Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Посуда ладная, только что - дороговизна!..

Y Когда она, обернув миски и горшок сеном, уложила их в телеге так, чтобы, избави бог, не разбились или чтобы не украл какой-нибудь бездельник-вор, которых тут шляется тьма, когда опять начала подыскивать "купцов", - в толпе неожиданно появился Евхим. Он неторопливо шел с Ларивоном, расталкивая толпу, с цигаркой на губе, поглядывал на всех с самодовольной и задиристой улыбочкой: эх вы, люди, букашки суетливые, мелюзга!

"Пьяный или так просто, охмелел? Молодой, богатый...

Удачливый. Все удается, чего только душа захочет... Зацепить, видно, намеревается кого-нибудь, чтоб показать... какой он?"

Мачеха замахала ему рукой:

- Евхимко-о!

Он заметил Чернушков, направился к ним.

- Ну, как торг? - громко, весело спросил Евхим, окидывая взглядом все, что лежало на возу. - Э, да вы тут с овечками, - боитесь расстаться? - Он захохотал.

- Не берут овечек, грец его, - спокойно сказал Чернушка.

- И не глядят, Евхимко!..

- А мы думали, что расстаться боитесь! - поддержал Евхима Ларивон. Он словно ждал, что и Ганна откликнется на эту шутку, но у той даже уголки губ не дрогнули.

Евхим сдержал смех, но смотрел весело.

- Так, говорите, овец продаете? Почему ж их не покупают? Купцов - зон сколько!

- Ат! Это купцы - сказал!.. Раззявы это, Евхимко, а не купцы!

- Есть и раззявы. А есть - и купцы! Надо только уметь найти их! Да подцепить на крючок!

- Подцепишь их!

Евхим вдруг оторвал приклеившуюся к губе цигарку, бросил под ноги, решительно сказал приятелю:

- Ларивон, надо купцов найти на овец!

- Ну, если надо, так...

- Идем!

Взглянув на Ганну, Евхим ловко повернулся и врезался в толпу. Взглядом коршуна огляделся, поискал; толкаясь, огтесняя в сторону тех, кто попадался на дороге, двинулся с Ларивоном, который покорно плелся вслед, в толчею между возами. К ним оборачивались, ругали их, а они не оглядывались - пристали к одной группе людей, послушали, к другой подошли...

Вернулись с городским человеком в короткой поддевке с заячьим воротником и в перчатках - сначала вдвоем: "купец" и Ларивон. Евхим появился только после того, как человек поглядел овец и стал прицениваться. Подошел, будто незнакомый, подмигнул Чернушкам, чтобы молчали, деловито, громко спросил:

- Чьи овцы?

Ларивон ответил:

- Да тут уже есть купец...

Евхим грубовато толкнул человека, как бы оттесняя его:

- Мало что есть! Мы еще поглядим, кто лучший купец! .. - Он обратился к Чернушке: - Ваши овцы?

- Мои.

- Не лезь! - словно рассердился Ларивон. - Тут уже есть купец. Он первый подошел. Его очередь - первая! Не суйся, чуешь! Не мешай!

- Первый, да худший! Он год торговаться будет! - Евхим, казалось, хотел во что бы то ни стало перехватить овец.

Он даже полез рукой под поддевку, как бы желая достать деньги. Но когда искоса глянул на "купца", увидел разочарованно - тот и не думал торопиться брать овец! Уступал свое право Евхиму не споря, даже охотно! "Не подцепили!" - подумал Евхим.

Не удалась эта затея и с другим "купцом", приведенным Ларивоном, и только третий - задиристый, курносый деревенский парень в расстегнутой шинели, - когда Евхим нахально ввязался в его разговор с Чернушкой, возмущенно загорелся:

- Овец я нашел!

- Мало что нашел! Нашел - не купил!.. - Евхим полез к Чернушке: - Почем продаете?

Парень, разозлившись, отрезал:

- Я беру овец!

Он резким движением выхватил из кармана гимнастерки кошелек, стал отсчитывать аккуратно свернутые рубли, тяжелые медяки. Руки его, с кривыми, неспокойными пальцами, непослушно дрожали.

- Эх, дешево продали! - "пожалел" Евхим вслух. - Я больше дал бы!

Он подмигнул Ганне, следившей за всем как-то невесело, и отошел будто бы недовольный. Однако, как только парень в шинели увел овец от Чернушки, он вернулся к подводе, озорно, громко захохотал:

- Все-таки один попался!

Мачеха, повеселевшая, почти счастливая, взглянула на него с восхищением: вот молодчина, хват!

- Спасибо тебе, Евхимко! Выручил ты нас, спас прямо!

Мы тут до вечера проторчали бы! И не продали б, может!

- Смотреть никто не хотел! - согласно отозвался Ганнин отец.

Евхим ответил скромно:

- Ну, чего тут благодарить! Как чужого все равно!..

Свои ж теперь, сказать, одна семья!..

- Свои. Верно, Евхимко!

Евхим влюбленными глазами посмотрел на Ганну.

- Может, пройдем поглядим, где что делается?

- Ага! Идите, идите! - охотно поддержала его мачеха.

Ганна не возражала; не только потому, что невесте не годилось возражать жениху, своему будущему хозяину, но и потому, что давно хотелось влиться в людской водоворот, таивший в себе, казалось, столько интересного. Стоя возле подводы, она видела так мало, да и стояние это наскучило ей!

- Ганнуля!.. - Отец отозвал ее в сторону, тайком, как большой подарок, дал помятый, потный рубль. - Может, захочешь купить что-нибудь!

Ганна поблагодарила, завернула бумажку в носовой платок, под охраной двух сильных парней направилась к другим подводам, в толчею и гомон людской толпы.

4

Первое время рядом с Евхимом она чувствовала себя неловко: как бы не девушка уже, не свободная, жена его. Но неловкость эта скоро улеглась, исчезла, внимание, мысли ее поглотило зрелище ярмарки. Вот дед стоит, опершись на воз, - может, чужой, - стоит, будто дремлет. На плечах деда висит связка обыкновенных лозовых лаптей, - кажется, не продал ни одной пары, а сколько возился с ними, как, наверное, устал, пока добрел сюда - в такие годы? Женщина, тоже немолодая, болезненная, держит на руках поношенную, выкрашенную в луковой шелухе холщовую сорочку, еще одна - за подводой - со свертком полотна... Мальчишка, белокурый, с настороженными, диковатыми глазами, продает шапку-кубанку, - кожаный верх ее протерт до белизны...

- Украл? - подскочил вдруг к нему Евхим.

- Сам ты - украл!

- А вот сейчас прове-рим! Вот сейчас - в милицию!

- Зови! - мальчик смотрел отважно, даже глазом не моргнул.

Потом неожиданно - они и шевельнуться не успели - мелькнул и исчез среди подвод и людей.

- Вот шпана! - покачал головой Евхим, одобрительно смеясь. - Как воробей!.. Из детдома, видно!..

Евхим и теперь шел, толкаясь, весело, задиристо покрикивая, чтобы расчистить дорогу, тут и там останавливался возле подвод, возле торговавших людей, рассматривал скотину и товар, будто приценивался.

- Тетка, почем шкилета этого продаешь? - спросил он, указывая на корову, задумчиво жевавшую сено.

Корова была как корова, не слишком худая, и тетка обиделась:

- Сам ты шкилет! Байстрюк солдатский!

- Я не байстрюк, тетка! У меня и батько и матка есть!

Вот они знают!.. - Евхим кивнул на Ганну и Ларивона.

Ларивон подтвердил:

- Есть.

- Вот, слышите! А о шкилете - я так, для смеху! А вы уже и ругаться! Разве я не вижу, что корова у вас - прямо хоть на выставку? Молока, видно, дает - залейся!.. - Женщина взглянула недоверчиво, промолчала. Но Евхим не отступал, серьезно, деловито спросил: - Так за сколько продаете?

Женщина заколебалась:

- Пятнадцать - как отдать!

- Дорого! - Евхим губы поджал - столько заломила!

г - А ты - сколько бы дал?

- И даром не взял бы! Такую дохлятину!

Он захохотал прямо в лицо ошалевшей женщине и пошел дальше. Ларивон подался вслед, тоже давясь смехом. Вот допек! Допек так допек!..

Только Ганна не смеялась - ей было жаль женщину.

- Зачем тебе это? - сказала она Евхиму с укором.

- А чего не посмеяться? Где и посмеяться, как не тут!..

Озоруя, он тихо запел:

Мы на горе всем буржуям

Мировой пожар раздуем!

Мировой пожар в крови...

Господи, благослови!..

Ему, видно, эта песенка казалась потешной, как и Ларивону, подтягивавшему ему. Ганна же будто и не слышала их озорного пения, захваченная оживленной суетой вокруг.

62
{"b":"82484","o":1}