В глубине парка есть большой пруд. С допетровской ивой. Вообще, там весть пруд зарос ивами. Печально колышатся, качаются на ветру нежные длинные ветки. В зеленоватой дымке прорывающихся к жизни листочков. Шумит вдали город. Живут люди. Бегут машины. А у меня ни семьи теперь ни работы.

Я сидела под плакучими ивами и мечтала выплакать свою боль. Она комом шевелила колючками в моём животе. Холодила руки. Сжирала мои силы и желания.

Одинокая. Брошенная. Ненужная.

Чьи-то неспешные шаги я услышала за спиной и оглянулась, вздрогнув от неожиданности.

Тридцать первая глава

POV Сергей

Я приехал к Наташке глубокой ночью. Она, естественно, уже спала. Не дожидаясь меня, завалилась спать. Это же не Лена, которая не ляжет, пока не убедиться, что со всеми всё в порядке.

Я стоял в проёме двери в комнату и смотрел. На большой кровати, разметавшись во сне, спала Наталья. Высокая. С налитым, сочным молодым телом. С длинными ногами и аппетитной попой. Спала, как обычно, голая.

А я смотрел на неё и не мог понять. Что я в ней нашёл? Кроме умелого рта и отсутствия всяческих запретов. Кроме несомненных постельных умений. Приобретённых практически. Она же всего на год старше моей Иришки. А опыта в койке у неё намного больше, чем у меня. И как я мог повестись на такое очевидное несоответствие. Просмотром самых зашкварных порнороликов таких умений, как у Натальи, не приобретёшь.

Окинув комнату взглядом, я даже в полутьме видел бардак. На полу валяется бельё. На тумбочке тарелка с остатками какой-то еды. На подоконнике оплывшие свечи.

Всю ночь просидел на кухне. За липким обеденным столом с остатками пиццы на нём. Даже прикасаться к чему-либо, чтобы хотя бы заварить чай из пакетика, мне было противно.

Сидел и думал.

Как я всё пролюбил в своей жизни. Как и ради кого.

Ведь начиналось незаметно. Невинно. Ира попросила посмотреть машину одногруппницы. Она иногородняя и боится идти к незнакомым на сервис. Потому что могут обмануть.

Вначале Наташка, испуганной ланью просила меня посмотреть, что там стучит в машине. Точно такой, как была у Ленки. В юности. И вид распущенных светлых локонов, каскадом ссыпающихся с тонкой девичьей спины, что наклонилась над капотом Нивы, пробудил во мне забытое.

Вспомнилось, как мы с Ленкой ездили на покатушки. Как Лена ловко справлялась со своей машинкой. Довольно жёсткой в управлении. Тем более, по бездорожью.

Но волосы оказались крашенными, а девка фальшивкой.

Как я мог их сравнивать? Чем эта вся искусственная девица, с накаченными губами и приклеенными ресницами напомнила мне мою жену в юности? Цветом волос? Машиной Нивой? Интересом к моему хобби?

Повёлся как старый козёл.

Показалось тогда, что дома никому нет до меня дела. Лена занята девочками и хозяйством. Накопилось раздражение. Вылезло откуда-то из патриархальных глубин, что я зарабатываю, а они только тратят. Забылось, что вместе складывалось годами.

Как вместе решали все вопросы. Как экономили на всём.

А Наташка, узнав про покатушки, так напрашивалась. Так юлила. Хоть одним глазком посмотреть. В глаза мне заглядывала. Всё время восхищалась.

А я купился, как дурак.

И когда пришёл по трассе первым она радостно и восторженно кинулась ко мне с поцелуями. Разгорячённый гонкой, наадреналининный, почувствовав в руках молодое и сочное тело не удержался. Она ещё и подпрыгивая так тёрлась об меня, что я поплыл.

Я и не понял, как мы оказались в моей палатке. Только помнил её глаза шальные, когда она передо мной на колени встала. И губы жаркие.

Вот и пошёл как телок на привязи за этими губами.

Сейчас, оглядываясь назад, я вижу враньё в её восторгах.

А как профессионально она выпрашивала у меня подарки. В начале жалобы, потом страсть и только потом, когда я расслаблен — хочу! Чётко. Что именно. Без виляний и стеснений.

И я вёлся, как дебил.

И что теперь делать?

Ленка же не простит. Умирать будет, зубы сожмёт, но не подпустит меня больше.

Жить семьёй с шалавой?

Она же не приспособлена к семейной жизни. Ни в хозяйстве, ни в отношениях.

Растить в такой грязи ребёнка? Мне сейчас сорок пять. Когда сын пойдёт в школу и войдёт в переходный возраст, мне будет шестьдесят. То есть в то время, когда пацану нужна твёрдая рука и мужской пример, я буду дряхлый старик.

А почему я решил, что это сын?

Чей этот ребёнок?

Я сидел на чужой кухне. Голодный. Злой.

К утру всё разболелось. И спина, и желудок, и голова.

Ну, что, герой-любовник, пора начать разгребать свою жизнь. Вставай, тряпка, хуже уже не будет!

Наташка вошла на кухню заспанная и голая. Блин, здесь жрут, а она голой жопой трясёт. А ведь ещё недавно мне это нравилось. Поймал я себя на удивлении.

Она повернулась ко мне спиной, и на бедре я отчётливо увидел четыре характерных синяка от пальцев.

— Откуда у тебя синяки на бедре? — спросил я.

— Не помню. Ударилась, наверное. — манерно протянула Наташка.

А ведь такая же речь страшно раздражала меня в Ире. Отчего Наташкины кривляния меня только заводили сильнее? Чем сильнее злился на неё, тем жарче были ночи.

— Четыре раза? Четыре раза ударилась об одно и то же место? — усмехнулся я.

— А где?

Она изогнулась передо мной в откровенной позе. Ещё вчера я бы забыл обо всём от такого зрелища. Но сегодня я, кажется, протрезвел.

Теперь вот ждёт меня похмелье.

— Собирайся. Мы едем в женскую консультацию к врачу. — сказал я ей строго.

— Мне нужно в институт — захлопала она ресницами.

— Ничего. Опоздаешь. Быстрее оденешься. — рыкнул я, теряя терпение.

— Почему ты такой со мной? Ты мне не веришь? — захныкала она, подходя ко мне и пытаясь сесть на колени.

— Одевайся! Я сказал! — заорал я, вскакивая со стула.

Наталья вышла от врача в слезах. Говорит, что потеряла ребёнка.

Я аж заскрипел зубами и ворвался в кабинет. Благо, что врач платный и очереди не было.

У врача, после небольшой денежной помощи доктору на конфеты, и душевной беседы, выяснилось, что беременности нет и в ближайшем прошлом и не было. У Наташки сделан противозачаточный укол пару месяцев назад.

Ну то есть как со мной закрутилось.

Вот и всё выяснилось.

Она ждала меня у машины. Несчастная, зарёванная. Только сел за руль, как сразу положила свою руку мне на бедро и полезла выше. Оттолкнул её брезгливо. А раньше нравилось.

Что со мной было? Затмение какое-то. Болезнь.

Потребовал вначале, чтобы Наталья собрала мои вещи, но как представил, как придётся на себя одевать то, что было в её засраной квартире, то чуть не стошнило. Нет уж. Сгорел сарай, гори и хата. Не в шмотках счастье.

Надо сходить провериться в вендиспансер. Узнать бы, где это. За всю жизнь и не был ни разу. Вот на старости лет и сподобился.

Придурок.

Поехал после разборок с Наташкой на работу. Пожрал по дороге в кафе. Принял таблетки. И уснул на диване в кабинете. На секундочку прикрыл глаза и как провалился. Всё-таки не двадцать лет, чтобы ночами не спать.

Проснулся к ночи. Что-то свербело на краю сознания. Что-то я не сделал сегодня. Забыл.

Глянул на календарь — это я две недели, как ушёл от жены. А как будто целая жизнь.

Я же пропаду без неё.

Чёрт. Сегодня было двадцать лет со дня нашей свадьбы. Уже ночь. Но лучше поздно поздравить, чем совсем забыть.

Рванулся в цветочный, потом к дому.

Подъехал. Окна не горят. Похоже, что уже все спят.

Опоздал.

Я не стал будить моих девочек, засунул букет в ручку двери и спустился пешком по лестнице, наплевав на лифт.

С чего я решил, что у меня было всё плохо в семье. Ведь у нас было нормально. Скучно мне стало? Зато теперь веселья хоть завались. Теперь мечтаю, о той скуке. Жалею и скучаю о ней.

Сейчас вот сижу опять в машине перед её окнами.

Как последний дурак.

Тридцать вторая глава

Я так глубоко ушла в свои переживания, сидя у пруда, что не замечала ничего. А между тем жизнь вокруг шла своим чередом, и в парке были люди. Мимо пробежала молоденькая женщина, догоняя мужчину, что напугал меня своими шагами. Мамочки с колясками неторопливо двигались по тропинкам. А на скамейке, чуть правее, напротив меня щебетали между собой по-девчоночьи две старушки. Под гомон прилетевших птиц.