Церквей много, скромных, не кичливых, заметных по белой иголке шпиля над подобием портика. Собственно, других гражданских зданий не видно, а на церкви есть спрос. Все это равномерно распределено по сельской местности, придавая неожиданное толкование известной формуле: Ты – мне, Я – Тебе. Адресат, если вы правильно понимаете, с большой буквы. Господь берет молитвой и богоугодными делами.

Мелькнул неожиданный дом с колоннами. Колониальный, вроде бы, стиль. Далее, в тень деревьев можно вписать по вкусу: детей в панамках, джентльменов в белых полотняных костюмах, обсуждающих цены на табак и хлопок, леди под выписанными из Парижа зонтиками. Блестящие черные спины на плантации. Поют хором. Весело им, наверно… А в целом, сельская идиллия…

Это прежде, а сейчас особняк стоял сам по себе, на обочине, печальный, как отбившийся от своих слон. Надпись Sale ему шла. Выхожу один я на дорогу… Вот, и он вышел. И она вышла. Гендерное равенство. Почему нет?

– Ничего удивительного. – Просвещает Ира. – Приспособили для Бэд – энд – брэкфэст (Вed and breakfast). Ночлег и завтрак. Распространенный тип гостиниц. Сейчас продают.

Ира верит в здравый смысл. В Америке иначе нельзя. Но Ира дерзко заглядывает за пределы разумной аргументации и неизменно оказывается права. Идеализм здесь практикуют в универсальных магазинах. Здесь вы убеждаетесь в ущербности собственной фантазии. Человек (особенно женщина), который любит мечтать, должен долго бродить в таких местах, упиваясь моментом и пренебрегая реальностью, как заблудившийся наркоман. Добирать кайф – не совсем, но все же… вдыхать весь этот воздух. От ряда к ряду, от отдела к отделу, с этажа на этаж, взмывать на эскалаторе, наслаждаться прохладой, вниманием и заботой. От вас не ждут многого, довольно, если вы просто бросите взгляд. А если купите… Но это – крайность, можно просто грезить, ловя себя в зеркалах. А потом задумчиво покачать головой, и спросить еще. Точно такое же, но другое. Можете не объяснять, вас поймут правильно.

– С тобой скучно на шопинге. – Говорит Ира. Это серьезно. И это правда. Я знаю за собой этот недостаток. Экологически чистое приключение – магазинный туризм. Просто ходишь, смотришь, щупаешь, загоняешь ногу в кроссовку, снимаешь, вертишь, поправляешь носок, зовешь близкого человека, рассматриваешь подошву пристальней, чем себя после бритья, принимаешь задумчивый вид, укладываешь в коробку, сидишь, устало встаешь, запоминаешь это место и идешь дальше. Я могу продержаться на шопинге (ничего не купив!) около получаса или даже больше, если с примеркой.

Но сдают нервы, и вот результат – я купил кроссовки на размер больше. И широким пролетарским жестом чек выбросил. Обменяли бы и без чека, но сильна туземная натура. Я затолкал внутрь обновки кусок поролона и убедил себя, носить можно. Женские комментарии я забыл, иначе жить было бы трудно…

Конечно, возможны варианты. Здесь их много, и все хорошие. Около Вали открылся большой магазин натуральных продуктов Холфуд. (whole food). Валя любит там бывать. Мы пользуемся ее советами. С ее помощью Ира нашла особенный норвежский рыбий жир, чтобы добавлять в тертую морковь. Обычный тоже хорош, но норвежский еще лучше. Потому что норвежская сельдь толще в талии, если сравнить, например, с русалкой. Допустим, на кастинге. Странное сравнение, если поспешить с выводами, но вообразить не мешает. Неизвестно, что и где пригодится, если эволюция (а то и сам Господь) спохватится, глядя на результаты нашей бурной деятельности, и вздумает отыграть назад.

В общем, мы берем Валю с собой, когда ездим к оптовикам в COSTCO – торжище с другой стороны хайвея, Валя не любит скоростные дороги. Она подъезжает к нам и пересаживается в нашу машину…

– Нам должны платить комиссионные за доставку перспективного клиента. – Говорю я, ни к кому не обращаясь…

Ира кипит. У людей совестливых, – а Ира именно такова, – врастание в здешнюю среду вызывает этическую дезориентацию. Система требует опыта и навыков, у Иры этот процесс проходит через комплекс вины. Не совсем, но все же… Не знаю, как лучше объяснить, но это так.

– Как ты можешь, Валя обидится.

– Валя прекрасно понимает шутки.

– Это возмутительно. – Говорит Ира с надрывом. Тут лучше не спорить. Раскаяние (между осознанием и искуплением) – это я сейчас чувствую. Но промолчать трудно. Я это уже говорил, но объяснить за раз непросто…

Ира позвонила из машины хозяину, предупредила о нашем вселении, но он встречаться с нами не стал. Зачем? Куда? Номер домика, шифр на дверях мы знали. Что еще требуется?

Зато стоило нам появиться на веранде, с соседнего домика пришла Карен – симпатичная толстушка. У нас с ними общий дoк, то есть причал, и место для купания. Мы как раз вытащили на веранду удочки и стали готовить снаряжение. Пока Ира выспрашивала дорогу, Марина купила леску, и несла покупку над головой, чтобы побыстрее меня обрадовать. Червей мы не купили. Это был просчет. Вот тут и появилась Карен, принесла сосиску для будущей путины.

Мы сидели с озабоченным видом и мотали леску. Леска наматывалась подозрительно хорошо, но разматываться не хотела, делала бороду. Марина не отрывала трубку от уха. Далекий Юрий Иванович давал советы. Ира взялась помогать, и утверждала, что у нее все получилось. Валя объявила, чтобы на нее не рассчитывали. Незнакомый Юрий Иванович (я тоже с ним переговорил) обещал, что будет на связи.

Трагедия назревала, слишком хорошо все началось. Ира с Валей обменялись средствами от комаров. В магазине здоровой пищи Валя купила индийские свечи с отпугивающим дымом. Свечу зажгли у Ириного изголовья, и столб огненного пепла не меньше, чем от извержения Везувия, обрушился Ире на руку. Кстати, ни одного комара за все время я так и не видел. А тогда Ира не растерялась и обмазала руку куриным желтком. Во сне Ира держала руку над головой, будто провожала моряка. На утро мы вздохнули с облегчением. Боль стихла. Поразительно, если бы в Помпеях знали подобный способ, люди не метались бы, в чем мать родила (смотри картину Карла Брюллова), натерлись куриным желтком, а на пепелище стоял бы сейчас цветущий город с современными лупанариями…

Наш сосед Майкл ловит рыбу современным способом. Марина выяснила досконально. С каяка этот хитрец спускает в воду трубу с линзой и обследует рыбье царство, расчетливо, вверх-вниз, продвигаясь на нужную глубину. Когда цель поймана, Майкл вводит в пучину крючок с наживкой – помахивающей хвостиком пластмассовой рыбкой. Проплыть мимо равнодушно нельзя…

– Исключительное коварство. – Говорю я. – Еще и хвостом крутит. Ясное дело.

– Четыре, пять вот таких, – Марина разводит руки на ширину плеч… Не меньше…

У Вали свой опыт. За двадцать лет работы в международной лаборатории она навидалась детей разных народов.

– Япона-сан, – спрашивает Валя, – ты почему такой грустный? Не ешь ничего. Сделай ням-ням, япона-сан, и тебе станет веселее. – Разговор происходит во время застолья. В лаборатории принято отмечать научные достижения.

– Валя-сан, – отвечает сосед по столу, Валя трогательно опекает новичков, – как я могу, когда не поймал никакой рыба?

– Что ты, Япона-сан, – говорит добрая Валя. – Съешь вместо рыбы барбекю и тебе станет весело.

– Нет, Валя-сан. Япона-сан не станет делать ням-ням, пока не поймает свой рыба. Вместе суббота ехал, потом опять ехал, они поймал много рыба, моя ни один не поймал. Удочка берег стоял, они далеко ехал, труба вода пускал, видел, как рыба живет. Я честный ловил, никого не поймал, они нечестный ловил, много поймал.

– Ты еще поймаешь, Япона-сан. – Уговаривает Валя. – А пока съешь барашка, Япона-сан.

– Нет, Валя-сан. Япона-сан не станет есть барашка, пока не поймает свой рыба…

– Так ничего и не съел. – Рассказывает Валя.

– Как бы он харакири не сделал. Острые предметы нужно убрать. – Волнуюсь я.

А каяк то стоял, то исчезал. Отплывал Майкл на рассвете, устраивался с другой другой стороны озера, и запускал в воду зловещую трубу.