- Весьма возможно, - согласился я и на минуту задумался. Затем я спросил: - Помните того парня, который всегда твердил: "Жизнь реальна, жизнь серьезна, не могила - ее цель"?
- Как же, - сказал инженер. - Он сидел рядом со мной.
- Интересно, доберутся они до него или нет?
- Интересно, - сказал инженер.
ГЛАВА 2
Полю Фрили, молодому человеку, в чьем обществе и с чьей помощью я рассчитывал свести знакомство с девушками, было двадцать лет. Это был бодрый, всегда улыбающийся молодой человек, гордившийся своими мускулами, изяществом своих движений, своей силой и энергией.
- До чего же хорошо сейчас по утрам! Воздух холодный, но солнце светит вовсю. Сегодня бегу я на поезд, а впереди еще один парень бежит, паровоз уже гудок дал, надо нажимать. Я уступил тому парню дорожку, а сам бегу за ним и дышу эдак ровненько. Знаешь, как надо... Бегу, значит, за ним по пятам, руками по всем правилам размахиваю, но не вырываюсь вперед. И только на самом финише - как рвану! Он наддал, но куда там, я его тут же обогнал. Куда ему до меня. Здорово вышло - он весь запарился, а я бегу себе, даже не запыхался ничуть.
Он не замечал, что, идя рядом, мы всегда привлекали внимание, - так силен был контраст между нами. Он не понимал, почему тот факт, что я хожу на костылях, может как-то отразиться на моих отношениях с другими людьми.
Человека со сложением атлета никогда не смущают физические недостатки в других. Он чересчур далек от всех неприятностей и бед, которые выпадают на долю калеки, чтобы думать, будто нечто подобное может случиться и с ним. Только мнительным людям, воображающим у себя десятки всяких недугов, неприятно соседство калеки.
Полю никогда не приходило в голову, что мои парализованные ноги могут вызывать у девушек отвращение. Он не догадывался, что те девушки, с которыми мы иногда проводили время за столиком в кафе, терпели мое присутствие лишь ради удовольствия находиться в его обществе; он не видел, что сам по себе я не способен заинтересовать их.
В присутствии девушек я становился застенчив, неловок, не мог поддержать даже самый пустой разговор, хотя наедине с Полем, пытаясь пояснить ему, какого рода разговор может быть интересен девушкам, я иной раз Достигал больших высот красноречия.
Поль относился с большим вниманием к моим разглагольствованиям; под их влиянием постепенно менялся его образ мыслей, и сам он стал выражать их более тонко и остроумно.
Что касается моих костылей, то Поль говорил о них даже с симпатией. Он видел в них повод для шуток, а не символ страдания.
- Возьмем на танцы Изабеллу и Горация, - говорил он иногда про мои костыли - так я окрестил их на потеху ребятишкам.
Поль был токарем и механиком и жил в Брансвике со своими родителями. Он никогда не читал. Единственной книгой, которая что-нибудь значила для него, была жизнь, и он старался побыстрей заполнить эту книгу яркими картинками.
- Что-то я там читал, - говорил он мне, - но на чтение у меня никогда времени не хватает. Каждый вечер я где-нибудь пропадаю. Была мне охота сидеть дома!
Знакомясь с девушкой, он принимал такой радостный вид, словно знакомство это сулило ему много удовольствия. Поэтому-то он и пользовался их расположением. Вместе с популярностью росла и его самоуверенность, но она никогда не превращалась в самодовольство. Разговаривая с девушкой, он не испытывал никакой робости, никакого смущения. Поль относился к девушкам с уважением, он охотно брал от них все, что они позволяли, но никогда не переступал границы, установленной девушкой, и потому они не боялись его.
- Иная девушка так поставит тебя на место, что одно удовольствие. Не чувствуешь себя подлецом. Эдак спокойненько даст понять, что в эти игрушки не играет. Ну и отлично. Это меня вполне устраивает. С такими девушками я люблю водить компанию. Но вот те девчонки, которые доведут тебя до белого каления, а потом - хлоп по носу... Ну да это мы тоже умеем.
Он старался не доводить дружеские отношения с девушкой до любовных признаний с ее стороны, к чему всегда стремится человек, менее уверенный в себе; он радовался, доставляя кому-нибудь удовольствие.
Я подчас задумывался над тем, какого рода девушка станет его женой. При этом мне рисовалась веселая толстушка, со смехом заглядывающая ему в глаза.
Но полюбил он девушку худенькую, деловую, с быстрыми движениями, не без цинизма стрелявшую глазками по сторонам. Звали ее Джин Шраб; у меня сложилось впечатление, что она не станет влюбляться в Поля или еще в кого-нибудь, пока, трезво взвесив все "за" и "против", не придет к выводу, что замужество - следующая, логически необходимая ступень в ее карьере.
Она служила в большом универсальном магазине и готовилась занять должность заведующей отделом косметики. Она часто ходила с молодыми людьми на танцы и в кино и не думала скрывать это от Поля, оберегая его душевное равновесие. Такого рода развлечения были частью ее жизни. Она не относилась к ним серьезно. А Поль для нее был всего лишь один из ее приятелей, и ничего более.
Такие отношения мучили его и все чаще загоняли в мою комнатку, где он мог излить душу. Терзаемый ревностью, он нередко истолковывал какое-нибудь случайно брошенное ею слово, как зловещее доказательство ее неверности, но при этом явно ожидал опровержений с моей стороны.
- Я ее поймал вчера вечером, - рассказывал он. - Она не знала, куда глаза девать. Мы стояли у ворот после кино и разговаривали, и вдруг она стала танцевать. Она это любит. Мы с ней выкидывали всякие антраша, она чуть не задела мне кончиком туфли подбородок и вдруг говорит: "Помнишь тот вечер, когда ты поцеловал мне ногу?"
- Что ж, это хороший признак, - заметил я, - значит, она вспоминает об этом с удовольствием.
- Может, и так, - сказал Поль; он сидел на краю моей кровати, - да только я никогда не целовал ей ногу. Она забыла, понимаешь? Это кто-то другой целовал ей ногу.
- Черт побери, - пробормотал я, мне было жаль Джин.
- Сама себя выдала, - продолжал Поль торжествующим тоном. - Я стоял как ошарашенный. Стою как дурак и ничего не понимаю, только внутри будто что-то екает.
- Ну, хорошо, - возразил я. - Допустим, какой-то парень поцеловал ей ногу. Что от этого меняется?
