Литмир - Электронная Библиотека
A
A

Лукницкий Сергей

Отель 'Империал' - выход из WINDOWS

Сергей Лукницкий

Отель "Империал" : выход из WINDOWS

Не беспокойтесь, Лаврентий Павлович...

Николай Гоголь

Даже в уголовных делах должно думать об интересах Родины

Карел Чапек

Михаилу Федотову посвящаю...

Аннотация

Предлагаемая читателям новая повесть Сергея Лукницкого -заключительная часть постперестроечной трилогии о генерале ФСБ Нестерове, но и не только о нем. Главная героиня -- следователь прокуратуры Серафимова -расследует зверское убийство чиновника из Госкомимущества и его любовницы. Каковы мотивы преступления? Взятка? Связи с заграницей? Политика?

В повести действуют и милиция, и ФСБ, и таможня, и даже Интерпол... Накручено много всего -- а ларчик детектива открывается просто.

Написанная в ироническом ключе, свойственном С. Лукницкому, повесть читается на одном дыхании, и эта "чернуха", невзирая ни на что, внушает оптимизм: не все так беспросветно в нашем Отечестве.

Лукницкий С. П., 2001

ОАО Русский Двор, 2001

cc Глава 1. ДЕВОЧКА В БИДЕ

Нет такой полиции, которая бы не считала себя компетентной в делах литературы

Антон Чехов

НАЧАЛО

Они вошли в просторный подъезд старого "сталинского" дома, освещенный, отремонтированный, даже выложенный импортной плиткой усилиями живущих в этом подъезде двух-трех обеспеченных жильцов, и остановились, осматриваясь.

-- Какой этаж? -- спросил Устинов.

-- Пятый, -- ответил один из его спутников.

-- Вперед, -- скомандовала черноволосая дама сухим, требующим повиновения, профессорским голосом. -- Я на лифтах не езжу, хотя тоже живу на пятом. Правда, мой дом -- попроще, мой пятый -- пониже...

Она пошла к лестнице, слегка покачиваясь на стройных прямых ногах, обтянутых черными колготками. За ней шлейфом потянулся дым, как от допотопного паровоза; вечно приклеенная к ее нижней губе, сигарета пахнула знакомым табаком на тщетно обмахивающихся мужчин. Те, уныло вздыхая, пыхтели следом.

Один из них был ровесником предводительницы, лысую голову его, как лавровым венком, обрамляли седые жалкие кудри, торчащие вверх; другой был еще цветущ, но уже в том возрасте, когда мужчине снова начинает хотеться быть мужчиной. Возглавляющая их женщина была худой, слегка ссутуленной. На плече ее висела большая потрепанная сумка. У нее была короткая стрижка, седые волосы лежали волосок к волоску, элегантно оттеняя смуглое бронзовое лицо: тонкий ровный нос и ярко-красная полоска рта выдавали благородное происхождение. Все трое были запаяны в черную кожу: кто в пальто, кто в куртку. Единственное, чего им недоставало для того, чтобы подглядывающие в глазок пенсионерки решили, что снова начались аресты, -- это портупеи, перехлестнутой через плечо, и тяжелой "пушки" на пояснице. Гулким устрашающим эхом раздавался на лестничных маршах их чеканный шаг. Лица их не выказывали никаких эмоций -- ни напряжения, ни усталости от повторяющейся день ото дня процедуры, ни задора, ни веселости.

Пока они поднимались на пятый этаж, Устинов отстал, ворча себе под нос: мол, стоило ему два дня не поделать зарядку, как "дыхалка" начала давать сбои. Но у его спутников все-таки осталось ощущение, что Устинов делал зарядку последний раз в прошлом веке.

Позже в доме поговаривали, будто кто-то своими глазами видел, как тройка бандитов-националистов шла громить квартиру известного политолога Ессениуса с четвертого этажа. Ессениус не отрицал этого факта и даже дал политическую оценку якобы случившемуся.

В низкие окошки на лестничных клетках виднелся освещенный фонарями темный переулок и красные точечки сигнализации на стоявших у подъезда машинах. Из квартир раздавались одни и те же истошные голоса героев телесериалов; наступил тот час, когда последние прохожие бегом бежали в свои квартиры, словно делом всей их жизни было участие в судьбах "просто Марий" и "рабынь Изаур".

Наконец, группа поднялась на самую верхнюю лестничную площадку, весьма чистенькую, выложенную крупным итальянским кафелем с мор-ским узором. Правда, кафель оказался покрыт тонким слоем влаги, и группе пришлось держаться друг за друга, чтобы не поскользнуться. Нужная им дверь оказалась бронированной, светлого дерматина. Группа остановилась перед приоткрытой дверью и входить не торопилась. Они не торопились войти не потому, что в чем-то сомневались, не потому, что предвкушали следующий ход событий, и уж конечно, не потому, что им нужно было отдышаться. Нет, они ходили на подобные дела действительно чуть ли не каждый день -- очень работоспособные люди. Все трое остановились у двери, чтобы заговорщицки склониться над дверным замком и обследовать его на предмет наличия взлома. Скрежет отпираемой двери противоположной квартиры заставил их вздрогнуть и выпрямиться.

Из квартиры осторожно высунулся мужчина, похожий на актера Рыбникова, в майке, и, опершись на собственную дверную цепочку, сказал:

-- Ребята, вы тут не очень мародерствуйте, менты уже чешут.

-- А кто вызывал? -- спросил розовощекий Братченко.

-- Да моя, кто ж еще. Она у них работает.

-- В милиции? -- удивился Устинов.

-- Ты что, мужик? Боже сохрани. По хозяйству она была у этого "финика", из тридцать седьмой. А вы из ЖЭКа?

-- Из РЭУ, -- пошутил Братченко.

-- А! Понял, -- мужчина в майке выпрямил спину, как мальчишка, завидевший солдатский строй.

За спиной жильца квартиры тридцать восемь мелькнула женская голова. Властная рука упала на его плечо, и мужик исчез. Дверь закрылась. Оттуда послышалась возня и надсадный шепот:

-- Ты что, очумел? Тут такое творится! Хочешь, чтобы и тебя грохнули?! Ты-то ладно, но ведь последнее унесут.

Пришлось Устинову и Братченко вытребовать супругов из засады и призвать их вместе с ними войти в квартиру и выполнить свой гражданский долг в качестве понятых.

-- Чего я там не видела? -- возмутилась женщина, выходя на лестничную площадку, но собственная значимость в этом деле ей польстила.

-- Как вас зовут? -- осведомилась дама в черной коже.

Соседка назвалась Евдокией Григорьевной Эминой.

Они распахнули тяжелую дверь тридцать седьмой квартиры и попали в просторный квадратный холл, ярко освещенный четырьмя бра. Здесь стояли комод, ящик для обуви, два кресла, небольшой курительный столик -- и помощник прокурора Центрального округа Авокадов, дежуривший сегодня по городу. В половине восьмого он принял заявление от гражданки Эминой об обнаружении в соседней квартире трупа какой-то финки, который она увидела, когда заходила к соседу за зарплатой. На место выехал Авокадов со своей бригадой, но картина и обстоятельства преступления подсказали помощнику прокурора, что следствие непременно должна вести его коллега -- ас из отдела "мокрухи", -- Серафимова. Тем более и по подследственности дело все равно передадут ей: в Центральном округе Серафимова -- как прима в театре, все главные роли пишутся на нее. Да и не нравится она ему, больно интеллигентная. Пусть теперь повозится.

В квартире гудела напряженная тишина. Справа от холла располагалась спальня, чуть дальше по коридору слева -- гостиная, в конце коридора, очевидно, находился санузел, и где-то рядом с ним, как это часто бывает в наших квартирах, -- кухня. Может быть, в конце коридора была и третья комната: правда, с порога видно не было.

Тень Авокадова, еще не замеченная понятыми, медленно отделилась от стены за высокой металлической вешалкой. Когда в проходе материализовался помощник прокурора в дырявых джинсах и в черной бандане на голове, Евдокия Григорьевна перекрестилась. После взрыва в московском троллейбусе, жилых домах, торговом центре, -- жертвой которых она, к счастью, не стала, потому что была в тот момент дома, -- ей на каждом углу мерещился "злой кровожадный чечен".

-- Ну, я пошел, -- сказал Эдик, -- это ваше дело, Нонна Богдановна. Приступайте, даю добро.

1
{"b":"82435","o":1}