Литмир - Электронная Библиотека

Не желая показать более уравновешенному в настоящий момент подследственному своей слабости, Наконечный решил прибегнуть к испытанному способу выхода из подобных ситуаций – подчёркнутой официальности в тоне разговора:

– Сейчас, гражданин подозреваемый, сразу после допроса, будет проведено опознание вещественного доказательства. А потом – дополнительный допрос по результатам. Затем, логично, предъявление обвинения, и опять допрос, уже в качестве обвиняемого. Выдержите, Десяткин, в первую очередь морально? Ведь крыть вам будет явно нечем.

– А я с первой минуты моего задержания готов, прокурор, к червончику своему и морально, и физически. Так что, для меня, как, смею думать, и для вас тоже, все эти процедурно-процессуальные моменты и всяческие следственные действия – всего лишь неизбежная дань формальности, которую надо пройти. Значит, пройдём, куда деваться…

– Хорошо, хоть в этом наши мысли совпадают – формальность есть формальность. Результат, конечно же, предопределён: обвинительный, и только обвинительный приговор. А вот к вашей упрямой уверенности именно в десятилетнем, и никаком другом, сроке наказания я отношусь всё-таки иронически. Всякое может быть. Да и в отношении справедливости заранее известного нам обоим исхода расследования у нас разные мнения. Даже – полностью противоположные. Вы утверждаете, что не было преступления, а следствие так не считает и готово предъявить вам полноценное, качественное обвинение уже сегодня, сейчас, не выходя из этого кабинета, что и будет сделано, как я пообещал, сразу после опознания вами небольшого вещдока. Вот так. А теперь продолжим ваш допрос пока в качестве подозреваемого. Вам понятно, надеюсь, в чём вы обвиняетесь, и готовы ли вы признать себя виновным в изнасиловании с угрозой убийством гражданки Выхухолевой Александры Евсеевны, то есть в совершении преступления, предусмотренного

частью второй статьи сто семнадцатой Уголовного кодекса?

– Обвинение понятно, а вот виновным себя признавать… М-м-м… Гражданин следователь, – Десяткин неожиданно вдруг перешёл в обращении к Наконечному с панибратского «ты, прокурор» на строго официальное, как и положено, «вы, гражданин…», – позвольте вопрос?

– Cпрашиваю здесь я. А вы будьте добры отвечать! Хотя… ладно, Десяткин, задавайте свой вопрос, только без этого вашего… цицеронства.

– Спасибо. Скажите, вы, случайно, не оговорились? Это всё-таки продолжение допроса подозреваемого в совершении преступления, или уже предъявление обвинения? Не просеку никак, по протоколу я вроде пока – подозреваемый, а по тону и прозвучавшему вопросу – самый что ни на есть обвиняемый… Или, заранее меня приговорив, правоохранительная система в вашем лице решила не церемониться, комкая таким образом процесс? Выходит, я прав в своих прогнозах?

Наконечный понял, что дал маху и слишком уж торопливо повёл сейчас начатый накануне допрос подозреваемого действительно как при предъявлении обвинения – «понятно ли, в чём обвиняетесь»… И готов был, извинившись, признать свою машинальную ошибку, допущенную, конечно же, под разлагающими чарами действующей исподтишка эйфории от удачного хода расследования: всё было супротив Десяткина, в том числе множащиеся словно грибы после дождя улики (преступление, кстати, в лёгкий летний дождь и совершено – какая символичность), которых собрано уже достаточно, и не только в виде вещественных доказательств, а и в совпадении первичных показаний свидетелей, сговор которых маловероятен по той простой причине, что опрашивались они одновременно несколькими оперативными сотрудниками в разных местах и неожиданно для каждого. А уж о медико-биологической стороне дела и говорить нечего – против науки не попрёшь…

Но вместо извинения получилось нечто обратное. И конечно по вине того же Десяткина, проявившего вопиющую бестактность, заговорив мало того что не дождавшись, вопреки элементарным правилам приличия, ответа собеседника на

свой вопрос, но и допустив процессуальное нарушение – без разрешения ведущего допрос должностного лица:

– А коли так, то зачем, гражданин следователь, зря напрягаться? Все ваши коллеги, начальство, да и общественность единодушно поддержат решение всобачить мне по суду твёрдый червонец. И вряд ли поймут иной подход. Так что предъявляйте хоть сейчас наверняка уже готовое обвинение, и – дело в шляпе…

– А вот это уже не тебе, подонок, решать, как мне себя вести и что кому когда предъявлять, – в тихой ярости побелевший лицом как мел Наконечный говорил почти беззвучно, но мало кто в этот момент осмелился бы подать свой встречный голос… – Я тут решаю, и только я! Ты понял?!

– Простите, ради Бога… – выждав довольно продолжительную паузу, кардинально сбавленным тоном произнёс решившийся, наконец, заговорить Десяткин.

Владислав Игоревич устало опустил веки, достал из верхнего ящика стола алюминевую цилиндрическую упаковку-патрончик с валидолом, вытряхнул на дрожащую от чего-то ладонь таблетку, бросил под язык…

В памяти всплыла вторая история с роднёй того злополучного райкомовского секретаря – уже не с сестрой, в случае с которой после убийства ею мужа следствие, хочешь не хочешь, было неизбежным, а с женой, против которой Владислав осмелился возбудить дело по тяжелейшей статье16 без учета мнения «вышестоящих товарищей». Скандал тогда разразился настолько грандиозный, что не только районные и областные власти переполошились, а и столица нашей Родины Москва немало озадачилась по возможности бескровным его «загашением». В район вынуждена была направить специальную комиссию Генеральная прокуратура СССР с попутной целью заодно подразобраться, что там такое вообще творится в этих малопосещаемых «высокими» проверками медвежьих углах. Спасло отличившегося таким незавидным образом молодого следователя только то, что факты, вскрытые им с помощью известного своей неподкупностью энтузиаста-ревизора, перед приездом комиссии спешно направленного кем-то на лечение в психбольницу, в целом подтвердились.

Спасти-то спасло… но расследуемое дело было у Владислава комиссией изъято без объяснения причин.

У прокурора области на почве данного скандала случился инфаркт: ему, невзирая на заслуги, было приостановлено «до окончательных выводов комиссии» присвоение очередного, «генеральского», классного чина и, вдобавок, что особенно обидно, – обещанного «сверху» и с нетерпением ожидаемого с запланированным по этому поводу банкетом почётного звания «Заслуженный юрист РСФСР». Как тут не схватиться за сердце?

Формально наказывать Наконечного было не за что – юридически он был прав и предварительное расследование вёл качественно, без малейших нарушений процессуального законодательства и служебной этики. А неформально… временно исполняющий обязанности слёгшего в кардиологическую клинику прокурора области старший советник юстиции Александр Всеволодович Стюднев предложил ему «сменить по-тихому этот, ну его, такой проблемный район» на другой, «поспокойнее и подальше от шумного центра, поближе к живописной природе».

– Понимаешь, друг ты наш сердешный, – напутствовал Владислава перед этой первой его «ссылкой» и.о. областного, – первый секретарь сложнейшего района, успешно справляющийся с таким непростым хозяйством, хотим мы этого или не хотим, но был бы, в случае доведения сейчас этого дела до суда, досадной потерей для партии. Ведь судимость жены, да ещё за хищение в особо крупных размерах, да сразу после судимости родной сестры за какое-никакое, но убийство – политическая смерть для коммуниста такого ранга. А он, секретарь-то, не сам по себе свободно крутящийся-вертящийся винтик-шпунтик в сложном партийном механизме. На него, понимаешь, большие ставки сделаны: его давно уже прочат, да будет тебе известно, в областные руководители не абы какого, а высшего уровня. А некий глупыш с красивой боевой фамилией Наконечный, взялся, хоть и без прямого, верю, умысла, спутать уже разыгранную на таких высоких властных этажах, как обком и, смею тебя заверить, ЦК17 серьёзную карту. Уж не прикажешь ли партии признать, что она ошибается, не тех кадров взлелеивает?.. Ох-х… способный ты, Влад, парень, а инфантильный18 какой-то! Ну, ничего, жизнь впереди, надеюсь, большая, ещё образумишься. Меньше всего я хотел бы, чтобы оказался ты когда-нибудь там же, где лечится сейчас твой друг ревизор… Подумай на досуге.

вернуться

16

ст.93-1 действующего в те годы УК РСФСР, предусматривавшая за хищение государственной собственности в особо крупных размерах, независимо от способа хищения, наказание вплоть до смертной казни. Особо крупные размеры, по сложившейся в СССР судебной практике, начинались от 10 тыс. руб.

вернуться

17

Центральный комитет Коммунистической партии Советского Союза

вернуться

18

Инфантилизм – поведение взрослого, сходное с поведением ребёнка, патологически замедленное взросление

7
{"b":"824538","o":1}