В пользу гипотезы о том, что один раз в году в арицийской роще совершалось жертвоприношение лошади, говорит наличие аналогичного ежегодного жертвоприношения в Риме. Каждый год 15 октября римляне устраивали на Марсовом поле состязания в езде на колесницах. Правую лошадь в победившей упряжке ударом копья приносили в жертву Марсу, чтобы обеспечить обильный урожай. Голову этой лошади отсекали и украшали связкой из булок. После этого жители двух районов Рима — Священной дороги и Субуры — оспаривали друг у друга право обладать этой головой. Если голова доставалась жителям Священной дороги, те прикрепляли ее к стене царского дома, если же она доставалась жителям Субуры, ее прикрепляли к Мамилиевой башне. Хвост лошади отрубали и доставляли в царское жилище с такой быстротой, чтобы на царский очаг еще успевала накапать кровь. Кровь лошади собирали и хранили до 21 апреля. В этот день девственные весталки перемешивали ее с кровью новорожденных телят, принесенных в жертву за шесть дней до этого. Получившуюся смесь раздавали пастухам, которые пользовались ею для сохранения своих стад.

Украшение конской головы в этом обряде связкой булок, а также провозглашаемая цель жертвоприношения — обеспечение хорошего урожая — указывают на то, что лошадь убивали как одну из многих представительниц хлебного духа. Обряд отрезания хвоста лошади напоминает африканский обряд отрезания хвостов волов и принесения их в жертву на благо урожая. В римском и африканском обычае животное явно выступает в роли хлебного духа, оплодотворяющая сила которого пребывает прежде всего в хвосте. Мы уже сталкивались с этим представлением на примере европейского фольклора. Что же касается обычая кропления стад по весне конской кровью, то его можно сравнить с обычаем скармливать Старуху, Деву, сноп clyack весной коням или на Рождество скоту, а также с обычаем отдавать весной «святочного вепря» на съедение рабочим быкам или тягловым лошадям. Все перечисленные обычаи призваны привлечь благодатный дух хлеба к той или иной крестьянской усадьбе и ее обитателям и сохранить благодать до следующего года.

Октябрьское жертвоприношение лошади V римлян возвращает нас к седой древности, когда Субура, ставшая впоследствии убогим, обветшалым районом великой столицы, еще оставалась самостоятельным селением, жители которого вступали на поле жатвы в дружеское состязание с соседями из тогда небольшого сельского городка Рима. Место проведения обряда, Марсово поле, было расположено рядом с Тибром и до упразднения царской власти составляло часть царских владений. Предание гласит, что, когда последний царь был изгнан из Рима, хлеба на приречных царских угодьях созрели для жатвы. Но ни один римлянин не пожелал есть проклятое зерно, и его побросали в реку в таких количествах, что на Тибре, в то лето мелководном от сильной жары, образовалось подобие островка.

Итак, принесение в жертву лошади представляло собой древний осенний обряд, соблюдавшийся на царских угодьях в конце жатвы. Лошадиную кровь и хвост (главные части тела представителя духа зерна) римляне приносили на хранение в царское жилище, подобно тому как жители Германии прибивают Жатвенного петуха к фасаду дома, а шотландские горцы приносят последний сноп, придав ему форму Девы, домой и подвешивают его над очагом. Благодаря этому благословение духа хлеба пребывает в царском доме и очаге, а от него передается всей общине, во главе которой стоит царь. Одним из обрядов, который народы, живущие на севере Европы, соблюдают весной и осенью, является установление Майского дерева перед домом мэра города или бургомистра или вручение последнего снопа деревенскому старосте. Итак, кровь и хвост жертвенного животного отходили царю, зато взамен жителям Субуры — в то время соседней деревни, когда-то, без сомнения, обладавшей собственным сходным обрядом, — разрешалось принимать участие в состязаниях за обладание конской головой. Мамилиева башня, к которой субурцы в случае успеха прибивали конскую голову, была в то время укрепленной четырехугольной крепостью местных магнатов из древнего рода Мамилиев. Этот обряд, совершаемый на царских полях и в царском доме от лица жителей всего городка и соседней деревни, приходился, должно быть, на время, когда аналогичный обряд совершался на полях всех селений. Жители селений в земледельческих районах Лация, вероятно, продолжали соблюдать. этот обычай в местном масштабе долгое время после того, как деревеньки под Римом слили самостоятельные праздники урожая в общее празднество на царских угодьях. Не лишено вероятности предположение, что священная роща в Ариции, подобно Марсову полю в Риме, могла быть местом проведения общего праздника жатвы, во время которого с соблюдением тех же варварских обрядов от имени жителей близлежащих деревень приносили в жертву лошадь. Это животное воплощает собой оплодотворяющий дух дерева и оплодотворяющий дух хлеба одновременно. Это и не удивительно, потому что, как мы убедились на примере обычаев Жатвенного мая, оба воплощения часто сливаются друг с другом.

Таинство вкушения первых плодов. В одних случаях дух хлеба, как мы видели, представлен человеком, а в других — животным. Но в том и в другом случае в лице представителя убивают самого духа, после чего причащаются его телом. Примеры настоящего убиения человека, воплощающего дух хлеба, мы, естественно, можем почерпнуть лишь у первобытных народов. Зато красноречивые примеры ритуального употребления в пищу животных представителей хлебного духа дают нам жатвенные ужины современного европейского крестьянства. Жена фермера в Вермленде (Швеция) употребляет зерно последнего снопа на то, чтобы выпечь каравай в форме девушки. Каравай делят между всеми домочадцами, которые его съедают. В данном случае каравай замещает собой дух зерна в образе девушки. То же самое происходит в Шотландии, где представителем хлебного духа является последний сноп по прозвищу Дева, формой напоминающий жен щину. Обиталищем духа хлеба, как правило, считают последний сноп: поэтому съесть каравай, выпеченный из зерна этого снопа, равносильно тому, что съесть самого хлебного духа. Равным образом жители местечка Ля Палис во Франции, изготовив из теста человечка, подвешивают его на ель, которую увозят на последнем возу. Дерево со сдобным человечком приносят в дом местного мэра, где оно остается до окончания сбора винограда. В конце жатвы устраивают праздник, на котором мэр режет сдобного человечка на куски и раздает их всем для съедения.

Дух хлеба в этих примерах принимает форму человека. Хотя в других случаях г.. собранного зерна не выпекают караваи в форме человека, но на то, что речь и здесь идет о ритуальном причащении, то есть о съедении тела хлебного духа, в достаточной мере указывают торжественные обряды, которые сопровождают его употребление в пищу. Например, такие обряды справляли при употреблении в пищу зерна нового урожая литовские крестьяне. Осенью, когда зерно уже полностью заложено в закрома, литовцы устраивали на всех усадьбах праздник под названием Сабариос, что значит «перемешивание или сбрасывание в одну кучу».

Каждый земледелец набирал по девять полных пригоршней зерна разных сортов (пшеницы, ячменя, овса, льна, бобов, чечевицы и т.д.) и разделял каждую на три части. После этого двадцать семь кучек зерна разного сорта ссыпали в одну и перемешивали. В обряде употребляли первое обмолоченное и провеянное зерно, которое откладывали специально с этой целью. Часть перемешанных зерен шла на выпечку булочек (по одной булочке на каждую усадьбу), а к оставшейся части подмешивали дополнительные дозы ячменя и овса, чтобы приготовить пиво. Первая порция пива, приготовленного из указанной смеси, предназначалась для самого хозяина, его жены и детей, а пиво второй варки шло слугам.

После того как пиво было готово, хозяин выбирал вечер, когда он оставался среди своих домашних. Он опускался на колени перед пивным бочонком, набирал кувшин пива и поливал из пего затычку от бочонка, приговаривая: «Плодородная земля, сделай так, чтобы пышно поднялись рожь, ячмень и другие злаки». После этого хозяин с кувшином отправлялся в горницу, где его ожидали жена и дети. В горнице на полу лежали связанные черный, белый или пестрый (только не красный) петух и курица той же окраски и того же выводка, вылупившаяся не позднее года тому назад. Здесь хозяин с кувшином в руках вновь опускался на колени, благодарил бога за собранный урожай и просил о ниспослании хорошего урожая на следующий год. Потом все поднимали вверх руки и хором говорили: «Господь и ты, земля, этот петух и эта курица наше вам доброхотное подношение». В этот момент хозяин убивал петуха и курицу ударами деревянной ложки, так как просто перерезать им горло запрещалось обычаем. После произнесения первой молитвы и убиения домашней птицы он вы.чивал одну треть содержимого кувшина. Эту птицу жена хозяина отваривала в совершенно новом, не бывшем в употреблении горшке. После этого на пол ставили перевернутый вверх дном сосуд емкостью в бушель. На него клали упомянутые выше булочки и отваренную птицу. Приносили только что сваренное пиво, разливательную ложку и три кружки, предназначенные специально для такого случая. Пока хозяин ложкой разливал пиво по кружкам, члены его семьи стояли на коленях перед сосудом. Окончив разливать, отец произносил молитву и выпивал три кружки пива. Его примеру следовали остальные. После того как все насытились булочками и курятиной, пиво опять ходило по кругу, пока каждый член семьи не опорожнял каждую из трех кружек по девять раз. На столе от этой трапезы не должно было оставаться ни крошки. Если по неосмотрительности что-то все-таки оставалось недоеденным, остатки доедали на следующее утро с соблюдением тех же обрядов. Кости бросали собаке, а то, что она не могла сгрызть, зарывали в хлеву под навозом. Этот обряд литовцы справляли в начале декабря. В день совершения обряда запрещалось употреблять бранные слова.