— Ага, но парень схватил ее за задницу, — врёт Грейсон, быстро поглядывая на меня. — Ты должен дать ей поблажку. Это сексуальное домогательство.

Бенни выглядывает из-за кастрюли и берет большую ложку с полки из нержавеющей стали.

— Это правда, Вайолет?

Я пожимаю плечами, зная, что должна приложить больше усилий, но в моей груди слишком много тяжести, чтобы волноваться. Кажется, меня волнуют только чертовы красные пятна на его фартуке.

— Наверное, да.

— Ты так думаешь или нет? — спрашивает он, помешивая кипящую воду.

Грейсон давит на меня взглядом «Что ты делаешь? Я просто дал тебе легкий выход»

Я устало вздыхаю, заставляя себя приложить больше усилий, потому что мне нужна моя работа.

— Да, он схватил меня за задницу… Извини, что уронила F-бомбу.

Бенни разочарованно вздыхает и указывает на меня капающей ложкой.

— В следующий раз расскажи мне, прежде чем бросаться неуместными словами. Хорошо?

— Хорошо.

Он хмурится, его лоб сморщивается, но он отпускает меня, говоря, чтобы я взяла следующие несколько дней выходных и собралась. Я делаю глубокий вдох, киваю, беру с полки сменную одежду и выхожу подышать свежим воздухом. Мне придется потерять недельную зарплату. Я злюсь не на себя, а на репортера. Я выбегаю из ресторана на заднюю парковку, где паркуются сотрудники. Небо все еще покрыто серыми тучами, но дождь превратился в морось, и здания вокруг освещаются светом квартал.

Я сжимаю челюсть и иду к середине грязной парковки, сжимая одежду в руках. Внезапно я сжимаю руки в кулаки и кричу сквозь стиснутые зубы:

— Трахни его! Блядь! — Я думала, что давно избавилась от репортеров. Этот должно быть был здесь, потому что полиция возобновляет дело.

Внезапно я слышу хруст гравия, когда кто-то приближается ко мне.

— Ты в порядке? — С беспокойством спрашивает Грейсон.

Я остаюсь неподвижной.

— У меня все нормально. Всего лишь неделя без работы. Я должна быть благодарна, что он не уволил меня. — Я хочу сказать спасибо, потому что он помог мне, но я даже не знаю, как и с чего начать.

— Я не об этом. — Он останавливается позади меня, и я слышу его дыхание. — Я имею в виду то, что тот парень сказал тебе.

Я вонзаю ногти глубже в ладони. Я должна ударить его. Я должна была ударить репортера. Мне нужно что-нибудь ударить. Мне нужно избавиться от этого дрожащего, острого, болезненного ощущения.

— Я в порядке.

Грейсон двигается рядом со мной, и мои мышцы напрягаются. Он идет в беспорядок, в который он не должен идти, потому что я серьезно думаю о том, чтобы ударить его, просто чтобы я смогла сделать что-то, чтобы остановить это режущее чувство внутри меня.

Он протягивает мне стакан, наполненный красной жидкостью.

— Это тебя успокоит.

Я осторожно смотрю в стакан, чувствуя, как закипает гнев.

— Что это?

— Водка и клюква.

— Я не пью.

— Я не налил в него много водки. — Он продолжает держать стакан с сочувственной улыбкой на лице.

Я выхватываю у него стакан и проливаю немного на свои ботинки. Делаю несколько глотков, чувствуя, как жжение алкоголя смешивается с тревожным жжением внутри меня. Я подливаю масла в огонь. Я знаю это. И я должна просто вылить его на землю и уйти.

Вместо этого я допиваю остаток напитка и возвращаю пустой стакан Грейсону.

— Спасибо.

— Пожалуйста. — Он берет стакан и вращает его между руками. — Я заканчиваю работу примерно через тридцать минут… ты можешь подождать… приходи потусоваться в баре, и мы могли бы вместе сесть на автобус и добраться до дома.

— Разве Сет не заедет за тобой?

— Нет, Люк и он устраивают вечеринку в квартире, и я уверен, что они оба слишком пьяны, чтобы вести машину.

Я поворачиваю голову и смотрю на него, задаваясь вопросом, как много он услышал. Он слышал, что моих родителей убили? Что я нашла их. Есть ли сейчас в моей жизни еще кто-нибудь, кто знает о моем испорченном прошлом? — Сколько ты слышал?

— Немного, но я обещаю, что мой рот на замке, — говорит он, не теряя ни секунды.

Он настоящий? Я тихо стою, пытаясь понять это, но я едва могу понять себя, не говоря уже о ком-то еще.

— Хорошо, я, пожалуй, подожду.

Его улыбка расширяется.

— Ладно, переоденься и садись за барную стойку. Я принесу тебе еще выпить.

Мне, наверное, надо было с ним поспорить, сказать ему, что я нехороший человек, когда пьяна, что моя безрассудная энергия усиливается в разы. Но вместо этого я киваю и следую за ним обратно в ресторан, точно зная, куда иду, и мне все равно.

Люк

Я действительно счастливый сукин сын. Я на самом деле счастлив, но только потому, что управляю своей удачей, создаю ее, обманываю её. Я играю в азартные игры почти полторы недели подряд, и у меня тысяча двести баксов. Мне, наверное, пора остановиться, но это так тяжело, когда раз за разом разыгрываю победную серию. Когда я сажусь за стол, я контролирую почти все и ко мне приходит осознание, как сильно я поэтому соскучился.

Вайолет почти не разговаривает со мной, половину времени проводит на работе, а другую в своей комнате. Я пытаюсь дать ей личное пространство, потому что ясно, что она этого хочет, но я начинаю задаваться вопросом, не являются ли то, что она хочет, и то, что ей нужно, совершенно разными вещами, которые я могу понять в определенной степени, желая быть одной, но она полностью замкнулась от всех, всегда одна. Я несколько раз пытался заговорить с ней, просто чтобы вернуть ее в свою жизнь и услышать звук ее голоса, но в ответ получал лишь односложную фразу.

Я все еще сплю на диване, но это становится неудобным, и я еще даже не распаковал свои коробки просто потому, что она всегда запирает дверь. Я хочу ворваться туда и потребовать свою территорию, но потом вспоминаю выражение ее лица, когда она открыла дверь после того, как я узнал о ее родителях, и останавливаю себя, отключаю свое раздражение, напоминая себе, что дело не во мне и не в том, что хочу я.

Всю последнюю неделю я разговаривал с мамой по телефону через день. Я игнорировал ее звонки, но после тридцати с лишним сообщений, забивших мою голосовую почту, я наконец начал брать трубку. Она в одном из своих состояний, когда ей кажется, что кто-то ее преследует — сосед, почтальон, полиция. Она делала это часто, когда я впервые поступил в колледж, звонила мне, чтобы сказать, что мне нужно вернуться домой, чтобы защитить ее. За последние несколько месяцев она немного успокоилась, но я думаю, что когда я сказал ей, что не поеду домой на лето, она решила начать снова. Я изо всех сил старался не ударить что-нибудь кулаком, напоминая себе, что у меня есть своя жизнь и я могу делать все, что захочу. Но каждый раз, когда я слышу ее голос, он напоминает мне о прошлом, затем начинаются кошмары, и меня переполняет гнев.

В пятницу вечером мы с Сетом решили устроить вечеринку, чтобы отпраздновать новоселье, и я рад, потому что мне действительно нужно отдохнуть от всего что происходит в моей жизни. Вайолет и Грейсон все еще на работе, у нас в гостиной полно людей, играет музыка, бесконечное количество выпивки и недельной или около того давности пирожные, которые Грейсон готовил, Сет и он время от времени их едят. Я спросил его, где он взял травку, и он ответил, что у друга, но я думаю, что Вайолет дала ему ее, что заставляет меня беспокоиться, что она может вернуться к тому придурку. Но я не собираюсь спрашивать ее об этом. Если она такая дура, то я ничего не могу с этим сделать. Не. Моя. Проблема. По крайней мере, это то, что я пытаюсь внушить себе, но, как всегда, я не могу не думать о своем прошлом и о том, что наркотики и торговля сделали с моей матерью — во что они ее превратили.

Я ставлю пиво, чипсы и какую-то странную тарелку с фруктами, которую Сет взял, в гостиной, но другие продукты держу в холодильнике для личного пользования. Затем я начинаю играть в «Техасский холдем» за столом, выжимая из своей удачной полосы все, что есть. У меня в организме слишком много стопок водки, и короли начинают выглядеть как королевы, но я не перестану играть или пить, потому что я чертовски хочу расслабиться.