Паша
– Я разочарован. Ты пожертвовал своей жизнью ради какого-то комка с блохами. А если бы исход был более плачевным? Кто осуществлял бы правосудие? Об этом ты подумал?
Отец был недоволен моим поступком. Недоволен – мягко сказано. Он был в ярости.
Мне нечего было ему ответить. Поэтому, плотно сжав губы, я молча слушал его упреки.
* * *
– Тук-тук! Войти можно?
С этими словами в палату зашел незнакомый мне мужчина. Он был обладателем крепкого телосложения и копны рыжих волос.
– Василий Геннадьевич. Можно просто Василий, – он протянул руку.
– Павел. Можно просто Паша, – я ответил на рукопожатие.
– Да, знаю. Я, собственно, чего пришел-то… Извиниться хотел. Это моя щавка тебя покусала.
Я понял, кто это. Ева рассказала мне о нем.
– Такой буйный пес, ей-богу! Третий раз уже с цепи срывается. Что делать с ним, черт знает…, – вздохнул Василий. – Ах да, чуть не забыл! Я же гостинец тебе принес…
С этими словами Василий Геннадьевич достал из сумки небольшой пакет.
– Держи, малец. Это сало. Домашнее. Жена моя сама сварганила.
– Спасибо, но не стоило…
– Да ты бери, пока дают. Вот, пища настоящего мужика!
Поблагодарив, я положил сало на тумбочку. Ладно, отдам бабушке – она найдет применение.
– Павел, послушай. Ситуация, правда, очень неловкая вышла. Прими мои извинения…, – было видно, что Василий хотел сказать что-то важное, но не знал, как начать. – Я бы хотел попросить тебя…. Как мужик мужика. Можешь не подавать в суд?
Ну, теперь ясно, зачем он возле меня трется. А я-то думал, ему просто стыдно.
Я не собирался подавать в суд. Не собирался просить какие-то выплаты. Мне ничего от него не нужно. Ничего.
– Бублик у меня хороший, правда. Да, буянит иногда. Но ты не волнуйся, я ему сегодня же такую цепь куплю – хрен порвет!
Бублик, ха! Это насколько фантазия должна быть извращенной, чтобы назвать свою собаку Бублик? Да еще и такую… упитанную!
– Я не буду никуда подавать, не беспокойтесь.
Глаза мужичка засияли.
– Ну, спасибо тебе, парниш. Ладно, мне бежать уже надо, – с облегчением выдохнул он. – Ты это, обращайся если что.
И, пожав на прощание руку, он выпорхнул из палаты.
Все это время рядом стоял мой отец. Одна его нога была уперта в стену, руки скрещены на груди. Почему-то никто кроме меня его не видит.
– Ты все еще злишься на меня? – спросил я.
– Ты же знаешь, я не умею долго злиться.
Я вздохнул.
Да, я знаю это.
В детстве я разбил его любимую чашку. Белая такая, с узорчиком. Вроде, ничего примечательного, но значила она для отца очень много. Наверное, потому, что это был последний подарок, сделанный папе его матерью перед тем, как она умерла. Так вот, я разбил ее. Схватившись за голову, папа судорожно начал собирать осколки. Однако никакой магии не произошло – они не склеились воедино. Тогда, прикрикнув, папа поставил меня в угол. По его словам, я должен был стоять там весь оставшийся день. Но через полчаса он вернулся ко мне и, извинившись, сказал, что я могу идти заниматься своими делами.
А однажды я взял какой-то листочек с папиного стола и нарисовал на нем всю нашу семью – маму, папу и себя в центре. И детским корявым почерком подписал: «мамочка, папочка и я». Потом оказалось, что это была крайне важная бумажка, необходимая папе для работы. Увидев мои каракули, папа пришел в бешенство. Он едва сдерживался, чтобы не накричать на меня. Дрожащим от злости голосом отец сказал, чтобы я шел в свою комнату. Я невероятно расстроился, ведь ожидал другой реакции. Утирая сопли кулаком, я двинулся в свою комнату. Оттуда я слышал, как за дверью гневно о чем-то шепчутся родители. Когда шепот прекратился, ко мне в комнату зашел папа. Он сказал, что рисунок получился довольно красивый, но брать что-то с папиного стола без его разрешения – ни в коем случае нельзя.
Мой отец прощал мне все: как мелкие косяки, так и большие. За это я всегда очень любил его.
– Пап, когда уже я увижу маму?
– Скоро, очень скоро. Осталось совсем немного, сынок.
* * *
– У-у-у! А кто это у нас здесь тухнет?
– Разлегся, лежебока!
– Ну, ты даешь, конечно. Как так-то?
– Неужели кого-то затрахал так, что ноги отнялись? Или тебя?
Ко мне в палату, весело гогоча, зашли друзья. Тыкая пальцами в забинтованные ноги, они придумывали все новые и новые шутки.
Признаться, я не ожидал их увидеть. Я думал, им глубоко плевать на меня.
Я был рад им, но мне не хотелось говорить, как я попал сюда. «Решил порисоваться перед девчонкой и спас котенка от большой злой собаки, которая в итоге надрала мне зад». Думаю, они бы не оценили.
– Так что, какими судьбами здесь? – задорно спросил Данил. Судя по их веселому настроению, они уже успели опустошить по бутылочке пива. Как их только сюда пропустили?
– Ну, знаешь, как обычно бывает? Шел, упал, очнулся – гипс, – шутливо отмазался я.
Ребята загоготали. Каждый старался подбодрить меня, рассказывал веселые случаи, травил анекдоты.
Они веселили меня до тех пор, пока не пришла медсестра и не выгнала их.
– Ух, охламоны! Сколько шуму развели…, – проворчала она.
* * *
С одной стороны, нет ничего скучнее лежать в этой затхлой вонючей больнице.
Но с другой стороны, каждый день меня навещает Ева.
Я чувствую, что с каждым приходом она начинает все меньше бояться меня.
Еще чувствую, что с каждым ее приходом я начинаю все больше привязываться к ней.
Она делает меня лучше. Мне хорошо с ней.
Также я заметил, что голоса в моей голове становятся тише или вообще исчезают, когда она рядом. Она заглушает их.
Весь ее образ: белокурые волосы, смущенная улыбка, большие светло-голубые глаза – уже навевает тепло и поднимает настроение.
Девочка-солнце. Она пахнет весной. Ее голос такой же приятный, как шелест листьев, как весенняя капель, как пенье соловья в лесу.
И да, пап, я влюбился.
Глава 35
Ева
Порочен каждый. Разница лишь в степени. Грешки есть у всех. Просто кто-то прячет за дверцей шкафа пару грехов, а кто-то – пару десятков. Или даже сотен. А сколько грехов у тебя на счету, мой друг?
И не ври, что их нет.
* * *
Все утро провела у Ленки. Узнала невероятную новость – она начала встречаться с нашим общим знакомым, Владом Копыловым. Высокий накачанный парень со смазливым личиком. Он пользовался авторитетом среди молодежи. Многие девчонки мечтали завести с ним отношения. Стоило ему поманить пальцем, как они сами лезли к нему в машину.
Не знаю, что они нашли в нем. Как по мне, Влад – пустышка. Снаружи красивая обертка, а внутри гниль.
– А ведь я не люблю его. И мне кажется, он меня тоже. Знаешь, мы смогли бы сыграть идеальные отношения, – вещала мне подруга. – Я могла бы играть роль верной девушки, а он – любящего парня. Мы бы играли все так искусно, что никто из окружающих не заметил бы фальши. Все считали бы нас идеальной парой. И если бы у нас появились дети, то даже они не обнаружили бы нашего притворства. Они бы думали, что у них идеальные образцовые родители, брак которых был построен на взаимной любви и несгорающей страсти. Думаю, нас хватит надолго.
– Но зачем весь этот спектакль, если ты ничего к нему не испытываешь? – не понимающе уставилась на нее я.
– Просто. Для галочки, – передернула плечами Лена.
Вернувшись домой, я увидела папу, сидящего за обеденным столом. Отхлебывая чай из кружки, он апатично смотрел в одну точку. Я тоже налила себе чай и села рядом.
Пип. Пип. Пип.
Что это?
Звук шел от папиного телефона. Ему приходили сообщения.
– Пап, ты чего не читаешь? – удивленно спросила я, размешивая сахар в кружке.