Самсонов принял Марину на работу. Ее ежедневная обязанность состояла в том, чтобы управлять потоком посетителей, приглашенных или жаждущих попасть на прием к директору. Но по-настоящему она была нужна на переговорах, где теперь также выступала в качестве переводчицы.

– Вы не думайте, Нина, она совсем не дура, – заверяла Клара Федоровна. – На двух языках говорит. Ну, не по финансам, конечно, а так, вообще.

По итогам каждых переговоров Марина получала большие премиальные и была теперь девушкой обеспеченной. При желании она могла бы открыть собственное модельное агентство.

– А они с Павлом Михайловичем…? – наконец задала Нина мучивший ее вопрос.

– Спят ли они? – поняла Клара Федоровна. – Нет, точно нет. У Павла Михайловича есть принцип: не путать работу с интрижками. Он себе этого не позволяет и у других охоту отбивает. Так что, когда он брал Марину на должность, он ее предупредил, что их связи конец.

– А она?

– Она сказала: «Не зарекайся», – засмеялась Клара Федоровна.

– А откуда вы все это знаете? – спросила Нина.

– Да она сама мне рассказывала. Она ведь раньше веселая была, озорная. Это только в последний год она такая смурная.

– Как вы думаете: она все еще надеется выйти замуж за Павла Михайловича? – спросила Нина, стараясь, чтобы ее вопрос прозвучал как можно равнодушнее.

– Конечно, надеется, – убежденно сказала Клара Федоровна. – Если бы не надеялась, ушла бы… А хотите знать, Нина? Я считаю, что она была бы ему хорошей женой.

Нина промолчала.

Глава 4

Как обычно, Нина обо всем узнала последней. Она замечала, что уже некоторое время на директорском этаже царило необычайное оживление: лифт доставлял туда людей, которых она прежде не видела, дверь директорского кабинета то и дело открывалась, впуская и выпуская посетителей. Однако Нина, по своей привычке, не проявляла интереса к тому, что не относилось прямо к ее работе, которой у нее было по-прежнему много. К тому же Клара Федоровна перестала присоединяться к ней в буфете перед закрытием – то ли обедала раньше, то ли обходилась бутербродами на рабочем месте.

Когда секретарша наконец появилась, Нина спросила:

– Клара Федоровна, а что у нас происходит? Столько народу…

Женщина уставилась на нее:

– Да вы что, Нина, с луны свалились? Тут такие дела творятся…

Оказывается, «Градбанк» переживал кризис – невидимый постороннему глазу, но самый тяжелый за все время существования организации. В правлении банка образовалась оппозиция генеральному директору; оппозиционеры требовали проведения чрезвычайного собрания акционеров, где они намеревались снять Самсонова с должности.

Их главное обвинение касалось участия «Градбанка» в конкурсе на проект «Зарядье». У банка недостаточно ресурсов, утверждали оппозиционеры; Самсонов затеял авантюру, движимый личными амбициями; для участия в проекте придется рисковать основными активами «Градбанка» и в случае неудачи банку грозит крах. А шансы на победу в конкурсе призрачны, говорили они. Нужно признать реальность и отступиться, вернуться к своему обычному бизнесу. Желательно – с новым директором, который будет вести более разумную политику.

Оппозиция представляла собой разношерстную компанию. Некоторые были искренни в своих сомнениях и заботе о банке, другие имели личные счеты к Самсонову и хотели воспользоваться ситуацией, чтобы нанести ему удар, третьи сами вынашивали честолюбивую мечту занять его место.

Была объявлена дата проведения собрания акционеров, а накануне должно было заседать правление, чтобы заслушать отчет генерального директора, дать ему оценку и выработать рекомендацию для собрания.

– Волки. Просто стая волков, – с чувством сказала Клара Федоровна. – Почуяли кровь. Но не на того напали, Павел Михайлович им всем покажет!

Горячность Клары Федоровны была понятна: с делами Самсонова были связаны судьбы многих в банке и в первую очередь ее судьба. И, между прочим, Нины тоже.

Нина представила, что Павел Михайлович скатится со своего Олимпа, станет рядовым человеком, менеджером в какой-нибудь маленькой фирме, может быть, всего лишь с одним подчиненным. Этим подчиненным будет она, Нина. Он уже не будет таким недосягаемым, станет для нее просто Пашей, и тогда…

Размечтавшись, Нина не заметила, что Клара Федоровна чересчур взволнована, чуть не плачет. «Ну, конечно, двадцать лет вместе…» – подумала Нина и постаралась успокоить женщину, переведя разговор на ее любимую тему:

– Скажите, как там ваш Стас?

Но это тоже почему-то оказалось некстати. Клара Федоровна вздрогнула, ее лицо исказилось.

– Что?.. Почему?.. Почему вы спрашиваете? У Стаса все в порядке, слышите?

Не закончив еду, Клара Федоровна бросила свой поднос и ушла. «Да что это с ней? – недоумевала Нина. – Видно, они тут все посходили с ума».

Самсонов уже неделю не приходил к ней, просто передал, чтобы она работала, как обычно. Нина гадала, что это могло означать, но теперь причина его отсутствия прояснилась – ему было не до нее, он готовился к битве. Прежде чем сразиться с могущественным «Атласом» на конкурсе, ему нужно было одержать победу в собственном стане.

После беседы с Ариадной Петровной Нина успела доложить о своем дерзком плане Самсонову. С первых слов она поняла, что ее начальница ничего ему об этом не говорила. Нина заранее решила, что будет излагать дело буднично, как будто речь идет всего лишь об очередном техническом аспекте.

Самсонов поначалу перебивал ее, задавал вопросы, потом умолк. Стул под ним перестал скрипеть. Подпирая голову кулаком, директор в каменной неподвижности выслушал все до конца.

Дослушав, он сказал: «Не понял. Давайте сначала, помедленнее».

Выслушав еще раз, он произнес: «Черт!» – и стал барабанить пальцами по столу. Потом спросил:

– А Ариадна это видела?

– Да, – сказала Нина. – Ариадна Петровна помогла мне уточнить некоторые пункты.

Самсонов помолчал в задумчивости, потом сказал:

– Вот что, Нина. Давайте еще раз сначала, только теперь я буду спрашивать.

И он спрашивал, цеплялся чуть не к каждому слову. «А это что? Эта цифра что значит? А эта оценка откуда? Почему здесь график задирается вверх?..»

Это продолжалось не один час. Нина не чувствовала усталости, она была слишком возбуждена происходящим, близостью Самсонова, собственной смелостью.

– Ладно, кажется, я понял, – сказал наконец Павел Михайлович. – Ох, смотрите-ка, уже темно…

Только теперь он позволил себе расправить плечи и потянуться. Но выражение каменной сосредоточенности его не покинуло.

– Вот что, Нина. Скопируйте мне все это на флешку.

Нина скопировала. Материалов было так много, что копирование заняло некоторое время.

Самсонов забрал флешку и спрятал ее во внутренний карман пиджака.

– А теперь сотрите все у себя на эту тему.

Нина опешила.

– Вы слышите? – повторил Самсонов. – Сотрите и убедитесь, что не осталось никаких резервных копий. Сделайте это прямо сейчас, при мне.

Обескураженная, Нина подчинилась.

– Не обсуждайте этого ни с кем, даже с Ариадной Петровной, вы меня поняли? – сказал Самсонов с нажимом, но, заметив выражение лица Нины, добавил: – Не обижайтесь, так надо. Вы даже не представляете, какая тут вокруг этого дела каша заваривается. Ну, вам это и не нужно.

«И это все?» – подумала Нина. Она ждала, что Павел Михайлович как-то отметит ее работу. Но тот умолк и минуту безмолствовал.

«Ну же, чурбан ты мой милый, похвали меня, скажи, что я молодец!» – мысленно понукала его Нина.

Вдруг он накрыл ее узкую руку своей огромной жесткой ладонью.

– Знаете, я не мастер говорить красивые слова, но… спасибо вам, Нина. Я еще кое с кем посоветуюсь, но, похоже, ваша идея может сработать. Если сработает, то… Очень может быть, что вы меня спасли. Я этого не забуду.

Он сжал ее руку и улыбнулся, глядя в упор своими серыми глазами. Потом кивнул, сказал: «Ну, ладно», и вышел.