Дудин остановился. Он сидел молча и смотрел куда-то перед собой. Наверное, вспоминает прошлые годы, подумал Михаил. Для того, чтобы придать динамику разговору, он сказал:
– Очень интересная история. Что же было потом?
– Что потом? – будто встрепенулся Дудин. – Потом наступило начало семидесятых годов. Отец, а он был старше мамы Беллы, заболел и покинул нас навсегда. Примерно с этого же времени она перестала выступать на сцене. Ее еще приглашали куда-то, но с каждым годом все реже и реже. Алла, как я уже говорил, жила со своим сыном, Каем. Представьте, такое имя дали – Кай. Впрочем, это сугубо их дело. Я пробовал заниматься музыкой, потом писал на музыкальные темы, но это не приносило ни удовольствия, ни денег. И вот, в конце семидесятых годов у нас с мамой Беллой состоялся разговор.
Дудин слегка улыбнулся и продолжил:
– Знаете, иногда дети в семьях, где больше одного ребенка, спрашивают сами себя: кого больше любят родители? Я в детстве задавался вопросом, кого больше любят мои родители: Аллу или меня? Мне всегда казалось, что её, Аллу. А вот потом, позднее, когда у нас состоялся тот разговор, мне представлялось, что мама Белла меня любит сильнее. Но может быть, так мне только казалось. Как бы то ни было, она сказала мне, что в Союзе у меня нет никаких перспектив. Что с моими знаниями, моим чутьем я не могу быть востребован в стране, где музыка зависит от политики партии. Она предложила мне уехать в Париж, пока еще у нее оставались там связи, которые могли бы помочь. С одной стороны, мне не хотелось уезжать, менять так кардинально свою жизнь, оставлять ее одну здесь. Но, с другой стороны, я не мог с нею не согласиться. И я согласился. Мама Белла написала ее знакомым. Они ответили, что помогут мне. Тогда вопрос решился окончательно. Сперва мне пришлось серьезно взяться за язык, развить школьный курс (а ведь по рекомендации мамы Беллы в школе я учил как раз французский). Потом… Потом… Я уехал. Во Франции мне действительно очень помогли. Через несколько месяцев стал печататься в специализированной музыкальной прессе. Тем и живу до сих пор. Женился. С мамой Беллой мы всегда были на связи. Сначала часто переписывались, а потом, когда стало возможным – созванивались. Иногда, когда позволяли время и средства, приезжал. Она никогда не жаловалась, деньги у нее были. За нею последние годы приглядывали сиделки, она оплачивала их работу. Насколько я понимаю, мама Белла периодически, скажем, раз в год продавала один–два слитка драгоценных металлов, на вырученные деньги и жила. – Дудин остановился, обвел взглядом стены и закончил. – Я вот приехал после звонка соседки, Розы Соломоновны. Пока побуду здесь, в Москве.
Дудин посмотрел на Михаила, как бы говоря: вот и всё, что я могу сказать. Что еще изволите? Михаил же молчал, потому что не понимал никакой связи между своими задачами и тем почти монологом Дудина, который только что услышал.
– Вы меня простите, – начал Михаил, – но я хотел бы выяснить про перстень, который, как вы говорите, был у Изабеллы Иосифовны. Нам поручила страховая компания…
– Конечно, конечно. Не подумайте только, что я позволил себе распространяться на тему своей семьи ради того только, чтобы убить время или еще что-то в этом роде. Это было необходимое предисловие. Без него вам трудно было бы понять, как обстоит дело сейчас. Кроме этого, месье детектив, возможно, что именно вы поможете и мне раскрыть одну тайну.
– Какую же?
– Мама Белла оставила завещание. Мы все знаем об этом: и я, и моя семья, и семья Аллы, то есть ее сын Кай. Она переделывали завещание, когда не стало Аллы – это я знаю на верное. Тогда пришлось приглашать нотариуса прямо сюда, домой, потому что она уже не выходила. Так вот, согласно этому завещанию, почти всё, за исключением одного предмета, отходит мне. Почти всё: квартира, драгоценности, слитки драгоценных металлов, мебель и тому подобное. За одним–единственным исключением.
Сказав это, Дудин стал выдерживать паузу, похожую на театральную. Михаил понял это и задал сам собою разумеющийся вопрос:
– Какого же предмета, не томите, пожалуйста!
– Перстня. Того самого перстня, который вас интересует. Согласно ее воле, он должен отойти Каю. Другие лица в завещании не указаны, других родственников у нее нет.
«Вот так выход из-за печки!» – подумал Михаил. Что же получается? Главным наследником является Дудин. Такое богатство! Да за счет этой квартиры, сдавай ее, можно безбедно жить долгие годы. А сколько драгоценностей, скорее всего, осталось?! Слитки. М–да… Подобного случая еще не было в его практике. Неожиданная загадка. Что она может означать? В практике бывали случаи, когда подобные загадки уводили куда-то в сторону от истинного положения дела. Впрочем, если учесть неприязненные отношения между Дудиным и его сестрой Аллой, не возникло ли у того желания отомстить почившей сестре, оставив ее сына без наследства? Хм! А ведь такая версия может статься вполне вероятной! Может было так: Дудин приезжает в квартиру, получает доступ к сейфу с драгоценностями, и, зная, что все кроме перстня достанется ему, похищает или просто забирает для временного удерживания перстень. Возможно, что его цели мщения, вынашиваемые многие десятилетия, получили свое решение. Он внутренне доволен этим. Отсюда и спокойствие: мол, не узнаете и не достанете. Да уж, выглядит правдоподобно. Но что же делать? Странный вопрос! Всегда в сложных ситуациях, а эта ситуация, несомненно, очень сложная, Михаил знал, что любой плут начинает сыпаться в деталях. Следовательно, необходимо обратиться к всевозможным мелким событиям, их точному описанию соотносительно со временем. Получив информацию, провести тщательный анализ, а потом – ловить жулика на несоответствиях. Ловить и поймать. Начну прямо сейчас, решил Михаил, и сказал:
– Позвольте попросить вас об одолжении. Могли бы вы показать мне квартиру, рассказать, у кого был доступ внутрь. Меня интересуют все подробности.
– Безусловно, – ответил Дудин. – Идемте со мной, я все вам покажу и буду комментировать. Впрочем, давайте начнем прямо с этой комнаты. Здесь всегда была наша гостиная. Кстати сказать, здесь мама Белла, а поначалу и я, жили с начала семидесятых годов, то есть уже около сорока лет. Идемте дальше.
Михаил поднялся. За время разговора ноги его затекли, и он инстинктивно их размял и потянул спину. Они вдвоем прошли в прихожую, которую Михаил не разглядел сразу по–хорошему, потому что сосредоточился на самом Дудине. Прихожая показалась Михаилу большой комнатой. Она спроектирована таким образом, что солнечный свет попадает в нее через открытые комнатные двери. Деревянные шкафы, огромное, в человеческий рост, зеркало, обрамленное декоративными деревянными кружевами, несколько покрытых красной кожей пуфов.
– Площадь квартиры примерно сто тридцать метров, – сказал Дудин. – Как маме Белле удалось получить ее – точно не знаю, но мне известно, что пришлось походить по кабинетам начальников, вспоминать заслуги во время войны. Скажу по секрету, в этом доме все были или остаются не простыми людьми.
При этих словах он приоткрывал шкафы, показывал руками. Даже открыл входную дверь изнутри.
– Вот, смотрите, – сказал он, – уже после моего отъезда, когда в городе то тут, то там случались нападения на квартиры, установили бронированную дверь, снаружи есть даже видеонаблюдение на звонке. Если мама Белла оставалась одна, то могла открыть дверь кнопкой, две такие кнопки установлены в разных местах: одна в прихожей, другая возле ее кровати в спальне. Там же, в спальне, небольшой экран с камеры наблюдения. Да… безопасность прежде всего.
Экскурсовод и экскурсант вошли в спальню. Просторная комната, окна которой выходили во двор, полная тишина. Посреди комнаты двуспальная широкая кровать, застеленная плотным бежевым покрывалом. В сущности, вся комната в бежевых тонах. На торцевой стене огромный женский портрет. Михаилу нетрудно было догадаться, что это и есть сама Изабелла Модис. Помимо портрета на стенах крепились несколько бра. В одном углу комод, закрытый ажурной тканой салфеткой, в другом углу трельяж. В этот момент зеркала его оказались сложены.
