– Родион Николаевич! – вежливо попросил он. – Зайдите, пожалуйста, завтра ко мне в управление. Я хочу вам кое-что показать.

Это «что-то» было видеозаписью с камеры наблюдения, установленной у нашего подъезда. В 8.14 по таймеру в дом вошел довольно пожилой мужчина в очках и с усами. Он был одет в просторный неприметный плащ, а на его голове красовалась лыжная шапочка, из-под которой лезли седые космы. Обе его руки были заняты. В левой он держал плетеную пластиковую сумку с картошкой и пакетом молока, а в правой – букет гвоздик. Мужчина чуть прихрамывал на левую ногу. В 8.27 он вышел без цветов и сумки и через секунду исчез из поля видимости камеры. Его лицо толком разглядеть было невозможно.

Я вопросительно поглядел на Скворцова. Тот попросил еще раз повнимательней вглядеться в незнакомца. Мне показали запись повторно. Неизвестный мне никого не напоминал, о чем я и заявил капитану, ожидая дальнейших объяснений.

– Видите ли, Родион Николаевич, – сказал Скворцов, – у нас за тот день есть запись всех лиц, входящих и выходящих из подъезда после вашего ухода на работу. Этот человек единственный, который вошел с цветами и вышел без них.

– Так вы думаете, что это Хлопотун? – живо спросил я.

– Гарантий у меня, конечно, нет, – ответил капитан. – Но почти уверен, что это он. Человек появился в период, совпадающий со временем смерти, пробыл в доме недолго, ушел без цветов, и все это делает его подозреваемым номер один. Кроме того, его сумку с продуктами мы нашли в мусоропроводе. И я, честно говоря, надеялся, что вы мне поможете в его опознании.

– А я-то каким образом?

Капитан чуть усмехнулся.

– Да нет, я не предполагал, что вы можете его лично знать, хотя и это надо было выяснить. Я надеялся на другое. Хлопотун ведь за вами, как вы сами догадались, следил, а значит, просто мог попасться на глаза, и вы могли его разглядеть. Вы ведь видели запись. Судить по ней о его внешнем виде очень сложно. И само качество не важное, и броских примет чересчур много. И длинные волосы, и усы, и очки. Не удивлюсь, если он изобразил себе на физиономии какой-нибудь страшный шрам. Все это просто, но очень эффективно сбивает с толку и отвлекает внимание. Я обратился к нашим экспертам и попросил их смонтировать фоторобот, но без этих примет. Они посмотрели пленку и отнеслись к моей идее скептически. Сделать-то они сделают, но за схожесть с оригиналом отвечать не берутся. По их словам, в записи нет ни одного подходящего ракурса анфас. Вот поэтому-то я и обратился к вам. Может, видели кого-то похожего и сумели разглядеть.

Я снова покопался в памяти уже более целенаправленно и снова с сожалением покачал головой. Нет, никого похожего я не вспомнил.

Капитан разочарованно развел руками.

– Ну что ж. На нет и суда нет.

Мы поболтали еще немного о пустяках, и я уже собирался распрощаться.

– А вы поздненько приходите домой, Родион Николаевич, – неожиданно заявил капитан.

Я выжидательно взглянул на него. Говори, раз уж начал.

– Где ж это вы вчера так подзадержались? – с легкой иронией спросил Скворцов.

– А какое это имеет значение? – удивился я.

– Может, и никакого, – ответил капитан. – Но если вам нечего скрывать, не сочтите за труд, ответьте.

– Был в кино с Ниной Кагановской, – спокойно ответил я. – Я и раньше это с ней делал. Это криминал?

– Конечно же, нет, Родион Николаевич, – с прохладцей в голосе сказал Скворцов. – Только это немного странно, что через несколько дней после похорон беременной гражданской супруги вы идете с другой, красивой и молодой женщиной в кино.

– Нина хотела, чтобы я развеялся. Мне действительно очень тоскливо дома, – не скрывая нарастающего раздражения, проговорил я. Какое этому «мусору» дело, с кем и как я провожу время? Кто он мне, нянька?

Капитан продолжал меня разглядывать, как бы догадываясь, о чем я подумал.

– И чтобы помочь вам развеяться, Нина пригласила вас домой?

– Она пригласила меня поужинать. У меня сейчас дома хоть шаром покати, – с обидой и злостью сказал я. – А еще я посмотрел футбол, если вас это интересует. Да и вообще, что, вы установили за мной слежку? Вы меня в чем-то подозреваете? Уж не в убийстве ли Маши?

Скворцов успокаивающе похлопал меня по плечу.

– Ну-ну, не лезьте в бутылку. – Но в его тоне снова неожиданно появился холодок. – А что касается моих вопросов и слежки, то скажу вам следующее. Если ваша совесть чиста, то и опасаться вам нечего, а если что-то пытаетесь скрыть, то каким бы приятелем Кагановских вы ни были, а задницу я вам надеру. Не обессудьте. А слежку за вами я установил сразу после гибели Марии Витальевны. Для вашего же блага. А вдруг у нашего друга Хлопотуна появилась идея, пока не кончатся патроны, отстреливать всех акул капитализма?

Я через силу засмеялся. На лице Скворцова тоже появилась ироническая улыбка, но по другому поводу.

– Значит, говорите, футбол смотрели. Ну-ну.

Я буркнул в ответ что-то невразумительное, и мы расстались.

Ирония капитана по поводу поверхностности моих взаимоотношений с Ниной оказалась, если можно так сказать, пророческой. Она взяла надо мной шефство, прилагая максимум усилий, чтобы отвлечь от грустных мыслей и вернуть к нормальной жизни. И довольно быстро преуспела. Через некоторое время я не мог и дня провести, чтобы не поговорить или не повидаться с ней. Но близости с собой она больше не допускала. И вообще, с женским хитроумием доказывала мне, что я неправильно все понял, что мы совершили ошибку, и что она всего лишь хотела меня по-бабски утешить. По мне, так продолжала бы утешать таким образом и дальше, но мои намеки остались непонятыми. В итоге дело закончилось тем, что довольно неожиданно для самого себя и ужасно смущаясь, я сделал Нине предложение руки и сердца. И она его не отвергла. А через два месяца мы поженились.

Олигарх не поскупился на свадьбу любимой дочери. Пригласил весь высокопоставленный зверинец. Мне было на него наплевать. Главное, Нинка была совершенно счастлива, хотя мы, честно говоря, ужасно устали от этого мероприятия. Я не знаю, что бы делал, если б тайком от новобрачной не заливал в себя водку. И что обидно-то – компании у меня не было. Приглашенные с моей стороны мама и Гришка вначале растерялись, а потом затерялись среди этого «бомонда», еще даже не успевшего закопать в огороде свои онучи. И быстро свалили. А мои мушкетеры, Дух и Ким, вообще меня подвели. Ким так сильно подвернул ногу, катаясь на горных лыжах, что его даже загипсовали. И он был беднягой вдвойне. Нелька наверняка проела ему плешь за то, что из-за его конечности она пропустила свадьбу дочери Олигарха. А Дух укатил за границу, и от него давно не было вестей.

Наконец, нам с Нинкой удалось смыться. Мы, как и предполагалось, сели в лимузин и покатили в заказанные по этому случаю апартаменты, где мы должны были провести первую брачную ночь. Нинка, выпившая приличную порцию шампанского, всю дорогу хохотала, а я, чтобы ее веселье не угасало, дурачась, изображал из себя неопытного молодожена и требовал клятвы, что она девственница. И с умным видом объяснял ей, что в древности у многих народов существовал мудрый обычай: невесту перед свадьбой осматривали пожилые жен-щины, чтобы удостовериться, что никакой случайный прохожий не успел до жениха проникнуть в ее теснины. Нинка, смеясь, клялась, что «да», и предлагала убедиться самому. А потом вдруг притихла.

– Родька! – смущенно спросила она, обняв меня за шею. – А девственницы могут забеременеть?

Тут уж настала очередь смеяться мне.

– Ну, вообще-то истории известен нашумевший случай с девой Марией… – начал было я и осекся. – А что ты, собственно говоря, имеешь в виду?

– Я беременна, Родик, – прошептала Нина. – Это, наверное, грех, но это произошло тогда, помнишь, когда ты первый раз был у меня после Машиных похорон.

Я удивленно уставился в абсолютно счастливые глаза Нинки.