Редактор серии А. Антонова

Оформление серии С. Курбатова

Коллаж на обложке С. Курбатова

© Дорош Е., 2023

© Оформление. ООО «Издательство «Эксмо», 2023

Лавочка была подходящая. Сколоченная не из редких плашек, а плотно уложенных струганых досочек. И главное – длинная. Серафима улеглась на ней во весь рост и с наслаждением вытянула ноги, натруженные праздным шатанием по городу в ожидании, когда люди наконец угомонятся и можно будет найти укромный уголок для ночлега.

Облюбованная ею лавка стояла не так уж далеко от тропинки, но со всех сторон ее обступали густые, разросшиеся к середине лета кусты, поэтому лежащего человека видно не было.

И как ее до сих пор бомжи не обжили? Хорошая лавка. Удобная.

Впрочем, бомжей, даже если кто из них и заявится претендовать на ночлег, она не боялась. Полиция – дело другое. Легко можно угодить в обезьянник, только попадись. Хотя в ее положении сошел бы и обезьянник. Уж всяко теплее, чем в парке. В Питере ночи холодные.

Рюкзак она положила под голову и стала уже задремывать, но кто-то в ее голове вдруг стал настойчиво советовать одеться потеплее. Своей голове Серафима верила, как никому. Если бы не она, лежать бы ей давно в могиле! Пересилив себя, Серафима выудила из рюкзака ветровку и свитер, старательно утеплилась и снова вытянулась на лавке. Надо же, и ноги не свисают.

Ночевать на лавках за последние десять дней ей все же приходилось нечасто: так, раза три, поэтому на то, что заснет скоро, она не надеялась.

Что ж, пускай. Будет время обдумать диспозицию.

Она сложила руки на груди и приготовилась к долгим раздумьям.

Ну, с чего начнем?

Где-то далеко заиграла музыка. Такую всегда заказывают в ресторанах ближе к полуночи. Люди уже наелись и напились, поэтому дрыгаться ни у кого нету сил. Вот и включают медляк, чтобы можно было качаться на танцполе, держась друг за друга.

Музыка была приятная. Серафима заслушалась и незаметно для себя заснула.

Странно, но ни отчим с пудовыми кулаками, ни Денис с гадкой ухмылкой ей не снились.

Наверное, голова решила, что хозяйке пора отдохнуть.

Она спокойно спала почти до утра.

А проснуться выпало по-звериному.

Через кусты к ее лавочке кто-то пробирался. Осторожно, таясь и стараясь не шуметь.

Серафима замерла, прислушиваясь, а затем резко вскочила и повернулась к непрошеному гостю. Ну давай, сволочь!

В редеющем утреннем полумраке на нее смотрела большая собака. Серафима в породах разбиралась не очень, но лабрадора узнала легко – часто видела в кино. Там такие у богатых хозяев живут. Эта что, потерялась?

Серафима пригляделась, но ошейника не увидела. Наверное, помесь. Папаша благородных кровей, а мамка – дворняжка, вот собака и бомжует по паркам.

Пока она размышляла о судьбе собаки, та, не торопясь, вышла из кустов, подошла и уселась возле скамьи.

Людей не боится. Не рычит. Не скалится. Красивая. Цвета кофе с молоком. Или шоколада молочного. И на вид ухоженная.

– Ты откуда взялась, псина?

Псина повернула голову и посмотрела Серафиме прямо в сердце.

– Потерялась? Или бросили?

Собака вздохнула и потянула носом в ее сторону.

– Ты вроде меня, что ли? И дом есть, и родные вроде тоже, а приходится по кустам шариться.

Собака слушала, наклонив голову, а потом подошла и прижалась к ноге теплым боком.

– Ишь ты…

Серафима почесала собаку за ухом, погладила мягкую шерсть. Пес точно домашний. Бродячие воняют, а этого недавно мыли с шампунем.

– Не похожа ты на бездомную.

Собака глянула снизу вверх, словно спросила: «А ты похожа?»

Серафима хмыкнула. Если пока и не похожа, то это ненадолго. Еще пару ночей в парке, и можно будет смело записываться в бомжихи.

Если только она не придумает, как выбраться из этого тупика.

Серафима сделала пару кругов вокруг скамейки, разминая ноги. Собака немного походила за ней, потом сунула нос в кусты и выволокла оттуда что-то, цепляющееся за ветки.

– Чего ты там тянешь? Фу! Брось! Падаль какая-нибудь! Собака ты противная!

Не слушая вопли, собака притащила к ее ногам какой-то обрывок.

Серафима нагнулась и посмотрела внимательнее. Потом подняла порванный ошейник и прочла надпись, накарябанную на металлической пластинке:

– Фридрих Барбаросса. Это ты, что ли?

Она с сомнением посмотрела на собаку.

– За что же, честного пса назвали таким именем? Кто хоть он такой, этот Барбоса?

Собака сделала скучную морду.

– Во всяком случае, ясно, что ты мальчик. Буду звать тебя Барбосом. Согласен?

Пес подумал и гавкнул.

– Ну, значит, так, Барбос. Пошли искать пропитание. Только сначала сбегаю в кустики пописать. Посторожишь?

Серафима огляделась и, не обнаружив свидетелей, полезла в кусты.

Барбос тоже посмотрел по сторонам и улегся неподалеку. Стеречь.

В деревне, где она родилась, у всех была одна фамилия – Сидоровы. Отличиться можно было только именем. Мать с отцом долго думали, как назвать девчонку. Все хорошие имена были разобраны. Татьяны, Светланы и Ольги встречались на каждом шагу, были Ксении, Оксаны и Катерины с Настасьями. Случались экзотические, вроде Лады или Миланы. Анжелой называть не хотел отец – ему казалось, что имя «какое-то проститутское», а Людмилу не жаловала мать. В детстве ее заставляли пасти корову Людку, а та была бодучей и вредной.

Как они сошлись на Серафиме, одному Богу известно, наверное, от отчаяния, но зато такое имя было только у нее. Редкое, зато красивое.

Когда она окончила третий класс, семья переехала поближе к Петербургу, практически в пригород. Там, в новой большой школе, девочка узнала, что она деревенская дебилка и звать ее теперь будут Сидорова коза. До скончания веков.

Так и повелось. Сначала Сима отчаянно дралась с каждым, кто ее обзывал, но довольно быстро поняла бесперспективность своих порывов. Их было много, а она одна-одинешенька. Тогда девчонка нашла другой путь: стала придумывать злые прозвища в ответ. Видимо, получалось у нее неплохо – число желающих поквитаться с ней за «обзывалки» резко выросло. Длилось это все шесть лет до окончания девятого класса с переменным успехом. Сима росла девочкой крепкой, и не каждый одноклассник мог выйти против нее один на один. Наваливаться кучей злыдни тоже не решались. Сидоровский папаша работал в местном отделении полиции и за дочку с легкостью повырывал бы пацанам руки-ноги. Так что стычки были мелкими, зато регулярными.

Так она и просидела в окопе до самого выпускного. В десятый класс не пошла. Хватит, настрадалась! Подала документы в колледж на флориста. А что? С цветами и вообще с зеленухой разной возиться умела, любила составлять букеты и всякое такое.

А еще, как говорила мамка, была «нюхачкой». Точнее сказать родительница не могла, но в переводе это значило, что Симка с ходу могла определить, какому цветку принадлежит запах. С этими запахами вообще была беда! Еще ребенком, чуть что не так пахнет, начинала фукать и нос воротить. Мать сначала злилась, что девчонка растет такой привередой, а потом смекнула, как редкую особенность можно использовать в мирных целях, и стала звать дочь, когда надо было выяснить, не прокисло ли молоко и свежее ли мясо привезли на продажу местные фермеры. Разузнав, в чем дело, за помощью стали приходить соседи. То колбасу понюхать, то пластмассовую игрушку (не от нее ли у ребенка началась аллергия).

Во время учебы Симкин талант развился. Не то чтобы расцвел, а все же пригодился. Составляя букеты, она подбирала цветы по аромату. Ну, чтобы, дополняя друг друга, запахи усиливали общее благоухание, так она объясняла. Результатом стал бонус от колледжа: директор рекомендовала Серафиму в лучший цветочный магазин района. Туда, правда, девчонку не взяли – рабочие места оказались заняты родственниками хозяйки, – но было приятно.