- Почему вы неправильно информируете нас о точности? На учениях войск Белорусского военного округа такой прибор испытывался и работал лучше, точнее.
Лицо инженера-связиста залилось краской. Он знал, что радиопеленгатор на учениях показал результаты, которые несколько превысили расчетные, но упоминать об этом не стал, полагая, что пока существенного значения это не имеет. Пришлось извиниться и внести поправку.
Мой доклад о системе "Прожзвук" и легком звукоулавливателе, испытания которого мы завершили, был выслушан с большим вниманием. Особенно детально расспрашивал меня Тухачевский. Отвечая ему, я все больше и больше убеждался, что он не только выдающийся знаток тактики и стратегии, но и человек, глубоко разбирающийся в технике.
- Вот вы говорите, товарищ военинженер, что аппаратура далека от совершенства. Вывод правильный. И очень хорошо, что вы объективно оцениваете наши достижения. А что дальше делать? Чем воевать будем, если грянет бой? Другой-то пока у нас нет... - И, обращаясь к сопровождавшим его, добавил: - Видимо, придется принимать на вооружение эту технику. А над чем наши военные инженеры думают работать дальше? Эффективность противовоздушной обороны надо повышать. Этого требуют интересы Родины.
Я ответил, что ведутся исследования, связанные с обнаружением самолетов по тепловому излучению; кроме того, перед учеными ставится вопрос о разработке радиотехнических методов обнаружения летящих самолетов. Тухачевский одобрительно кивал головой.
- Вот это начинание полностью одобряю! - прервал он меня. - Считаю, что оно и должно быть главным направлением в вашей деятельности.
Пожелав нам успехов, Тухачевский направился к следующему образцу нового вооружения. А я был буквально ошеломлен его эрудицией, умением заглянуть в завтрашний день, увидеть перспективы развития военной техники.
Через несколько минут ко мне подошел председатель секции средств ПВО в научно-техническом комитете Военно-технического управления РККА М. А. Федосенко.
- Хорошо, что такой авторитетный военачальник, как Тухачевский, поддерживает нас, - сказал он. - Чувствую,, что нам придется выдержать еще немало сражений, но будем всегда помнить, что мы не одни.
Вскоре система "Прожзвук" и легкий звукоулавливатель были приняты на вооружение Красной Армии.
Широкие горизонты
Вскоре после того как на полигоне побывал руководящий состав Реввоенсовета Республики, которому мы демонстрировали проходившее испытания вооружение, пришло известие о том, что принято решение передать все разработки, связанные с развитием и совершенствованием технических средств обнаружения самолетов, в ведение Главного артиллерийского управления (ГАУ). Должен заметить, что в прежние годы этими вопросами занималось Военно-техническое управление РККА. Решение о переподчинении диктовалось жизнью. И вот почему.
Во-первых, Военно-техническое управление занималось слишком многими и к тому же весьма разнообразными видами боевой техники, специмущества и приборов. Во-вторых, и это было, пожалуй, основным, в тот период начинались широкие работы по созданию более совершенных образцов зенитной артиллерии, которые предполагалось использовать в комплексе с приборами управления огнем и различными системами обнаружения воздушных целей. Вполне естественно, что для успешного решения этих сложных задач, весьма многогранных и объемных, требовалось объединение общих усилий, какое-то централизованное руководство.
В том же 1932 году в системе Наркомата обороны было создано еще одно управление - Управление военных приборов, которое включалось в состав ГАУ. Во вновь созданное управление из Военно-технического управления РККА перевели некоторых опытных военных инженеров, занимавшихся прожекторами и звукоулавливателями: М. А. Федосенко, Г. С. Гойлова, П. И. Григорьева, Ф. Г. Метлина, Б. Г. Леонова, Н. Н. Духонина и других.
Совершенно неожиданно для меня на полигон пришел приказ и о моем назначении в ГАУ. Собственно, какие-то разговоры о возможном переводе велись и раньше, но они носили общий характер. "Зачем, в сущности, может понадобиться солидному центральному управлению молодой инженер?" - думалось мне. Правда, к тому времени у меня в петлицах уже появилась вторая "шпала", но вот что касается опыта работы, тем более руководящей... Однако начальство рассудило иначе. Приказ был подписан без каких-либо дополнительных согласований со мной.
Не стану скрывать, расставался я с полигоном не без грусти. Но приказ есть приказ.
Вскоре началась моя служба на новом месте. Каждое утро подходил я теперь к старинному зданию на Красной площади. В этом доме помимо Главного артиллерийского управления размещались Управление связи, Инженерное управление, Военно-химическое управление, Управление военно-морских сил и еще некоторые службы и отделы Наркомата обороны.
Должность моя именовалась очень длинно и мудрено: начальник секции средств обнаружения научно-технического отдела Управления военных приборов ГАУ. К нам стекались сведения об испытаниях военной техники нашего профиля, которые мы должны были тщательно анализировать. По отношению к промышленности, производившей для армии вооружение и боевую технику, мы являлись заказчиками. Это обязывало нас разрабатывать и согласовывать тактико-технические требования на все приборы и устройства. Через нас решались вопросы оснащения войск той техникой, которую принимали на вооружение и начинали выпускать серийно. На основании данных об эксплуатации вооружения в частях и подразделениях мы вносили предложения об усовершенствовании, доработке некоторых образцов.
Довольно часто нам приходилось выезжать в командировки на заводы, в научно-исследовательские институты, на испытательные полигоны. Я на практике убедился, что военному инженеру очень нужны личные контакты с разработчиками, конструкторами, представителями промышленности. В разговорах, беседах быстрее налаживается взаимопонимание, улаживаются частные разногласия. Никакая переписка не может дать такого эффекта.
Должен заметить, что бумаги у нас вообще не пользовались большой популярностью. И линия эта исходила от начальника Управления военных приборов Александра Григорьевича Орлова. Он не отрицал необходимости служебной переписки вообще, но считал, что она должна быть сведена к минимуму. Александр Григорьевич также предпочитал личные контакты с представителями наркоматов, промышленности, конструкторских бюро, научных институтов. Его поездки на заводы были не исключением, а правилом. Иной раз только разложишь на столе документы, как резко открывается дверь.
- Вы на месте, Лобанов? Вот и хорошо! Ну-ка складывайте свою канцелярию. Я буду ждать в машине.
А через пять минут мы уже едем по Москве. Искрится на солнце снег, ярко вспыхивают отраженным светом лобовые стекла встречных автомобилей. Александр Григорьевич, запахнув кожаное пальто и подняв воротник, некоторое время молчит. Потом поворачивается ко мне:
- Привыкаете, Лобанов? Не жалеете о переводе с полигона? Вот и ладно! Здесь, сами понимаете, горизонты пошире. Подождите, еще не так размахнемся!
Машина резко тормозит у поворота. Проезд по улице закрыт. Еще месяц назад здесь ничего не было, а сейчас - забор, на котором написано: "Строительство метрополитена". Из ворот выезжает тяжело осевший на задние колеса грузовик. Откуда-то доносится четкая дробь отбойных молотков. Разворачиваемся, едем кругом. И снова встречаем машины с кирпичом, бревнами, тесом. Растет Москва, хорошеет, благоустраивается!
В заводской проходной быстро оформляем пропуска. Несколько слов с директором, главным инженером - и сразу в цех, который выполняет один из наших заказов. Александр Григорьевич берет со стеллажа готовую деталь, внимательно рассматривает ее и вдруг хмурится:
- Что-то здесь не то. Жидковата, на мой взгляд. Неужели мы ее в таком виде утвердили к производству? Где военпред? Пусть немедленно явится ко мне с чертежами этого узла.
Вскоре выяснилось, что без ведома управления, но с согласия представителя военной приемки в конструкцию злополучного кронштейна внесли незначительные изменения, которые отрицательно сказались на его качестве. Давать такое согласие военпред не имел права. И если бы не своевременное вмешательство Александра Григорьевича, пришлось бы переделывать большую партию деталей.
