Когда он ходил в одиночестве, то думал, в сущности, о каких-то мелочах. Впрочем, ничем особо не различался предмет рассуждений и когда он шёл один, и когда играл в те же компьютерные игры, и когда даже имитировал процесс обучения. Его мозг напоминал калейдоскоп всего того, что у него хранилось в памяти, плюс то, что ему рассказывают другие, плюс то, что он каким-то чудом сам додумал, и уже где-то там в конце были какие-то по-настоящему стоящие мысли и идеи, связанные прежде всего с обучением в вузе и разговорами с девушками.
Но вот он уже подходил к своему дому. Сердце перестроилось на свой привычный ритм, солнце, ветер, да и вообще всё его окружение стало ему куда более приятно и благосклонно (как-то максимально может быть достигнуто одним взглядом).
Он жил в брежневской панельке вместе со своими родителями и сестрой, которые бывали дома лишь к вечеру, да и уходили очень рано утром. Самому же Ивану повезло тем, что его пары чаще начинались со второй, да и всего их было 2-3 и лишь по четвергам их было 4 (было столько если бы преподаватель приходил, однако всё же приходил пару раз, и чаще всего перед периодом окончания полугодия).
По приходу он сразу же, естественно, предварительно разувшись и убрав вещи по своим местам, залез в компьютер. Притом именно залезание в компьютер. Когда человек работает за компьютером, или просто он адекватен, то он сидит за компьютером. Иван же залазил в него, будто прятался. Однако, от чего он прятался – сам признаться себе в этом боялся, или просто не хотел. Всё было в его жизни и так хорошо, несмотря на парадокс, который иногда у него в голове появлялся, когда он то ненавидел затхлость жизни(только что он, например, чувствовал это на улице вместе со своим другом – Сашкой) и одновременно с этим прятался в тот мир.
Но всё же он как-то терпел это положение. Была в этом какая-то романтика. По крайней мере он её видел. В частности, он брал наушники, затыкал ими себе уши, и включал песню little dark age. И всё. Слушая её – вся жизнь казалась какой-то блеклой. Казалось не то, чтобы какой-то «неважной» или несуществующей. Она просто была не важна. Эта песня, и состояние при ней – были тем самым важным для него «мировым познанием».
II
глава
Таким образом у Ивана пролетали не просто дни, недели или месяцы, а годы, и практически вся жизнь начиная с сознательного возраста и продолжая настоящим. Весь круговорот работы мышления сводился ко всему тому, что было уже озвучено и ранее.
И тут, казалось бы, уже ничего интересного не будет. Какой-либо герой из Ивана выходит никудышный, почти такой же, как и многие проходимцы за окном. В пучине обыденной жизни нет ничего необычного – как многие могут подумать.
Однако, как бы это не было кем-то желанно или очень понятно, всё не совсем так в нашем мире. К слову, говорить о том, что что-то в мире подчиняется каким-то законам – уже кощунство, которое за собой ничего не имеет. Мир сложен. Его объяснения в форме религий и философии – форма виденья и очень специфическая. Специфическая несмотря на влияние и всю её действительную влиятельную мощь.
Таким же образом стоит отнестись и к уважаемому Ивану Сергеевичу Буркину. Стоит всегда обращать внимание не на сотрясателей земли (хотя на них и нужно смотреть в первую очередь), а на тех, кто в их тени делает всю настоящую работу. Таким вот уже и является Иван. Правда он, как и тысячи других жителей стран, планеты, не знают, на что работают и для чего. Но главное, что они работают. А значит живут.
…
Как-то посреди обычного дня в ВУЗе, абсолютно ничего не предвещавшего; ни хорошего, ни плохого, Иван, как это обычно и бывало, сидел со своим другом Александром на подоконнике третьего этажа.
– Кстати, – прервал их совместную тишину Саша, – а вот куда ты пойдёшь после университета?
– Даже не знаю, – неуверенно отвечал Иван, явно не ожидая такого вопроса от такого человека, – а что?
– Да ничего.
– Нет уж, говори! – Иван решил продолжить тему, так как был искренне заинтересован тем, что решил обсудить его друг. И, наверное, впервые.
– Да просто… – говорил Саша размеренно, явно пытаясь подобрать слова поточнее, – знаешь, стало как-то не по себе от того, что нам особо не известно то, где мы в итоге окажемся.
– Нашел чего бояться. Вот люди раньше, ещё где-то лет 50 назад, не были уверенны в завтрашнем дне, – продолжал свою речь уверенно Иван явно (не)понимая, чего несёт и зачем, – но ничего, жили!
– В совке… – с тоской вздохнул Саша.
– В том самом. – С прежней идиотской уверенностью продолжал Иван.
Казалось бы, когда они оба ответили в своей манере на вопрос про их жизнь (обладавшей такими же манерами), их должно было всё устроить. Однако по ним и внешне, и судя по тому, что их сознание генерировало поток самых разных сценариев и сценок исхода дальнейшей жизни, можно было догадаться о их действительной озабоченности этим вопросом.
– И всё-таки это страшно… – подытожил Саша на грузном выдохе.
– Соглашусь. – поддержал его искренней интонацией Иван.
Такие мелкие, но очень важные, или скорее просто интересные, диалоги проскакивали регулярно, но не часто у этой двоицы. Особенно это участилось в последнее время после того самого злополучного дня, когда они молча возвращались домой. Вообще Иван даже начал делать какие-то очень философские по стилю высказывания, когда сравнил ту прогулку с простым молчанием, ведь тогда ничего настоящего и стоящего они не обсудили.
Между тем к ним уже подошла какая-то девушка, они оба даже не заметили её сперва, когда она к ним довольно близко подошла. Однако уже скоро заметил первым Сашка и заговорил с ней.
– Привет, что-нибудь нужно? – деловито спросил он, даже как-то непривычно для самого себя. Чаще всего он общался с девушками так, чтобы постараться что-то выпячить из себя. Сейчас, видать, из-за неожиданности этого не получилось.
– Да. – сказала девушка неожиданно для парней тонким и мелодичным голосом, после чего стала спрашивать какую-то организаторскую мелочь по приводящемуся в ВУЗе конкурсу. Однако мы опустим эти подробности и обратим взор на сокровенное, которое творилось тогда.
Уже понятно было, что парни не сразу обратили внимание на девушку, когда та внезапно подошла. Но всё же, когда и обратили, то обратил внимание: повернулся и заговорил с ней только Александр – Иван продолжал смотреть в окно. Однако, когда она заговорила своим ангельским голосом – Ивана будто пронзил этот голос насквозь, отчего у него даже прошли мурашки по телу – настолько это восхитило его. Скажем больше – его уже охватила какая-то симпатия к ней. Это было не с проста. Она была красива (заранее во избежание сюра скажем – что он хоть и смотрел в окно, но наблюдал за ней боковым зрением), имела очень мелодичный и симпатичный голос, да и просто создавала уже впечатление очень космическое, если мы будем задевать масштабы таких тонких материй.
Далее с ним приключилась ребяческая фигня. Нет бы взять и как-то включиться в разговор, поддержав тон беседы и выстроить первичный контакт с девушкой (тут не стоит строить каких-то иллюзий или предубеждений в том, что Иван был каким-то неопытным, или попросту дурачком. Он был очень-таки смышлёным в этом деле парнем (по крайней мере настолько, насколько были среднестатистические парни). Просто тут был именно элемент момента, неожиданности, и, скорее всего, дурачества). Вместо этого Иван стал крутить в голове вымышленные «счастливые» моменты с ней в будущем. Действительно, подумать всегда будет проще, чем сделать что-то даже незначительное.
Таким вот образом Иван и проморгал весь момент разговора Саши с девушкой, и вот они уже заканчивали короткий диалог о конкурсе, ВУЗе и направлении.
– Дашь свой ВК, на всякий случай? – Попросил её Александр под предлогом заинтересованности в конкурсе дать свои номер и соц-сети.
Девушка их дала, но без особого энтузиазма. В процессе этого она произнесла, весьма ожидаемо, своё имя и фамилию, которые больше ожидал услышать гревший в тот момент уши Иван. Звали её Василисой Штормовой (ударение в её фамилии делалось на первый слог). Как только он это услышал, то сразу достал свой телефон, открыл заметки и записал всё то, что и записывал его друг, однако делал это скрыто (по крайней мере ему так показалось). Но вот всё закончилось, и Василиса уже пошла по своим делам, а Иван с Сашей опять схватились в «ненужном» (Иван стал очень печиться за качество разговоров (хоть и пока не старался в них что-то менять)) разговоре.
