Литмир - Электронная Библиотека

В реанимации им преградила дорогу толстая медсестра средних лет. Узнав, кто они, она заявила, что об их больном пока ничего не известно, и бросила: «Ждите». Они устроились на жестких скамьях в коридоре.

Лидия Григорьевна спросила:

– Нина, ты не заметила – на первом этаже, кажется, есть банкомат?

– Что? Какой банкомат? – не поняла Нина.

– Потребуются деньги, – объяснила Лидия Григорьевна.

– Но я не захватила карточку, – всполошилась Нина.

– Я захватила.

Лидия Григорьевна отправилась к банкомату и вернулась с деньгами. Но вручать их еще целый час было некому.

Наконец вышел врач. Он был довольно молодой, но какой-то облезлый, плешивый, с лицом пьющего человека.

Женщины бросились к нему.

– Инсульт, – сказал он. – Серьезный.

– Но… Он будет жить? – не своим голосом проговорила Лидия Григорьевна.

Врач, не глядя на них, покачал головой:

– Все может быть. Надежда есть. К утру должно проясниться.

Собравшись с духом, Нина сказала:

– Но здесь ужасные условия! Мы можем перевезти его в другую клинику?

Врач посмотрел на нее удивленно.

– Если хотите его убить – можете перевезти, – сказал он.

Лидия Григорьевна отстранила Нину.

– Мы вас очень просим – сделайте все возможное, – заговорила она, понизив голос. – Мы будем вам очень благодарны. Вот, пожалуйста, примите пока это.

Она вплотную приблизилась к врачу и сунула в карман его халата завернутые в бумажку купюры.

– Приму, раз даете, – сказал тот без особого энтузиазма. – Но скажу вам честно: сейчас все зависит не от меня, а от его организма.

Врач ушел, а они уселись ждать. Медсестра была недовольна: «Ну, что вы здесь высиживаете? Поезжайте домой, приедете утром». Но для них об этом не могло быть и речи.

Часы на стене беззвучно отсчитывали время: пять, шесть, семь часов. Переминаясь на неудобных скамьях, Нина и Лидия Григорьевна почти не разговаривали, думая каждая о своем. Нина не могла осмыслить происходящее. У папы инсульт? Он может умереть? Нет, это невозможно! Как когда-то она не могла охватить умом смерть мамы, так теперь – опасность, нависшую над отцом. Вытесняя это немыслимое, в голову лез всякий посторонний вздор – что у нее в отделе в банке близится сдача отчета, и без Игнатия Савельевича ей придется нелегко; что вряд ли теперь она будет посещать автошколу, в которую на днях записалась; что надо не забыть заплатить за телефон.

Когда время близилось к полуночи, медсестра опять спросила: «Что ж, так и будете тут торчать?» Они заверили, что будут. Медсестра покачала головой, сказала: «Ну ладно, пойдемте тогда». Она провела их в комнату медсестер, где налила по чашке чая, угостила печеньем. Потом указала на две пустые кушетки: «Ложитесь здесь», – и выдала подушки и одеяла. «Тут в смене полагается три медсестры, ясно? – с сердцем сказала она. – Но одна болеет, другая рожает. А я крутись тут за всех!»

Нина думала, что не сможет сомкнуть глаз, но стоило ей опустить голову на подушку, как она провалилась в сон.

Ее разбудила Лидия Григорьевна:

– Ниночка, сейчас врач выйдет.

Нина вскочила. Было шесть утра. Нина едва успела ополоснуть лицо у раковины, когда появился врач. В конце своей смены он выглядел еще более некрасивым, помятым.

– Все нормально, – сказал он без выражения. – Худшее позади. Он будет жить, и есть надежда, что основные функции восстановятся. Не сразу, конечно.

Нина и Лидия Григорьевна выслушали это, сжимая руки друг друга. У Нины подгибались колени. Только теперь она почувствовала, как сильно боялась за отца.

Потом, когда Евгения Борисовича возили по дорогим клиникам и показывали разным светилам, выяснилось, что плешивый врач из районной больницы сделал свое дело хорошо, и отец сохранил речь и способность двигаться во многом благодаря ему.

Что произошло на приемке проекта, Нина и Лидия Григорьевна узнали не сразу. На следующий день после инсульта отец пришел в себя, им разрешили короткие свидания, но по настоянию врача они избегали тем, которые могли его взволновать. В конце концов он сам рассказал обо всем.

Приемка началась хорошо. Отец опасался, что начальник технадзора не даст ему представить проект в полном блеске – станет затыкать рот, выискивать недостатки. Но начальника технадзора не было, а его заместитель молчал как рыба. Другие члены комиссии тоже вели себя лояльно.

Отец разошелся и выдал им целую лекцию. Он был особенно доволен, что удалось привлечь внимание комиссии к удачным техническим решениям, автором которых был лично он. Благодаря этим решениям повышалась надежность объекта и одновременно достигалась экономия.

После доклада отца был выезд на место. На объекте члены комиссии вели себя лениво – никуда не совались, осмотрели все формально и засобирались на обед.

Трапеза проходила в скромном кафе при муниципалитете. Прежде это была столовая, где обедали чиновники райсовета, и с тех пор мало что изменилось. Пожилые поварихи готовили те же салатики, борщи и шницели, что и двадцать пять лет назад. Отец радовался, видя, что члены комиссии едят с аппетитом. Самому ему кусок в горло не лез; он старался по лицам определить, все ли идет хорошо, нет ли у кого камня за пазухой.

В этом же кафе отец однажды выпивал с председателем комиссии – обмывали заключение контракта. Теперь, приободрившись, отец напомнил о том случае: «А помните, мы с вами тут…» Он тут же спохватился, прикусил язык – такое напоминание было бестактностью, председателю могло не понравится. Но тот, кажется, был не против – улыбнулся, сказал: «Да, славно посидели».

Гром грянул после обеда. Все собрались в комнате для совещаний.

– Ну что ж, коллеги, прошу высказываться, – предложил председатель.

Представитель технадзора взял слово, задал несколько вопросов. Вопросы были неопасными, отец их предвидел, и на все ответил уверенно.

После этого возникла пауза. Председатель спросил:

– Ну что? Других вопросов не будет?

Все молчали. Тогда председатель взял слово сам.

– М-да… Прискорбно, уважаемые коллеги. Очень прискорбно. Никто из вас, кажется, не видит, что проект-то, по существу, загублен.

Отец, уже приготовившийся слушать благоприятное заключение, которое полагалось сделать председателю, не сразу понял, о чем тот говорит. А говорил председатель о том, что компания отца провалила работу, сорвала заключенный с городом контракт.

Присутствующие замерли. Председатель достал записную книжку, раскрыл папку с документами по проекту и, листая то и другое, стал сыпать обвинениями. Оказывается, был нарушен ряд строительных норм и не соблюдено экологическое законодательство. Технические решения, которыми так гордился отец, не прошли надлежащей экспертизы, и теперь их осуществление можно было квалифицировать как самоуправство. И так далее, и тому подобное – более двух десятков пунктов.

Все это была полная чепуха. Нормы принимались сорок лет назад и теперь нарушались повсеместно и всеми – иначе ничего построить было невозможно. Экологическое законодательство, напротив, было совсем новым, но совершенно оторванным от реальности – его опять-таки нарушали все, причем объект отца был в этом смысле благополучнее многих других. Отцовы изобретения, действительно, не прошли всех экспертиз, но их преимущества были очевидны любому специалисту, нужные экспертизы можно было «подтянуть» задним числом, так часто делали.

Председатель комиссии сам был инженером и все это, конечно, понимал. Только почему-то он, будто играя в какую-то злую игру, упорно говорил на белое черное.

Подводя итог, он сказал, обращаясь к отцу:

– Подвели вы нас, Евгений Борисович, крупно подвели. Я от вас такого не ожидал. Как теперь все это разгребать, ума не приложу. Скажу честно, если бы на вашем месте был кто-то другой, я бы его просто выгнал в шею и передал бы дело в прокуратуру. Но из симпатии к вам… – Его лицо и тон выражали искреннее огорчение, принципиальность и в то же время мудрую человечность. Он повернулся к членам комиссии: – Думаю, нужно дать нашему подрядчику срок для исправления недостатков. Двух месяцев должно хватить. В любом случае, больше мы ждать не можем. Итак, кто за двухмесячную отсрочку?

25
{"b":"824531","o":1}