– Не катит, – сказал Миша. – Нужно больше. И скорее.
Воцарилось молчание. Миша сидел, глядя в стену, как будто забыв о присутствующих. Папироса в его руке погасла. Очнувшись, он бросил ее в пепельницу, достал из портсигара другую.
Закурив, бандит сказал:
– Кумекайте, коммерсанты. Время вышло, пора башлять.
Отец не выдержал:
– Но в компании нет денег, и взяться им неоткуда. Что будет, если я не смогу заплатить?
– Не будем пока об этом, – отозвался Миша без всякого выражения.
Он загасил папиросу и ушел.
В тот день отец напился прямо у себя в кабинете. Нина сбегала в магазин, принесла еды, чтобы он не пил без закуски, и стала ждать, когда он отведет душу, и можно будет везти его домой. Как многих пьяных людей, отца обуревали то амбиции, то самоуничижение и жалость к себе. «Что они себе позволяют?! – кричал он Нине, раскрасневшись. – Что я им, мальчик? Да я трестом руководил, мы такие дела делали, что им и не снилось!» Потом, без всякого перехода, он стонал: «Во что я превратился?.. Тряпка твой отец, Нина. Ты лучше беги от меня. Бегите все, дайте мне сдохнуть!»
У Нины от всего этого, кроме собственного пережитого страха и страдания за отца, осталось еще ощущение какого-то абсурда – более того, знакомого абсурда.
А через несколько дней в новостях они услышали, что в пригородном ресторане состоялась сходка воров в законе. Сходка закончилась стрельбой, в результате которой несколько воров были убиты и еще несколько арестованы. Среди убитых был известный авторитет Михаил Авдеев по кличке Пермяк.
Самуил Яковлевич больше не появлялся, но позвонил в офис. Трубку взяла Нина. Бухгалтера было плохо слышно из-за шума – он явно звонил из автомата в каком-то людном месте, скорее всего, из аэропорта. «Я уезжаю, Ниночка, – кричал Самуил Яковлевич возбужденно. – Мы с Аркашей уезжаем. Пожелайте нам доброго пути! И вы тоже уезжайте. Послушайте совет старого Самуила: бегите, пока не поздно! Это гиблая страна, ее ничем не исправить. Мой поклон вашему папаше и прощайте. Нам пора!»
Глава 6
Надо было как-то жить дальше, но как – никто не знал. Оставят ли теперь компанию в покое или скоро заявятся новые бандиты и скажут, что нужно оплачивать долги Миши Пермяка?
Отца вызывали в прокуратуру, к следователю, спрашивали про Пермяка, вспомнили и Симоняна, но отец ничего об их делах сообщить не мог, а его самого обвинять, вроде бы, было не в чем. Тем не менее, следователь взял у него подписку о невыезде.
Нина видела, что отец в ужасном состоянии. Как ни странно, даже последние полгода, когда он был под пятой у бандитов и ему угрожала реальная опасность, дались ему не так тяжело, как эта неопределенность, подвешенное состояние, которому не было конца. Старые и новые страхи, унижение и ощущение своей беспомощности – все это разъедало душу.
Однажды Нине домой позвонила Лидия Григорьевна – в первый раз за все время их знакомства. Она попросила о встрече, и женщины встретились в каком-то кафетерии в городе. Лидия Григорьевна выглядела утомленной, постаревшей. «Ниночка, что делать? Помоги. Так больше не может продолжаться. Эта компания, она просто убивает твоего отца. От нее нужно избавиться. Нина, ты умница, поговори с ним, меня он не слушает».
Лидия Григорьевна подтвердила опасения Нины: отец пил, напивался каждый вечер.
Слова отцовой жены совпали с мыслями самой Нины, она тоже считала, что самое время продать бизнес. Теперь положение было не такое катастрофическое, и за компанию можно было кое-что выручить. Богатства это отцу не принесло бы, но, по крайней мере, он мог оплатить свои личные долги и не бояться остаться на улице. Надо было продавать, пока не поздно – пока не нагрянули какие-нибудь новые неприятности.
Для Нины самым убедительным доводом в пользу продажи был тот, который она не могла открыто обсуждать с отцом. Поработав с ним в одной упряжке, она убедилась, что отец не был создан для того, чтобы возглавлять собственное предприятие. Он был прекрасным инженером, крепким организатором, но – не хозяином. Ему не хватало кое-чего из того, чем в избытке был наделен Симонян и без чего нельзя было рассчитывать на успех в жестоком, несправедливом и беззаконном мире отечественного бизнеса.
Нине было не по себе от мысли, что она оценивает отца как взрослый человек – взрослого человека, и даже смотрит на него немного свысока. Папа, ее любимый папа, который всегда был для нее самым большим и самым лучшим человеком на свете, оказывается, имел свои слабости и недостатки. Но от этого – и от мысли, что теперь только она может его поддержать, – она любила его еще больше.
Нина опасалась этого разговора, предполагала, что он будет непростым, но не ожидала, что все будет так плохо. После первых же ее слов отец завелся, стал кричать, бросать Нине немыслимые обвинения. Он кричал, что она предательница, что она наносит удар ему в спину, что компания – дело его жизни, и он никому не позволит на это дело покушаться, что он отвечает за людей, которые ему поверили, и что если Нина в него не верит, так и не нужно, он обойдется, и чтобы ноги ее больше в компании не было.
Нина была ошеломлена, она не представляла, что может услышать от отца такое.
На следующий день он позвонил, они встретились. Отец извинился за вчерашнее, просил не обижаться, но держался отстраненно, и твердо заявил, что действительно не желает больше видеть Нину в компании. «Может быть, у меня ничего не выйдет, может быть, я никудышный предприниматель, но это моя жизнь и мое дело, – сказал он. – Я буду продолжать, а тебя не собираюсь тянуть за собой. Ты должна жить своей жизнью. Тебе вообще пора замуж, детей рожать».
На этот неожиданный аргумент она не нашлась, что ответить.
Нина надеялась, что это просто нервы, что это пройдет, но отец стоял на своем и не желал пускать ее в компанию и неделю, и месяц, и два месяца спустя.
Лидия Григорьевна опять звонила, плакала в трубку. Отец продолжал пить, буквально убивал себя. Нина и сама была в отчаянье. Единственная надежда, которой она поделилась с Лидией Григорьевной, была такая: у отца психологический кризис, запоздалая реакция на всю эту историю с бандитами, но это должно пройти, он оправится, нужно только запастись терпением.
Отчасти она оказалась права – но только отчасти.
В это же время для нее встал вопрос о перемене места работы. В инвестиционной компании она давно переросла свою маленькую должность, но всякое продвижение по службе ей перекрыла начальница группы.
Это была женщина средних лет и средних дарований, чрезвычайно озабоченная собственным положением в фирме. В первые годы Нина ходила у нее в любимицах, девушку ставили в пример – много работает, не жалуется, растет профессионально. Отношение изменилось, когда начальница почувствовала в Нине конкурентку. Не будучи сама сильным аналитиком, она не терпела около себя способных людей. Она стала Нину притеснять – нагружать самой трудоемкой и нетворческой работой, придираться к любым недочетам, упоминать в числе проблемных сотрудников на совещаниях.
В последний год Нина и сама давала пищу для критики – увязнув в делах отца, брала слишком много отгулов, отказывалась от сверхурочной работы, опаздывала со сдачей отчетов. Начальница уже склоняла ее имя на каждом углу, готовила почву для увольнения. Стало ясно, что надо уходить самой.
Смена места работы – всегда важное событие в жизни профессионала; следовало изучить возможности, тщательно все обдумать, чтобы из вынужденного ухода сделать шаг вперед в карьере. Однако думать об этом было недосуг, все мысли Нины были заняты отцом, его тяжелым кризисом. Нина всей душой хотела ему помочь, но он отдалился, не подпускал к себе. Не один вечер она провела в тяжелых раздумьях, сидя в своем кресле перед мерцающим немым телевизором. Никакого выхода она не видела.
Однако голова, никогда ее не подводившая, выручила и в этот раз. Мысль, которая ей пришла, казалась нелепой, но уже на следующий день Нина стала ее осуществлять. Она решила, уволившись из инвестиционной компании, поступить на работу в тот банк, который кредитовал отца, чтобы по крайней мере быть в курсе его финансовых дел, а если будет возможность, то и помочь ему. При этом она могла и не обнаруживать их родства, благо фамилия у нее теперь была другая.