Внезапно ее кто-то сильно толкнул, отчего Света прямо-таки влетела в противоположную стену. Развернувшись, она хотела высказать претензии негодяю, но возле нее никого не было. Понять же из тех, кто уже приближался к концу коридора, не представлялось возможным. Невезенье накладывалось трехметровым сугробом. На английском Копейкина впервые в жизни не смогла ответить, в голове словно прошлись ластиком, не знала и все тут. Это удивило не только учительницу, но ребят, знавших ее не первый год. На физике обнаружилось, что тетрадь с домашним заданием канула в реку забвения, хотя девочка помнила, что клала ее в сумку. Украли? Это маловероятно, ведь Света не оставляла вещи без присмотра. Прохор Игнатьевич, однако, простил королеву класса, не имевшую ранее никаких нареканий, при условии, что она принесет тетрадь завтра. В конце дня случились еще две неприятности: в кармане куртки она обнаружила бумажку с короткой записью «Готовься!», и, проходя в дверях, зацепилась за гвоздь, торчащий в косяке, порвала колготки. Огромная дырка расползлась на левой икре, несказанно повеселив окружающих.
Еще никогда Света Копейкина не испытывала такого стыда и злости.
7
Просторное помещение походило на тяжеловесные замки Средневековья: в спальне, созданной, казалось, в куске скалы, только горел жаром огромный камин, деревянная кровать, застеленная плотным покрывалом с золотым узором, занимала больше всего места, на полу валялось несколько шкур каких-то животных, стены украшали гобелены. Лена Морозова нервно огляделась, боясь пошевелиться и нарушить уединение мужчины, что сидел в низком глубоком кресле, вытянув ноги и сложив руки на груди. Он определенно отличался от обычного человека: его волосы, черные вперемежку с пепельным, разметались, глаза имели оттенок мокрого асфальта (какое нелепое название, но в точности определяющее) с вертикальным зрачком, на пугающем лице играли тени от пламени.
– Как долго ты будешь прятаться? – неожиданно проговорил он.
Лена против воли вздрогнула, представив, что с ней будет, но хозяин комнаты обращался вовсе не к ней. В дальнем темном углу между камином и стеной что-то закопошилось. Окутанный тьмой и плащом с капюшоном посетитель отвесил шутовской поклон, лишенный какого-либо почтения.
– Вы ждали меня, Эшшаранн11? – прошелестел пришелец.
– Нет, но не заметить тебя было сложно. – Коххи12 аль Кри’Релль усмехнулся. – Кто ты и что тебе нужно?
– Ваша смерть, конечно же, – посетитель сказал это скучающим тоном. Лена, уже успевшая успокоиться, снова испугалась. Девочка поняла, что ее никто не видит. Новый страх возник в ней из-за этого странного Капюшона. В его шепчуще-шелестящем голосе она узнала убийцу Тарии, своего убийцу! – Не волнуйтесь, – продолжал тот, – вы умрете быстро, и помощь не поспеет.
– Даже так? – Повелитель темных ильхов язвительно улыбался, словно пытался вывести противника из себя. – Отчего же?
– Из-за двух вещей, – Капюшон не обращал внимания на провокации. – Я знаю о вашей слабости. Вы теряете Силу, а значит в любом случае скоро умрете. Другая не маловажная деталь заключается в том, что маленькая наивная прорицательница покинула сей мир, яро сражаясь с ордой скелетов в Мертвых Землях, поэтому никто не предупредит ваших детей.
– Предлагаете мне смириться и принять смерть? – Коххи не шевелился, внимательно наблюдая за противником.
– Было бы просто прекрасно! – Капюшон засмеялся. – Вы бы избавили меня от бесполезной траты магии.
Повелитель ничего не ответил. Его брови чуть дрогнули, ильх мгновенно переменил позу, ноги твердо коснулись пола, который тут же покрылся льдом. Температура в опочивальне стремительно опускалась. Вены на руках Коххи почернели, с кончиков пальцев застелилась Тьма, рванувшись лентами к Капюшону. Он издал смешок, попытался сдвинуться с места, но ноги заледенели. Ленты достигли цель, пришелец поймал несколько руками, отклонил голову, пропуская еще с дюжину. Капюшон что-то шепнул, Тьму поглотил Огонь, уничтожая заодно и лед. Повелитель неожиданно закашлялся, досадливо поморщился, отмечая, как Сила стремительно тает. Прав был этот ублюдок! Огонь охватывал скудную мебель и накатывался волнами на стены. Ильх дернулся, чувствуя резкую боль от попавших в грудь нескольких кинжалов.
– Заговоренный лунный кинжал, способный убить Мудрого! – густо захохотал Капюшон. – Спите Повелитель, мы не позволим вам помириться со светлыми.
Он дотронулся до камня на шее и исчез. Со стороны двери слышались звуки, похоже, пожар привлек внимание.
Лена Морозова рванулась зачем-то вперед.
– Нет, любимая! – предстал перед ней Дэллгрин, и картинка сменилась. Под тяжелым небом, предвещающим бурю, вырос трехэтажный дом с колонными, пугающий заколоченными окнами и обшарпанной краской. В калитке дома замерла Настя Юрьева, бледная, с растрепанными волосами, с залегшими тенями под глазами и сухими обветренными губами. Она что-то шептала, указывая пальцем на дом. Лена качала головой, силясь услышать хоть слово…
– Ей! – девочку толкнули в плечо. – Пошли, репетиция скоро начнется.
Лена сфокусировала взгляд на Александровой Марине, склонившейся над ней. Морозова все это время сидела в коридоре в кресле возле рояля, исполнявшего декоративную роль. Она повела плечами, радуясь, что все оказалось… сном? Или предсказанием?
– Лена, ты слышишь? – повторила Марина.
– Да, конечно, пойдем.
Подхватив сумку, девочка поспешила за приятельницей.
После воскресенья жизнь Насти Юрьевой будто разделилась на «до» и «после». В понедельник утром она проснулась с ощущением липкого страха и болезненной потери. Ночью ей снилось что-то ужасное, но память услужливо подчистила воспоминания. Чувство потери к сновидениям не имело никакого отношения, продолжало грызть, точно собака кость, зудеть комаром, заставляя ежиться от не проходящего дискомфорта. Ее одежда вернулась к серым цветам, отражая внутреннее настроение. День прошел как-то мимо нее, словно в тумане. А потом ее поразили собственные фотографии, найденные в компьютере: празднование Нового года с друзьями, где она яркая и веселая, «другая», и черноволосый парень, обнимающий ее довольно в понятном смысле. Но кто он такой девочка не знала. В голове почему-то ничего не шевелилось. Так же забылось, почему они с лучшей подругой больше не разговаривают. Сам факт ссоры оставался, а причина испарилась. Просмотрев все фотографии и откинувшись на спинку стула, Юрьева перелистывала книгу памяти, с трепетом понимая, что выборочных пробелов очень много. Девочка содрогнулась, не зная, что делась. Поговорить с мамой? Страшно. Вдруг не поверит или, наоборот, потащит по врачам? Нет, лучше молчать.
Несколько дней Настя пыталась помириться с Олей. Точнее, хотела помириться, но в последний момент останавливалась, будто натыкаясь на стену, даже потеряв часть воспоминаний, она не желала признавать себя виноватой, боясь сделать первый шаг и отбросить гордость. Поэтому девочка отмалчивалась, варясь в навязчивых мыслях, совершенно не свойственных ребенку ее возраста.
В четверг перед сном, лежа в кровати на спине, Настя наконец решилась. Сколько можно убегать? Сама собой ситуация не переменится.
«Ты точно уверена?» – на сероватом от фонарных лучей потолке сложилась черная надпись. Юрьева растерянно моргнула, протерла глаза, но кривоватые буквы не исчезали. Она грезит наяву?
– Конечно, я уверена, – зачем-то прошептала девочка. Почему-то общение с потолком не вызывало в ней ни удивления, ни смятения, словно было чем-то само собой разумеющимся.
«Но ведь ты лучше Оли. Это она должна сделать первый шаг», – продолжали проявляться ее не самые красивые мысли, от которых тяжело избавиться.
– Я слишком многое забыла, чтобы ждать от нее первого шага, – возражала Настя. – Лучше действовать самой. Друг всегда поможет.
