшую возможной благодаря содействию других, более глубоких путей для соединения. Относительно же большинства обнаруживаемых при анализе мыслей, нужно сказать, что они играли уже активную роль при образовании сновидения, так как, проследив цепь мыслей, не связанных, по-видимому, с образованием сновидения, мы внезапно наталкиваемся на мысль, которая, будучи представлена в содержании сновидения, необходима для толкования его и в то же время доступна лишь благодаря наличию вышеупомянутой цепи мыслей. Вспомним хотя бы описанное нами сновидение о ботанической монографии, которое представляет собою результат выразительного процесса сгущения, хотя я и не довел анализ его да конца.
