Андрей Воронцов
Ventus tempore – ветер времени
Посвящается родителям: Светлане Васильевне и Ростиславу Степановичу Воронцовым
© Андрей Воронцов, 2022
© СУПЕР Издательство, 2022
Благодарствие Ламми Марту и жене его Мари (вместо предисловия)
«…замечательные люди исчезают у нас, не оставляя по себе следов. Мы ленивы и нелюбопытны…». Из «Путешествия в Арзрум» (1836) A. С. Пушкина, гл. 2.
Что ж, нам следует во многом согласиться с Александром Сергеевичем, но не во всем. Наше любопытство рассеянно в пространстве информации. Очень часто мы запоминаем массу фактов и подробностей о спортивных событиях, природных катаклизмах, политиках и кинозвездах, черпая все это ежедневно и в больших количествах из телепередач, газет и журналов, книг и интернета (не забудем упомянуть «Википедию»!) Мы знаем все больше о том, например, как жил, какие орудия труда умел изготовлять и чем питался неандерталец (ученые изучили «типовое меню» по химическому составу экскрементов!), сколько генов перешло от него предкам современного «homo sapience». Это все, конечно, здорово! Признаемся себе, однако, что часто мы проявляем любопытство в тех областях знаний, которые весьма далеки и малополезны в нашей личной жизни и сфере профессиональной деятельности. Что же касается происхождения собственной семьи, «фамилии», то редко кто из нас может проследить своих предков в родовом древе далее двух-трех поколений. Даже о своих родителях, дедушках и бабушках мы знаем не очень много. А уж о прадедушках-прабабушках, если они не были видными деятелями партии и государства или, в крайнем случае, врагами народа, мы знаем или очень мало или совсем ничего. И не наша вина в том, что долгие годы из народа старались вытравить все воспоминания о «проклятом прошлом», ненужном строителю нового мира в светлом будущем. Вина наша в другом: вот мы с братом прожили много лет студенческой и молодой взрослой жизни в соседней комнате – «за стенкой» у бабушки и дедушки, но так и не проявили любознательности и не нашли времени, чтобы расспросить об их родителях и родственниках, узнать, как они сами жили, чем дышали, о чем мечтали, что им довелось испытать на своем веку. Конечно, какими-то отрывочными воспоминаниями они иногда делились. Конечно, было занятно послушать эти воспоминания. Послушать немного, «сложить» услышанное в дальний уголок памяти и заняться своими собственными важными делами-заботами.
Время, однако, беспощадно. В 1974 году ушел в мир иной дедушка и через полгода за ним последовала бабушка. С их уходом был утрачен, как казалось навсегда, значительный пласт семейной истории. Более десятка лет назад закончили свой земной путь наши родители – и тоже все не было у нас достаточно времени, чтобы их разговорить, вызвать на откровение. Хотя, конечно, о своих родителях мы знаем и помним намного больше, хотя бы на уровне детских и юношеских воспоминаний, накопленных за время совместного проживания в коммунальной квартире.
Надо отметить, что интерес к семейной истории в нас заложила наша мама. Она в течение многих десятилетий пыталась самостоятельно разыскать сведения и восстановить правду о своем отце, и бабушке, расстрелянных в 1938 году. Она также старалась разузнать о немецко-шведских корнях своей матери и бабушки. Кое-какие сведения и документы мама все-таки смогла найти, несмотря на противодействие известных-неизвестных сил. Через маму, собственно, и передалась нам уже в зрелом возрасте тяга заглянуть «с обоих концов» (маминого и папиного) в семейную историю, узнать то, что не успели нам рассказать старики, о чем мы сами не успели их расспросить. Пока еще есть время, и настал наш черед собирать камни и отдавать сыновний долг. К счастью, сохранились и стали более доступными многие архивные документы, метрики, характеристики, судебные дела и протоколы следствия, справки с мест работы и из мест заключения. Что-то из когда-то услышанного и, вроде бы, забытого проявляется в памяти и документально подтверждается.
В конце 1980-х годов у нас появилась возможность ознакомиться с архивными делами НКВД на маминого отца и бабушку. На смену копанию в семейных фотографиях и преданиях пришло изучение архивных документов. Нужно сказать, что нескорый процесс поиска, систематизации сведений и реконструкции событий завораживает и затягивает сильнее и сильнее по мере получения новых сведений. И вот уже и не можешь остановиться, спешишь доверить бумаге то, что узнал потому, что все быстрее бегут минуты, часы, дни и годы. Нужно успеть исполнить свой долг перед ближними и дальними предками пока наши часы еще тикают. Повесть об истории нашего семейства, которая будет изложена мною далее, является результатом многолетних поисков и основана на большом массиве документов. В ней также будут упомянуты некоторые семейные воспоминания и предания, иногда «домысленные» в виде гипотез, имеющих право на существование, иногда подвергнутые критике автора, как не соответствующие вновь открытым документальным источникам. Так как моя повесть имеет все признаки и характер исторического исследования, основанного на документах, то повторные обращения к уже описанным событиям и персоналиям будут неизбежными. За что заранее прошу извинения у моих читателей.
Начну я нашу семейную хронику почти с конца. Это важно, так как является ключом ко всему последующему повествованию. Начну я с того «изначального» предка по линии нашей мамы, которого смог документально установить по метрическим записям, хранящимся в Эстонском Государственном Архиве. Сначала я обнаружил архивные записи, документально подтверждающие факт, место и время появления на свет первого достоверно нам всем известного прямого предка по материнской линии – Густава-Оскара Германовича Мартинсона. После чего оказалось уже довольно легко найти и более ранних, ещё более «отдаленных» от нас по шкале времени предков. Поиск, проведенный мною «не выходя из дома» через интернет-портал Гос. Архива Эстонской Республики, довел меня до 1741 года, в котором родился самый первый документально подтвержденный представитель нашей семейной династии – житель рыбацкого поселка Локса, расположенного на берегу Балтийского моря в уезде Харьюмаа в Эстляндии (извините, в Эстонии!)
Lammi Mart – ЛАММИ МАРТ, чухонец – эстонец по-нынешнему, с возможной примесью некоторого количества шведской крови. Как мне объяснил мой эстонский друг и коллега по спортивной науке Рейн Хальянд, который сам занимался вопросами построения своего генеалогического дерева, у эстонцев до конца первой четверти XIX века фамилий не было. Исключение составляли дворяне и клирики, которые являлись этническими немцами или шведами. У эстонцев было принято давать прозвища, как правило, основанные на роде занятий или названии местности, из которой происходил тот или иной человек. Как объяснил мне Рейн, Lammi (Ламми), это не личное имя, а прозвище, данное по названию местности, из которой произошел наш предок Март (также был известен по ревизским сказкам как Марти или Мартин). Ламми Март это просто «Март из Ламми». Ламми в переводе с эстонского языка означает болотистую низину, обычно в пойме реки. Женой Марта в примерно в 1778 году стала Мари, которая, ввиду отсутствия фамилии, звалась по мужу Мари Март (Мари, жена Марта)). Родившийся в 1779 году сын Марта и Мари – Юхан стал первым носителем фамилии МАРТИНСОН. Случилось это, однако, далеко не сразу. Примерно в 1810 году Юхан взял в жены девушку, которую, как и его маму тоже звали Мари. Супруги оставались «бесфамильными» еще долго. И когда у них в 1812 году родилась дочь Анна Катрина, а в 1814 году сын – Герман – то оба ребенка были записаны в метрическую книгу прихода Локса лютеранской церкви как дети Юхана и Мари – всё еще без фамилии. И только в 1826 году 47-летний Юхан и все его семейство были записаны в книгу персонального учёта лютеранско-евангелических приходов округа Куусалу (Kuusalu Personaalraamat) под звучавшей вполне прилично «шведской» фамилией Мартинсон – то есть сын Мартина. Среди жителей прибрежной Эстонии шведские фамилии были не в редкость. Возможно, это была дань традиции многовекового общения со шведами, возможно, кто-то из местных жителей вел свой род (или пытался вывети оный) от шведских переселенцев, во множестве появившихся в тех местах после завоевания Швецией севера Эстонии в результате Ливонской войны. Особенностью передачи «шведских» фамилий в эстонской орфографии было выпадение одной буквы «S» из двойного «SS» – так шведские фамилии Martinsson, Johansson превращались в эстонские Martinson, Juhanson. Так же двойное немецкое «NN» на окончаниях фамилий превращалось в эстонском языке в одинарное – Reisemann в Reiseman и т. д.).