– Так-так, – тут же отреагировал я. – Нашел-таки Гришкин недосмотр. Не приготовил он таблички «Ди. Эн. Ди.».

Как раз в это мгновение в избу заглянул Гришка.

– Это какое-такое «диэнди» я не приготовил?

– Таблички такие на двери в гостиницах вешают, – за всех ответил Дух. – «Do not disturb». Не беспокоить, значит.

Гришка с иронией нас оглядел.

– Тьфу, кобели чертовы, – сказал он и двинулся обратно к двери.

– Гриш! – крикнул я вдогонку. – Если мы, мужики, кобели, то как называются наши женщины?

И получил от Машки по шее.

Но вторую бутылку мы все-таки отбили. Девчонки еще не уговорили свое вино, а пить без нас им было неудобно. А потом они снова пошли в баню. Нам же как раз хватило выпивки на время их отсутствия. Из чистого нахальства я подошел к окну и вытаращился в ожидании, когда те выскочат остыть и растереться снегом. Наконец, долгожданное событие произошло, и я, не скрывая удовольствия и ни капельки не скрываясь сам, разглядывал эти чудеса природы. Там, в общем, было на что посмотреть. А в это время девчонки, делая вид, что меня не замечают, резвились в снегу, а потом, дружно показав мне язык, убежали.

Вдоволь попарившись, довольные, они вернулись в дом, и тогда наступила наша очередь.

В баньке у Гришки мы бывали и раньше. Он построил ее с любовью, и она верно служила ему, поражая несвойственным для таких мест уютом и искусно созданным ощущением древности. Какое-то время мы плескались и парились, а когда сопрели и стало невмоготу, выскочили на мороз в снег, нарочито не глядя на известное окошко. Наконец, Дух не выдержал.

– Ну, что, выясним? Подсматривают или нет?

Мы повернулись. Все три валькирии равнодушно на нас смотрели, пренебрежительно показывая пальцами на некую важную часть наших тел. А это, между прочим, обидно. Ведь на самом деле все было не так уж плохо. Но даже и такая явная попытка оскорбления мужского достоинства не смогла сломать наш дух. Предусмотрительный Гришка не забыл выставить на снег пиво. Мы забрали бутылки и вернулись в баню наслаждаться жизнью.

Уже совсем вечером мы опять чуть не поссорились с девчонками. Спать еще не хотелось, а делать было нечего. Мы хотели было еще принять перед сном и, не напрягаясь, посмотреть какой-нибудь дурацкий фильм. Но нарвались на решительное «нет». Точнее, кино – yes, водка – no. Мы затосковали, а Нелька вдруг и брякни:

– А что мы так скучно и традиционно время проводим? Как в подмосковном доме отдыха. Лыжи, кино, выпивка и противоположный пол. Мы же в настоящем, глухом лесу вдали от цивилизации. Давайте что-нибудь поинтересней придумаем.

Я, как самый по характеру «добрый», и предложил:

– Нельчик! А давай тебя грохнем и съедим. Ты, наверно, сладенькая.

Я демонстративно облизнулся, а Ким чувствительно ткнул меня в бок своим тренированным в таэквандо суховатым кулачком и почти всерьез произнес:

– Нелочка! Не бойся, этого обормота мы съедим первым как самого ненужного члена команды.

А я, как ни в чем не бывало, продолжал:

– Не, народ, я в натуре предлагаю. Представляете, потом заголовки в газетах. Случай каннибализма в Тмутараканском лесу. Заблудившаяся группа туристов съела с голодухи вывихнувшую ногу очаровательную путешественницу.

Нелли чуть обалдела.

– Так я же ногу не вывихивала.

– Глупенькая! – нежно обратился я к ней. – Не волнуйся. Мы вывихнем.

– Ты заткнешься, наконец, коровье ботало? – Машка, ревниво на меня глядя, сделала решительный и угрожающий шаг в мою сторону. – Просто уши вянут от твоей болтовни.

Неожиданно в разговор влез Дух.

– Слушайте, мальчики и девочки, а ведь своей неуемной фантазией Зверек невольно подал идею. По крайней мере, в смысле того, чем занять вечер. Мы, конечно, вряд ли сможем конкурировать с ним в умении трепаться, но почему бы не попробовать и не посвятить пустые часы травле всяких баек. Правдивых или завиральных, лишь бы интересных.

Мы с сомнением на него посмотрели. Идея почему-то ассоциировалась с пионерским лагерем.

– Можно попробовать, – с чуть наигранным энтузиазмом поддержала своего кавалера Тася и, глянув на меня, спросила:

– А почему, собственно, «Зверек»?

– Мадемуазель! Позвольте представиться. Зверев Родион Николаевич, – я выпрямился по стойке смирно, залихватски щелкнув воображаемыми каблуками.

Но в тот вечер на подмостки сцены лесной избушки никто из нас так и не рискнул подняться, и мы просто посмотрели старый, но хороший детектив.

Следующий день был похож на предыдущие. Но мы еще только начали получать удовольствие от лесной жизни и не скучали. Даже не согласились на заманчивое предложение Гришки пострелять по мишени из его карабина. Это развлечение решили оставить на потом, на случай, если от безделья между кем-нибудь начнет назревать конфликт. Пальнуть по пустой бутылке и увидеть, как она разлетается вдребезги, совсем неплохой способ выпустить эмоции. Вместо этого Дух стал лепить снеговика. Вначале мы посмеивались, а затем присоединились к нему. Снеговик вышел кривоватым, но вполне симпатичным, особенно после того, как мы насадили ему на голову старую и драную ушанку Гришки, а вместо носа, отдавая дань традиции, вставили большую, шишковатую морковку.

Ким какое-то время разглядывал наше творение, а потом таинственным тоном произнес:

– Интересно, что бы сказал по этому поводу Фрейд? Мы ведь на уровне подсознания невольно наградили снеговика ринофимой.

Дух и я удивленно на него посмотрели.

– Ринофима. Незаразная и неопасная болезнь, – объяснил Ким. – Красноватый, шишковато-пупырчатый нос. Характерен для алкоголиков. Вспомните известный портрет Мусоргского.

По поводу снеговика не преминули пошутить и девчонки. Они в это время занимались в избе обедом. Вышедшая выкинуть картофельные очистки Машка критически осмотрела скульптурное произведение и иронично заметила:

– Чем бы дитя не тешилось… Хотя, говорят, трудотерапия для лечения пьяниц очень эффективна.

В ответ мы слепили снежную бабу, размером поменьше с противным носом из сучка с шишкой, напоминающей бородавку, а из драного мышасто-серого одеяла вырезали огромный лифчик. Эта зимняя красавица строго смотрела на всех близко прилепленными к носу угольками. То еще зрелище, между прочим.

Эта парочка так и простояла весь наш отпуск. Мы назвали их Тристан и Изольда.

Вечером снова возникла проблема, чем себя занять. Я уже хотел вытащить очередной фильм, но вдруг заговорил Ким.

– Помните вчерашнее предложение Духа? – спросил он.

Мы кивнули.

– А «Тысячу и одну ночь» помните? – и Ким продолжил речитативом: – «Дошло до меня, о великий царь, что в славном городе Багдаде жил сапожник…»

– Ну и дальше что? – поинтересовалась Машка.

Ким, на лице которого явно отражались единство и борьба противоположностей, наконец, решился и сказал:

– Так вот. Я согласен стать волонтером и рассказать одну любопытную, как мне кажется, историю.

У Нелли загорелись глаза.

– Давай, валяй, Сереженька.

Ким удовлетворенно кивнул.

– Но у меня есть одно условие. Даром ведь ничего не бывает.

Мы внимательно на него уставились.

– Шахерезада не от хорошей жизни рассказывала царю байки, – продолжал он. – Она была категорически против, чтобы ей отрубили голову. И ее желание остаться и поболтать во дворце вместо того, чтобы встретится с палачом, было вполне закономерным.

Мы ожидали, что будет дальше, а Ким, подмигнув нам, договорил:

– Вот и у меня тоже есть интерес. Помельче. Мне, чтобы хорошо рассказывать, нужна рюмочка. А без нее я ничего не скажу. Так что выбирайте.

– Э-э-э, – разочарованно протянули дамы, – этот интерес нам знаком и вряд ли стоит твоего рассказа.

– А может, рискнем? – влез я, умилительно глядя на этих мегер.

Девчонки явно заколебались, но бутылка с закуской все же появилась на столе.

– Эта история произошла, когда я еще учился в институте, – начал Кимирсен. – Я только-только поступил в медицинский и не смел верить своему счастью. Глупо в этом признаваться, но иногда я тайком доставал свой студенческий билет и с гордостью его рассматривал. Но, честно говоря, жизнь на первом курсе, если ты действительно учишься, была вовсе не такой уж сладкой. Я утопал в потоке информации, когда интересной, а когда скучной и глупой, и долбил часами гранит науки, чтобы не попасть на «отработку». Единственное, что утешало, что так будет не всегда. В «меде» трудно учиться только первые три года, когда проходят базис, а потом начинается халява. Среди базисных наук известным пугалом младшекурсников была анатомия, где просто приходилось многое учить наизусть. Но, несмотря на это, была и определенная патологическая привлекательность. Конечно, никто в этом не сознавался, но всех новоиспеченных студентов волновало, а как они будут себя чувствовать, имея дело с трупами.