До остановки автобуса шагали молча, рук не отпускали.

Каждый думал о своём.

Прощальный поцелуй всё же состоялся.

– До завтра. Как всегда в шесть? Уже скучаю.

– Я тоже, – неуверенно или равнодушно ответила Даша.

Витька долго махал руками, прыгал, подставляя ладони к окну, посылал воздушные поцелуи.

Девочка, проехав одну остановку, сошла, не понимая почему, зачем.

Некомфортно на душе, слабость какая-то, словно отравилась чем. Захотелось прогуляться. Просто так.

На мгновение Даша задумалась. Мысли улетели далеко-далеко. Удивительным было то, что они кружили в пустоте, словно кругом лежал снег, которого она никогда в жизни не видела, который был и сверху, и снизу – везде. Но холодно не было: непривычно, одиноко, тоскливо – да.

Отчего-то ни с кем не хотелось разговаривать, видеться, – улягусь прямо здесь, – подумала она, буду ждать, когда появятся звёзды.

В сознание вернул велосипедист, наехавший на неё колесом.

Даша очнулась, принялась оглядываться. Задумалась-то всего на минуточку. Как умудрилась оказаться здесь, на набережной? Цветущие кустики. Скамейки. Вон на той они целовались.

Надо же, опять её успели занять, тоже целуются, да как увлечённо.

А Витька как сюда попал?

Даша выпучила глаза, напрягла зрение: Витька. И она – та, без комплексов, с ироничным взглядом и трусами верёвочкой.

Подушка сохранит пустые сны,

как первоклашка – стеклышки цветные;

царапины глухим глаголом «были»

годами заживать обречены…            

Ксения Хохлова

Ночь выдалась невыносимо тяжёлая, долгая-долгая, практически бесконечная, несмотря на то, что пролетела за одно нескончаемое мгновение: даже покурить было некогда.

Теперь можно присесть с закрытыми глазами, расслабиться, забыть о четырёх срочных операциях,  о мешках с окровавленными салфетками, изматывающей череде уколов и капельниц; о сердце, которое едва не выпрыгнуло из груди, когда пациент под наркозом запросто разорвал фиксаторы и соскочил с операционного стола.

Мало того, что реанимация могучего, но беспомощного тела потребовала массы агрессивной активности и с невероятной скоростью потраченных нервов, так ещё и хирург от потрясения грохнулся в продолжительный обморок.

В его кабинет сестра пришла обговорить неоднозначную ситуацию. Доктора не было.

На секундочку смежив веки, Галя мгновенно провалилась в подобие транса, когда голова идёт кругом, а ты падаешь в глубину бездонной пропасти спиной вниз.

Позвоночник стонал от напряжения, мышцы ног сводило судорогой, в голове царил странного характера вакуум; создалось впечатление, что где-то в черепной коробке образовалось несанкционированное отверстие, через которое пустота с противным шипением рвалась наружу.

Удивительным было то, что она как бы падала, но страшно не было, а в это время извне в то место, где обитают грёзы, взамен отторгаемой с неприятным шумом материи, мощно вливался сгусток потрясающе вкусной жизненной силы.

Галина Тимофеевна, изнурённая безмерной психической нагрузкой тридцатилетняя хирургическая медицинская сестра в состоянии близком к беспамятству отчётливо ощутила невероятный прилив энергии и крови к груди, внизу живота, вызванный странным видением: в неё мощными толчками входил тот самый пациент, которого они едва не потеряли.

У Корепанова, бывшего бойца спецназа, уволенного в запас по причине контузии и множественных боевых ранений, собранного некогда по кусочкам после взрыва мины, сдвинулся с места осколок, который прежде не решались оперировать.

Как всегда бывает в подобных случаях, обломок металла пошёл в атаку неожиданно, в пиковый момент сладострастия на интимном свидании: его привезли в клинику стыдливо прикрытого простынкой.

Боевое снаряжение любвеобильного кабальеро так и не успело разрядиться. Несмотря на невыносимую боль, могучее либидо здоровяка гордо топорщилось меж атлетически выглядящих бёдер как напоминание о непобедимости героического бойца даже в мирной жизни.

Готовить больного к операции пришлось Гале.

Может быть, и не было в том необходимости (операционное поле находилось в подреберье), но сестричка подошла к обязанности с максимальной ответственностью: растительность в паховой области была безжалостно истреблена и продезинфицирована, для чего у восставшего копья приходилось, то и дело менять положение, естественно вручную.

Корепанов корчился, извивался, напрягал надёжно зафиксированные по инструкции жилистые ноги и рельефный, возмутительно сексуальный пресс, мычал нечто нечленораздельное, сердился, – потерпи, родимый, так надо, ты же не хочешь, чтобы в раневую ткань попала гадкая инфекция, – ласково разговаривала с ним сестричка, удерживая восставшее орудие миниатюрной ладошкой.

Не трудно догадаться, что стандартная медицинская процедура закончилась густым вулканическим фейерверком эмоций страсти, после чего бравый солдатик погрузился в прострацию: то ли от боли, то ли по причине неожиданной глубины наслаждения.

Инцидент в операционной – прыжок пациента со стола и побег полководца с поля боя был срочным порядком засекречен. За подобное недоразумение недолго и за решётку загреметь.

Из блаженного оцепенения Галю вырвало прикосновение, – спасибо тебе, выручила. Должен буду, – устало произнёс Андрей Борисович, закрывая кабинет изнутри на два оборота ключа.

– Я не в претензии, Андрей Борисович. С каждым может случиться. Всех предупредил?

– Только ты осталась, – прошептал мужчина, нежно целуя сотрудницу в шею, – могу я рассчитывать на срочную медицинскую помощь?

– Мне бы поспать, Андрюша. Кто знает, что день грядущий нам готовит. Корепанов мужик мощный, но, богатыри тоже ломаются. Я здесь останусь, прослежу.

– Я быстро, мяукнуть не успеешь. Очень надо. Вопрос жизни и смерти.

– Относишься ко мне как к походной аптечке. У меня таблетка просрочена. Сегодня ничего не получится.

– Жаль. Я думал мы в ответе за тех, кого…

– Ты ничего не перепутал, Сазонов! В ответе – ты за жену, а она за тебя. Я сегодня уже похмелилась.

– Когда успела!

– Не когда, а с кем, Андрюшенька. Тебе такое в страшном сне не привидится. Сама не ожидала от себя такой прыти. Сдавай смену и вали. Будильник мне поставь. Часа два, думаю, хватит, чтобы оклематься.

Андрей Борисович постелил Гале на топчане, укрыл её пледом, но не удержался, запустил пятерню меж ног, – да ты и впрямь мокрая! Охренела что ли?! Ты чем на рабочем месте занимаешься, с кем, я тебя спрашиваю!