***

– Ох, и чудо-о-вище эта твоя тёща, Кирюх! Та-ко-о-е отмочить… даже моя бы, наверное, не сподобилась, – судорожно преодолевая внезапную остановку дыхания от шокоподобного восхищения, смог вымолвить, наконец, стройотрядный комиссар Серёга Шпынь.

– А она, брат ты наш Серёжа, твоя-то, вообще хоть на что-нибудь способна? – презрительно сплюнув, обронил молчавший до этого командир отряда Валера Жбанко. – Напечь любимому зятьку к масленице блинов комьями да под эти комки друзей зятя вместо рюмочки жидким чаем попотчевать – великий подвиг?

– Ладно, пусть не такой уж и подвиг. А, рискуя попасть под суд за самогоноварение, раскидать во все инстанции жалобы на зятя за воровство для друзей пятидесятиградусного зелья из её схронов, это, по-твоему, заурядно? – тщился отстоять хотя бы минимально уважительное представление друзей об уровне злыдненского мастерства своей тёщи Серёга.

– А это уже дурь совсем никакая, – небрежно парировал Валера. – Вот Кирюхина, судя по всем показателям, мегера ещё та, высший пилотаж!

– Ас! Кто спорит-то? Об этом я, промежду прочим, и толкую с самого начала. Скажи, Кирюх! – покладисто сдался почти без боя, ничуть не обидевшись на командира за столь презрительную оценку «тёщинского» профессионализма родительницы своей жены комиссар: что ни говори, а подковырнул его приятель справедливо – больше себе, чем зятю портила она жизнь своими бестолковыми акциями против него. На правду же порядочные люди не обижаются.

– Причём, и не совсем ведь пока она Кирюхе тёща. Полуфабрикат, можно сказать… – глубокомысленно изрёк командир.

– Кандидатка вшивая, а надо же! – с энтузиазмом подхватил комиссар.

– Не такая уж и вшивая, как я погляжу. С первой же попытки так знатно апробировать талант зятеиз… уничтожительницы, в общем… не всякой дано.

– Да-а… Зверь-баба.

– Ещё какая зверюга! О-о-й… мне сейчас плохонько станет. Ломит, не могу! – полуприсел, то ли притворно, то ли всамделишно корчась от внезапной ломоты промеж ног Валера.

– Нет, эт точно невозможно… – вторил ему, тоже не совсем понятно, то ли в шутку, то ли всерьёз сжимая колени и сильно морщась, Серёга.

– И угораздило же тебя, Кирюх! – хором выдохнули оба.

Собеседника своего Кирилла, из-за которого, собственно, и разгорался сейчас весь этот сыр-бор, командир и комиссар, из товарищеской солидарности формально обращаясь непосредственно к нему, на самом деле, судя по их мало соответствующему серьёзности момента поведению, не видели и не слышали, хоть и стоял Кирюха, переминаясь с ноги на ногу, совсем рядом, напротив них. Гораздо интереснее для молодых повес было нечто иное…

И немудрено: отследив направление алчных взглядов Валеры и Сереги, даже самый закоренелый пуританин понимающе кивнул бы, поджав истекающие слюной губы. Оба взгляда были дружно упёрты в одну и ту же точку, целиком и полностью поглотившую всю их зрительную энергию – в центр цветной групповой фотографии, которую держал дрожащей от возбуждения рукой комиссар Серёга.

На этом фото, в окружении прочих домочадцев, смирно стоявших по бокам, по-хозяйски уверенно вальяжно восседала в роскошном кресле мать кирюхиной невесты – неземной красоты женщина без возраста с надменной и одновременно порочно-обольстительной полуулыбкой.

Всё, что было мужского в здоровых организмах обоих парней, под началом интеллектуальной составляющей сосредоточилось в это мгновенье

на разгадывании одного сверхвопроса: чего же всё-таки больше обещает эта потрясающая ухмылка, – райских наслаждений или совсем противоположного… вроде мук адских, например? Или же жутчайшего коктейля из того и другого, намешанного «в одном флаконе»? Скорее всего – последнее. Но кто из мужей земных способен, испробовав подобного коктейля, не кирдыкнуться в одночасье? Уж не Кирюха, факт. Во всяком случае, без помощи верных друзей.

– А может, Кирюх, пока не поздно, развернуть тебе оглобли в обратку? – почесал свою выгоревшую на летнем солнце до состояния сухой соломы кудлатую макушку Валера Жбанко.

– Эт точно, Кирюх, такая мадамища кого хошь в пыль сотрёт. И не чихнет, уж поверь старшим товарищам, – авторитетно поддержал командира, смачно цокая языком, комиссар Серёга.

При этом обоим «старшим товарищам», чего уж тут удивляться, с одинаковым трудом удавалось в пику прущему сквозь все органы чувств восторгу изображать хоть какое-то подобие солидарной мужской ненависти. Но из них двоих по статусу и по рангу командиру всё же предписывалось держаться солиднее, сдержаннее, хладнокровнее, строже. И он честно постарался выразить соответствующие командирские качества в как можно более мудром успокоительном высказывании. Не в силах оторвать страждущего взгляда от фотографии, Валера, приняв отечески-покровительственный вид, изрёк пророчески-сакраментально:

– Чует моё искушенное в житейских передрягах сердце, брат ты наш Кирилл, что твой этот случай – пока только нежные, безобидные цветики, пробная демонстрация злым и коварным противником своих потенциальных возможностей. Так называемая разведка лёгким боем. А уж какие ягодки могут появиться после этих цветиков – гадать страшно. Да-а… Тёщицу тебе чёрт подсылает, прямо скажем… Ух!

– Эт, Кирюх, за грехи твои воздаётся. Говорили тебе, не сачкуй с лекций, не передирай чужие конспекты, не изобретай хитроумные шпаргалки перед экзаменами, – схохмил, пытаясь как-то разрядить напряжённость в настроении младшего товарища, комиссар Серёга, при этом как и командир ни на долю секунды не отрываясь от наиприятнейшего на данный момент занятия – разглядывания фотоизображения чудо-тёщи, выпавшей на долю незадачливого бедолаги Кирилла.

– Кобели бесстыжие! Давайте сюда фотку, а то ещё чуть, и прямо в штаны изойдёте, – оборвала в равной степени бестолковые и беспомощные эмоциональные излияния отрядных начальников дородная грудастая тридцатитрёхлетняя холостячка Катерина. В будущем областной арбитражный судья, а пока что второкурсница, профорг и повар отряда Катя Иванова с присущим случаю достоинством солидно и степенно носила и «на все пять баллов» оправдывала своим незыблемым авторитетом подаренную ей с первых же дней учёбы в институте каким-то студентом-острословом уважительную кличку «Мать».

Отобрав у зазевавшегося Серёги снимок, Мать наигранно-сварливо проворчала:

– Чем на чужих потенциальных родственниц похабно зыриться, пошевелили бы лучше своими ленивыми извилинами, как мальчишке помочь. Глядите вон, совсем закис, бедняжка.

«Бедняжка-мальчишка» – двадцатидвухлетний симпатяга и скромняга, середнячок в учебе и работе, их однокурсник и единомышленник, но из-за той же скромности нрава чаще идейный, чем практический соучастник в досуговых проделках и похождениях Кирилл Бубнов всё это время, пока руководящий «треугольник» отряда в лице командира, комиссара и профорга переваривал полученную от него информацию о первых, но уже крайне злостных и изощрённых проделках его будущей тёщи (в будущности этой резонно начали появляться кое-какие сомнения), тупо ходил из угла в угол, понуро-машинально сгибая руками то в самолётик, то в журавлик бланк телеграммы. Той самой, что так озадачила сначала его самого, а теперь и некоторых удостоенных посвящения в её содержание стройотрядовцев.

Ради телеграммы этой, узнав о её существовании и желая собственными

глазами убедиться в немыслимой подлости со стороны (сразу было ясно, чьих рук это дело) такой красивой и умной женщины, как мать его невесты Вики, Кирилл, назанимав у соотрядников денег на авиабилет, специально слетал домой к своим родителям в южноказахстанский городок Абай. Родителей, правда, к этому моменту и след простыл – получив несколько удивившую их телеграмму, они, пожав плечами, без возражений однако воспользовались изложенным в ней советом и спокойно поехали отдыхать на курорт. На целый месяц. Тем более, что чемоданы, хотя и для другой цели, в дорогу давно собраны, хлопот никаких. Соседка, которой были оставлены ключи для присмотра за квартирой, отдала Кириллу телеграмму, тут же мгновенно им прочитанную, целёхонькой. Вопросы, увидев, что на юноше лица нет, задавать поостереглась.