Теперь уроки танцев пригодились. Оказалось, что ее ноги и стан ничего не забыли, и Нина поплыла со своим партнером в медленном вальсе.

– Позвольте представиться: Халилов, юридическая контора «Халилов и Шварц», – сказал мужчина. Он был лысый и брызгал слюной, а в остальном был вполне представительным кавалером. И танцевал неплохо.

– Очень приятно, – ответила ему Нина, легко следуя за музыкой.

– А вы…?

– Нина.

– Нина… а дальше?

– Просто Нина.

Она не собиралась удовлетворять любопытство господина Халилова, даже если он был старшим совладельцем фирмы «Халилов и Шварц».

После Халилова Нину пригласил другой. «Ваганов, брокерская контора. Между прочим, мы вторые в рейтинге…» Потом приглашали еще и еще. Все мужчины пытались выведать у Нины, кто она такая, но Нина, загадочно улыбаясь, уходила от вопросов. На этом балу она была неведомой принцессой и хотела продлить праздник, не превращаться раньше времени в Золушку.

Очередной танец был остановлен, не начавшись. За спиной у Нининого партнера выросла внушительная фигура Самсонова.

– Ну, хватит, – сказал он. – Нина, вы тут моя дама, и я предъявляю на вас свои права.

Нина хотела воскликнуть, что она отдаст ему и этот танец, и всю свою жизнь, но вместо этого сказала со смехом:

– Вы все-таки решили отдавить мне ноги, Павел Михайлович? Скажите, а это будет считаться производственной травмой?

Тот смущенно, но настойчиво проговорил:

– Я постараюсь не отдавить. Но только и вы уж…

Он не закончил фразы, потому что заиграла музыка. Павел Михайлович привлек Нину к себе. В зале присутствовало много наблюдательных людей с цепкой памятью. Если бы они сомневались в том, что на Нину следует обратить внимание, то теперь их сомнения отпали бы. Дело в том, что Самсонова никто не видел танцующим. Никогда и ни с кем.

Решив пожертвовать ногами – терпеть от любимого мужчины любую боль, – Нина с улыбкой подняла к нему лицо. Однако терпеть не пришлось. Массивный и неловкий Самсонов действительно был плохим танцором, но с первых же тактов Нина почувствовала его. Его правая рука лежала у нее на талии, левой он неожиданно деликатно держал ее за пальцы, его глаза заглядывали ей в самую душу. Нина не знала, как это получалось, но она заранее знала, куда он ступит и как ее поведет. Она будто подключилась к нему, стала с ним одним целым.

Увидев, что дело пошло на лад, Самсонов осмелел, повел ее решительно, с большой амплитудой и неожиданными вариациями. Оказалось, что он любил и по-своему умел танцевать, просто у него никогда не было подходящей пары.

Весь зал завороженно следил за их танцем. Марины с Синицыным не было, другие пары тоже ретировались, так что Самсонов и Нина танцевали одни. Услужливый осветитель даже направил на них прожектор.

Когда музыка стихла, и они остановились, раздались аплодисменты.

Самсонов был нескрываемо обрадован и смущен.

– Даже не знаю, что сказать, Нина. У меня никогда так не получалось… Да будет вам, – улыбаясь, махнул он рукой, пытаясь погасить аплодисменты.

Когда они вернулись к столику, Синицын и Марина куда-то исчезли. У Нины бешено стучало сердце, ей требовалось хоть немного успокоиться.

– Извините, Павел Михайлович, мне нужно попудрить носик. Я на минуту. – Она выскользнула из-за столика. – Только не с кем больше не танцуйте! – погрозила она ему пальцем, как записная светская кокетка.

Павел Михайлович улыбался счастливой и глупой улыбкой.

Сверкающая, отделанная настоящим мрамором дамская комната была пуста – или, по крайней мере, Нине так показалось.

Нина подошла к зеркалу и не узнала себя. Прическа была для нее немыслимая, макияж чужой; губы, брови, глаза – все не ее. Нина не узнавала себя и… это ей нравилось. Женщина в зеркале была настоящей женщиной. Не осталось того незаметного существа, которое пряталось от жизни в свою раковину и было способно только на работу, работу, работу… Эта, другая, не боялась быть женщиной и боролась за свое счастье. Она готова была открыть свою любовь мужчине. Мужчина уже увидел ее и оценил. Все только начиналось…

– Гадина.

Увлеченная вихрем своих мыслей, Нина сначала не расслышала.

– Кто здесь?

Она обернулась. В нескольких шагах от нее стояла Марина. Она была прекрасна, как всегда, но на этот раз ее лицо было темным от ненависти.

– Гадина. Дрянь. Откуда ты взялась?

– Марина, не надо так… – пробормотала Нина.

– Какая я тебе Марина! – взвилась та. – Подругу нашла. Кто ты такая? Уродина! А разоделась-то как…

Нина молчала, не зная, что сказать.

– Ты что о себе возомнила? – не унималась Марина. – Разве такая ему нужна?

Это было чересчур. Нина приняла вызов.

– А кто ему нужен? Уж не ты ли, кукла безмозглая?

Марина взвизгнула и бросилась к Нине. Она тянула руки с безупречными вишневыми ногтями, чтобы расцарапать Нине лицо.

Но тут она просчиталась. У Нины была хорошая реакция и сильные от тенниса руки, а главное, она теперь вышла из своей раковины и была готова защищать свою любовь, кто бы на нее ни покушался.

Нина легко перехватила запястья Марины. Лицо красавицы было искажено яростью и злобой, но даже теперь оно было прекрасно. «Как это несправедливо», – мелькнула у Нины неуместная мысль.

Женщины боролись. Марине не удавалось ни оцарапать Нину, ни высвободить руки.

Вдруг Нину пронзила боль – это Марина сильно пнула ее по голени острым носком туфли. Боль была ужасная. На мгновение Нина чуть не отпустила руки Марины, но тут же сжала их еще сильнее и отпихнула соперницу.

Нина не хотела этого, но вышло так, что при этом один вишневый ноготь оцарапал щеку своей хозяйки. Марина вскрикнула и отшатнулась. Царапина была неглубокая, но выступила капелька крови.

– Сволочь, гадина, сволочь!.. – бормотала Марина, перед зеркалом промокая щеку платком. На платке оставались красные пятна.

Нину трясло. Стараясь унять дрожь, она достала пудреницу и принялась пудрить нос – в конце концов, она для этого сюда пришла.

– Я убью тебя! – крикнула Марина. У нее на глазах были слезы.

– Да не переживай ты так! Ну, не сложилось, бывает, – добивала соперницу Нина. – Тебе бы уйти из банка куда-нибудь. Может, в другом месте повезет… И мордашку береги! У тебя же больше нет ничего.

Нина спрятала пудреницу и удалилась гордой поступью победительницы.

Самсонов увидел ее издали, заулыбался, помахал. Он ждал ее.

Нина шла на его улыбку, ничего не замечая вокруг. Ее сердце продолжало стучать учащенно, но в остальном она была спокойна и сосредоточенна. Это был ее звездный час, сейчас должно было многое решиться.

При ее приближении Самсонов поднялся.

– Я ни с кем не танцевал, – отчитался он, как мальчишка.

Нина поблагодарила его светской улыбкой.

Они сели. Самсонов заговорил:

– Нина, я хочу вам сказать – вы сегодня какая-то…

– Какая?

– Ну… Я вас такой никогда не видел.

– Может быть, вы меня раньше просто не замечали, Павел Михайлович? – пошла в наступление Нина.

Самсонов встрепенулся, запротестовал:

– Да нет, я вас сразу…

Он умолк и потупился.

«Ну же, милый мой, хороший, говори, – мысленно умоляла его Нина. – Ты меня сразу – что?»

– Может быть, потанцуем? – неловко нашелся Павел Михайлович.

«Господи, дались тебе эти танцы», – подумала Нина и сказала:

– С удовольствием, Павел Михайлович.

Она с улыбкой протянула ему руку.

Однако в этот момент музыка прекратилась. На сцену выкатился конферансье. Он опять начал сыпать шутками, потом объявил какой-то дурацкий конкурс – кажется, нужно было кого-то изображать. Нина, которая была собрана и готова ко всему, как теннисист на чемпионате, приняла эту подачу.

Она поднялась. Самсонов вскочил:

– Вы куда?

Нина усадила его:

– Потерпите, Павел Михайлович. Мне хочется похулиганить. Вы не против?

Она взошла на сцену, шагнула к дирижеру оркестра, что-то ему сказала. Тот кивнул. Нина взяла микрофон и вышла на ярко освещенный центр.