Почему же он пошёл на тот банкет? Ведь от людей, сделавших из него, по определению прессы, «отщепенца, бросающего и предающего Родину горе-депутата, обманувшего надежды доверчиво отдавших за него свои голоса избирателей», можно ожидать всего, в том числе и квалифицированнейшего отравления, давно ставшего их излюбленным методом устранения противников. Как это уже не раз бывало в скандально известном Лесогорске, истинная причина безвременной кончины того или иного деятеля, отведавшего высочайшего гостеприимства, оставалась лишь предметом досужих «кухонных» разговоров-догадок. Официальной же точкой зрения во всех таких случаях объявлялись диагнозы, при которых чаще всего наступает скоропостижный летальный исход. И на самом деле всё внешне происходило именно так, как описывается в медицинской литературе. Только вот умирали как по команде именно те, кто сильнее всех мешал действующей власти, или наиболее реальные конкуренты первых лиц города и области в периоды предвыборных кампаний.

Однако, не слишком ли он мнителен?.. Не преувеличивает ли уровня масштабности своей персоны как общественно значимой фигуры? Сейчас обо всём этом думать не было сил, так же как не было и желания бороться с навалившейся слабостью. И он начал стремительно проваливаться в тёмную и тёплую бездну.

До посадки было несколько часов вынужденного безделья, и сам Бог велел расслабиться. Хорошо бы ещё и сновидения не досаждали, а они у Ивана Ивановича всегда были, что говорится, из жизни – реальные и отражающие текущие события настолько внятно и последовательно, что просыпался он нередко с уже готовым решением по той или иной проблеме. Можно сказать, думал этот человек практически круглосуточно. Погрузившись после пережитого сердечного приступа в сон, мозг его продолжал руководить памятью, а память безжалостно прокручивала, как в цветном, хорошо озвученном фильме то, от чего так хотелось отгородиться, спрятаться, но чего забывать он пока что не имел права.

Часть I.

ПОДЪЁМ

Лесогорск, конец лета 1988 г.

Алымову не спалось. Уже которые сутки подряд нещадно болели передние верхние зубы под золотыми коронками, а вернее – то, что от этих зубов осталось. Давно бы пора заменить ставшее уже немодным золото на более престижный фарфор или правильнее – металлокерамику. А заодно и удалить сгнившие остатки некоторых зубов вместе с корнями. Но при одной только мысли о зубоврачебном кресле его прошибал холодный пот.

И, тем не менее, свою внешность, хочешь не хочешь, а требовалось облагородить как можно скорее. Ведь с завтрашнего дня начиналась новая, светлая и яркая полоса в жизни бывшего спивающегося завхоза, а отныне – крупного и серьёзного государственного деятеля Адама Альбертовича Алымова. Да что там полоса – новая эра, эпоха! Теперь вся его жизнь без остатка принадлежит одной цели, ясной как день и прекрасной как любовь. Цель эта будет достигаться поэтапно, и с каждым этапом будет расти в масштабах, подобно горизонтам, которые постоянно расширяются, когда ты поднимаешься выше и выше в гору.

Пару дней назад после недолгих раздумий Алымов дал согласие занять неожиданно предложенную ему высокую должность, на этот раз окончательно и бесповоротно определившись, зачем и как проживёт он свою дальнейшую жизнь, которая до этого мало чем была примечательна. Сорокалетний весельчак и балагур, всегда любивший от души выпить и закусить, знаток и умелый рассказчик анекдотов, удалой драчун и плясун, душа любой пьющей компании и большой проказник по части женского пола, он легко вписывался в каждый новый коллектив, коих сменил за последние полтора десятка лет, с момента окончания института, великое множество.

Причина частой смены мест работы была прозаическая и во всех без

исключения случаях одна и та же – отстранение от занимаемой должности за пьянство. Поэтому способный, в общем-то, лесоинженер нигде и не вырастал выше предыдущего уровня, в лучшем случае достигая ранга второго или третьего заместителя руководителя какого-нибудь производственного предприятия районного масштаба. И в Лесогорском лесхозе, пропивая потихоньку скромную должность замдиректора по хозяйственной части, он так же, как и везде, не планировал долго засиживаться. Тем более что с началом грандиозных перемен, навеянных перестройкой в жизни страны, появилась надежда и собственную жизнь как-нибудь подправить в более интересное русло.

Масла в огонь, как говорится, подлил побывавший недавно в лесхозе и

взявший интервью в числе прочих и у Алымова журналист одной из местных газет. Побеседовав о перестроечных и ускоренческих веяниях на уровне государства, города и конкретного лесхоза, они хорошо выпили, совместив ужин с парной баней и банальным развратом с лесхозовскими управленческими работницами, по совместительству обслуживающими эту баню. Журналист рассказал немало интересного из жизни новоявленных богачей-кооператоров не только местного значения, но и столичного уровня. Из этих рассказов явствовало, что наступает поистине золотой век для людей с головой.

Алымов тогда крепко призадумался…

А через несколько дней судьба преподнесла ему подарок. Лесхоз навестила высокая комиссия, в составе которой, помимо руководителей города и области, были важные чины из Москвы. Один из этих «чинов», делегат прошедшего недавно Всесоюзного съезда народных депутатов, показался Адаму Альбертовичу знакомым. Приглядевшись, он не удержался и скромно спросил:

– Серёга, то есть Сергей Сергеевич, это ты, то есть вы?

Делегат съезда, немного растерявшись, озадаченно всмотрелся в говорящего и вдруг просветлел лицом:

– Адам, дружище!

По-мужски порывисто, крепко обнялись. Вспомнили совместную учёбу в Свердловском лесотехническом институте. Кратенько поговорили о незабываемом: однокашниках, весёлых студенческих пирушках и сопутствовавших им амурных похождениях. Договорились о встрече вечером в спецгостинице обкома партии.

Вечером и решилась судьба Адама Алымова, неожиданно ставшего частицей некоего братства, разъединить его с которым отныне могла, вероятнее всего, только смерть. Но о смерти ли думается, когда перед тобой вдруг открываются необозримые возможности, когда ты уже не один, не сам по себе, а под надёжной защитой, гарантированно сыт и скоро будешь обеспечен всем, о чём раньше мог только мечтать? И голову ломать особо ни над чем не надо, только чётко выполняй свои новые обязанности, до конца и с полной самоотдачей играй роль, тщательно прописанную для тебя умными людьми. Эти люди помогут тебе самоутвердиться, достичь высот, которых вполне заслуживаешь вопреки мнению окружавших тебя до сих пор ничтожеств. А ещё – дадут тебе возможность реально помочь в чём-то своим близким, родному городу и даже целой области, по своей специфике давно имевшей право на автономию со всеми вытекающими отсюда выгодами. И тогда народ поймёт и оценит тебя, Алымов, по-настоящему. Ты станешь всеобщим любимцем и авторитетом номер один!

Через день после отъезда высоких столичных гостей Адам Альбертович был приглашён на беседу в обком КПСС, где секретарь по промышленности сделал ему предложение избраться для начала вторым секретарём городского комитета партии, то есть курировать отныне всю промышленность и строительство города.

Сразу огульно соглашаться Адам, по совету своего бывшего однокашника и нынешнего покровителя Сергея, не стал. Попросил денёк-другой на раздумье. Во-первых, надо было показать свой взвешенный, основательный подход к принятию столь важных решений. Во-вторых, ему и в самом деле был страшноват резкий переход от ничем особо не обременённой разгульной жизни к строгой партийной и самодисциплине, к повседневной ответственной работе. Но и отказываться от поступившего предложения было глупо, так как второго такого случая в жизни может и не представиться. А главное, после беседы с убывшим в Москву Сергеем, являющимся теперь для Алымова чем-то вроде полубога, занимающего в столице высокую должность и вне всяких сомнений принадлежащего к какой-то глубоко законспирированной таинственной силе, наверняка влияющей нынче на судьбы страны гораздо реальнее, чем официальная власть, Адам уже себе как бы и не принадлежал. Да и не считал нужным принадлежать. Он дал Сергею слово, по сути – клятву. И был, можно сказать, счастлив.