За время совместной службы с Орловым я очень многому научился у него. Юрист по образованию, он был человеком исключительно эрудированным. Возглавив коллектив военных инженеров, Александр Григорьевич быстро завоевал авторитет. Глубоко и всесторонне зная правовую сторону дела, он в короткий срок наладил контакты с наркоматами, руководителями ведущих предприятий, институтов. На совещаниях Орлов держался с достоинством, независимо. Нас поражало его умение веско аргументировать каждый свой довод, корректно и в то же время непреклонно отстаивать интересы Главного артиллерийского управления. Словом, Александр Григорьевич был для всех нас примером принципиальности, выдержки, настойчивости.
При решении самых сложных вопросов Орлов всегда оказывался на высоте. Смелости и решительности ему было не занимать. Это касалось как больших, принципиальных вопросов, так и мелочей. Александр Григорьевич, например, со всей строгостью боролся за неуклонное выполнение существующего распорядка дня. Стремление некоторых сотрудников задерживаться до поздней ночи он расценивал как неумение решать служебные вопросы в отведенное для этого время. Сделав замечание раз-другой, Орлов не останавливался и перед взысканием.
Александр Григорьевич отлично понимал, что руководитель обязан знать специфику того дела, которым занимается. Он настойчиво изучал техническую литературу, знакомился с организацией производства. Спустя некоторое время Орлов подготовил специальное пособие для войск, в котором популярно рассказывалось об устройстве приборов, их назначении, эксплуатационных характеристиках. Пособие было написано на хорошем профессиональном уровне. Так излагать материал мог только опытный инженер, незаурядный специалист в области военных приборов.
Суровая требовательность Орлова не мешала ему оставаться чутким, отзывчивым человеком. Он мог вместе со всеми нами отправиться в театр, на концерт, в плавательный бассейн, открывшийся в Москве. Александр Григорьевич плавал замечательно. А ведь у него была ампутирована нога. Он потерял ее во время гражданской войны. Орлов никогда не жаловался на боль или усталость. Чуть прихрамывал, иногда брал с собой палочку - вот и все. И если бы не бассейн, никто из нас так и не узнал бы о последствиях его тяжелого ранения.
К сожалению, примерно через год нам пришлось расстаться с Александром Григорьевичем. Его назначили помощником военного атташе во Францию, а еще через некоторое время перевели военным атташе в Германию. Мы тепло проводили нашего мудрого наставника, доброго старшего товарища к новому месту службы.
* * *
Первый же год службы в Управлении военных приборов ГАУ убедил меня, что слова Александра Григорьевича Орлова о широких горизонтах имеют глубокий смысл. Слов нет, работа на испытательном полигоне была увлекательной, интересной. Но все-таки она носила односторонний характер. Я, например, занимался звукоулавливателями, мой друг и старший товарищ Борис Леонов - прожекторами. Было известно, что создаются и другие средства обнаружения. Отдельные сведения проникали и к нам, однако они были столь отрывочными и краткими, что мы не могли представить себе даже общую картину.
Здесь, в Москве, все выглядело по-другому. В нашем распоряжении имелись документы, изучая которые, мы знакомились с проводившимися разработками. Бывая на заводах и в институтах, военные инженеры видели, как замыслы ученых и конструкторов воплощались в металл и электрические схемы. И наконец, - что являлось самым главным, как мне кажется, - каждый из нас в большей или меньшей степени принимал участие в разработках и испытаниях новых или модернизированных средств обнаружения самолетов, которые проводились на полигонах. Лично для меня эта сторона служебной деятельности представлялась наиболее интересной и значимой.
Помню, одна из самых первых и очень ответственных моих командировок по заданию Управления военных приборов как раз и была связана с испытаниями, проходившими в районе Евпатории. По распоряжению начальника ГАУ Николая Алексеевича Ефимова сюда доставили все виды приборов и устройств, которые предназначались для обнаружения воздушных целей. Некоторые из них уже были приняты на вооружение. Их установили на полигоне для того, чтобы можно было сравнить тактико-технические характеристики новых и старых образцов. Некоторые системы находились в заключительной стадии разработки и требовали окончательной доводки при работе по самолету.
Я увидел здесь наряду со знакомыми мне звукоулавливателями и прожекторами такие устройства, как теплообнаружитель, о котором раньше мне почти ничего не было известно, дифференциально-интерференционный пеленгатор, установку для пассивного подслушивания. Всего набралось что-то около шестнадцати различных систем.
Задача заключалась в том, чтобы в ходе испытаний получить данные, которые позволили бы объективно сравнить между собой тактико-технические характеристики различных приборов, выявить достоинства и недостатки каждого из них, определить возможность и целесообразность их использования для обнаружения самолетов. Программа была обширной, сложной, с большим объемом математической обработки данных. Для выполнения задания в назначенные сроки (а они были весьма сжатыми) приходилось напряженно трудиться с раннего утра до позднего вечера, прихватывая иной раз и значительную часть ночи.
Принцип проведения испытаний оставался прежним. В назначенный час с аэродрома поднимался самолет, который летал на заданной высоте, по строго определенному маршруту. С ним непрерывно поддерживалась радиосвязь. Те же таблицы с бесконечными цифрами, те же попытки засечь цель на максимально возможной дальности, тот же порядок подсчета ошибок в определении угловых координат. И снова поправки на скорость, направление ветра, температуру воздуха, влажность. Казалось бы, что все это - повторение пройденного. Проектные организации, наше управление имели достаточно статистических данных, на основании которых можно было сделать определенные выводы. Но данные эти собирались в разных местах, разными людьми. Естественно, что могли остаться неучтенными какие-то отличия в условиях. Нельзя было исключать и фактор субъективности при оценке полученных результатов.
Теперь все обстояло иначе. Образно говоря, под все итоги подводился общий знаменатель. Если в небе появлялись облака, то они появлялись одновременно для всех технических средств. Если поднимался ветер, то и он был "общим". Тщательно анализируя полученные данные, сравнивая и оценивая их, мы могли достаточно объективно сказать, на что может рассчитывать Красная Армия сегодня, какое из направлений является наиболее перспективным с точки зрения завтрашнего дня. Проводимые испытания, в сущности, мыслились как генеральная проверка акустических и электроакустических средств обнаружения самолетов. В зависимости от итогов Главное артиллерийское управление должно было определить стратегию дальнейших научных исследований в этом направлении.
Увы, и на этот раз результаты не радовали. Дальности обнаружения самолетов, ошибки в определении угловых координат - все было примерно таким же, как и прежде. Мой доклад о завершении испытаний восприняли в Москве без энтузиазма. Особенно переживал неудачу заместитель начальника Управления военных приборов Владимир Давидович Грендаль. Будучи по образованию военным инженером-технологом, Владимир Давидович имел богатейший опыт артиллериста-практика. Наряду с этим он обладал глубокими и разносторонними теоретическими знаниями. Артиллерийскую академию Грендаль окончил еще в 1911 году, он имел ученую степень доктора военных паук, звание профессора. Феноменальная память Владимира Давидовича, его высокая требовательность заставляли нас особенно тщательно готовиться к докладам. Грендаля нельзя было назвать придирчивым, однако точность и аккуратность он ценил превыше всего. Владимир Давидович никогда не повышал голоса, говорил спокойно, размеренно. Но сам всегда волновался, когда приходилось делать замечание кому-нибудь из подчиненных. Иногда подобные разговоры кончались для него сердечным приступом. Мы старались беречь Владимира Давидовича, ограждать его от излишних волнений. Однако сделать это было не так-то просто. Он часто выезжал в институты, конструкторские бюро, на полигоны и непременно ввязывался в острые споры. Говорил Грендаль увлеченно, излагая только самое главное. Я до сих пор восхищаюсь его умением четко и лаконично формулировать свои мысли.
